— Знаешь… Пожалуй, утром я действительно обозналась, — сказала она, поразмыслив. — Это не Николай утром вышел из твоей комнаты.

— Ладно, — промямлила я. — Только сейчас прошу вас, уйдите отсюда. Мне очень неприятна ваша компания.

Хозяйка вся задрожала и двинулась на меня.

— Наталия! — заскрежетала она зубами. — Николай обручился с Антонией… Это правда… Пойми это наконец и убирайся.

Ах, как мне хотелось, чтобы эта женщина провалилась сквозь землю! Я возненавидела ее еще с тех пор, когда она повысила мне квартплату. А когда она испортила титан в ванной, я с трудом ее переносила. А ей было просто невдомек, что я еле сдерживаю себя.

— Наталия… Наталия, — она начала заикаться. — Этот ребенок не может быть от моего сына…

— Разве? Зачем вы так обижаете Николая?

— Но он обручился с Антонией Филиповой… Это ты понимаешь? Через две недели у него конкурс…

Конечно, я все понимала. Вот только, вот только…

— Я не уйду отсюда! — твердо заявила я. И просто восхитилась тем, как я это сказала. Я готова была лопнуть от гордости, какая я смелая. — И вы, гражданка Стоилова, как будущая бабушка, не имеете права выставить меня отсюда среди зимы. Знаю, что вы жестокий человек, но чтобы до такой степени…

Хозяйка потеряла дар речи. В комнате стало тихо.

— В трехдневный срок ты должна освободить комнату, — потребовала Стоилова. Я не ответила. — И ты ее освободишь! — угрожающе повторила она.

Мне хотелось, чтобы ад действительно существовал. Увидеть бы, как ее сажают в котел. Интересно, что растворилось бы сначала — она сама или ее злоба? В соседний котел забралась бы я сама. Любые муки выдержала, только бы увидеть, как она умасливает Сатану и пишет заявления с просьбой перевести ее в другой котел. Вот какой была Стоилова.

— Хочешь, я дам тебе пятьдесят левов, — предложила она. Голос у нее сел, а потом почти совсем пропал. — Может, этого хватит, чтобы…

— Всего пятьдесят? — удивилась я. — Да за такие деньги я и разговаривать с вами не стану…

— Восемьдесят, — неуверенно предложила старая. — И рука у нее задрожала, как магнитная стрелка. А что будет, если сказать сто? Удар, наверное, хватит! А если сто пятьдесят?

— Давайте двести и фазу же съеду! И все проблемы исчезнут вместе со мной! Господи, да не жадничайте же, а то передумаю!

Хозяйка аж позеленела. Онемела и окаменела. Целую минуту сидела, не шевелясь. Минут пятнадцать рылась в комоде, а потом еще долго пересчитывала десятки.

— Быстрее, быстрее, — подстегивала я. — Я молодая, бессердечная и нахальная. Не забывайте, что у меня тоже экзамены…

Она проверила другой ящик. Снова пересчитала деньги. А отдавала, будто от сердца кусок отрывала. Ни слова не сказала, а только обожгла взглядом налитых кровью глаз.

Ничего, очухается. Хотя и не сразу. Ведь двести левов!

Наконец она обрела дар речи.

— Ну, а теперь убирайся!

Надменная и величественная, она с презрением наблюдала за мной.

Вдруг мне стало ужасно неприятно, что я позволила ей говорить со мной так надменно. Ведь я могла бы потрясти деньгами у нее перед носом:

— Ловко же я вас надула!

А потом разжать пальцы и созерцать, как бумажки легко и свободно кружатся в воздухе и падают, а она, перегнув величественный стан, собирает их. Для такого зрелища стоило постараться. Подождать, пока она пересчитает их дрожащими руками. Но… такие, как она, больше всего страдают, когда залезут к ним в кошелек…

— До свидания, дорогая, — сказала я с улыбкой. Ответа не последовало.

Она повернулась ко мне спиной.

Взяв деньги, я оставила поле боя. Поздно, пора ложиться. Если есть где лечь. На лестнице, этажом ниже, я столкнулась с Николаем. Было видно, что он спешил. Перепрыгнув через две ступеньки, он оказался рядом со мной.

— Ты помирилась с мамой?

Как ему только не стыдно смотреть мне в глаза после всего? Я могла бы спустить его с лестницы, но это вряд ли смирило мой гнев, поэтому я отказалась от такой идеи.

— Помирились, — улыбнулась я мило. — Она даже дала мне двести левов. Хочу сказать, подарила.

— Тебе? Зачем?

— Чтобы я купила свадебный подарок тебе и Антонии.

— Какой Антонии?

Как мне хотелось, чтобы его скрутило пополам от сердечного приступа, чтобы он упал в обморок. Ненавижу лжецов. Просто не переношу их. Я взглянула на него — более удивленного лица мне не приходилось видеть.

— Разве ты не обручился с Антонией? Николай остолбенело уставился на меня. В тот же миг на лестнице погас свет и мы поцеловались. Было так здорово. Может, поэтому мне так везло потом на экзаменах.

Илиан Лолов. На работе

Перевод Валерии Миневой

Начальник составлял очень важный документ.

— Куда девался Папанчев? — обратился он к сотрудникам. — Он мне очень нужен.

— Его с утра нет, — заметила Чучкова.

— Посмотрите под письменным столом.

— Да, он здесь, — ответила Чучкова. — Спит. Пьяный, как свинья. Лежит между бутылками.

— Глупости! — промямлил Папанчев. — Совсем я не пьяный, просто искал под столом скрепку и незаметно заснул. А бутылки я сдал еще вчера.

— Папанчев! — повысил голос начальник. — Возьмите себя в руки. Финский стоматолог XIX века?

— Одиннадцать букв? — усмехнулся Папанчев. — Парпунянсен.

— Да, подходит, — кивнул начальник. — Потому и держу вас, что вы способный. Но пойдите, освежитесь под душем. — И он вписал слово в свой документ.

В дверь постучали.

— Не пускайте никого! — пропищала секретарша. — Я в одной комбинации! Даже без нее!

— Чучкова, — приказал начальник, — слышите! Не открывайте, пока Камелия не закончит с портнихой!

— Спасибо, — стрельнула в него Камелия красивыми синими глазами. — Последняя примерка самая важная. Сейчас сметает и эту сторону…

— Погодите, погодите! — крикнул Папанчев, выскакивая из душевой. — Это ко мне. Ученик, которому я даю уроки по математике. Входи, входи. Не смотри на девушку, нечего на нее глядеть, смотри лучше на уравнения

— Тетя Мара, — обратилась Чучкова к уборщице, отдыхающей на диване, — одолжи мне чашечку риса, а то в моем письменном столе кончился. Завтра я тебе верну.

— Нет у меня риса, Чучкова. — Уборщица читала Д. Хамметта и не любила, когда ее прерывали на самом интересном месте. — Надо приносить из дома.

А в другом углу одна женщина, которая два-три дня назад неизвестно зачем поступила на работу, что-то увлекательно рассказывала, не обращаясь ни к кому конкретно:

— …я читала однажды книгу, не помню, как называется, одного писателя, не помню какого, и в ней говорилось, сейчас не могу вспомнить, о чем там говорилось…

— В чем дело? — возмутился начальник. — Я еще не знаю вас достаточно хорошо, но раз мы приняли вас на работу, будьте любезны рассказывать содержание книги про себя.

В дверь опять постучали.

— Папанчев, открой, пожалуйста, — попросила Чучкова, — а то у меня обед подгорит.

— Не пускай никого, — крикнула Камелия. — Я не одета! Я голая!

— Нет, нет, — успокоил ее Папанчев. — Какие-то люди, похоже, приличные. Чего желаете?

— Мы простые граждане, — сказали кротко посетители. — Мы с жалобой на вас.

— Папанчев, — распорядился начальник, — скорее возьмите у них отпечатки мизинцев и проверьте, действительно ли они простые граждане. Если окажутся обыкновенными, сразу же выставите их!

— Один необыкновенный! — взволнованно прошептал Папанчев.

— Пригласите его в гостиную, — сказал начальник. — Покажите ему Камелию. Достаньте икру, намажьте потолще бутерброд и угостите вашим шампанским. Развлекайте его до конца рабочего дня. Тетя Мара займется вашим учеником.

— Беру жалобу назад, — сказал позже необыкновенный гражданин. — Вместо нее выношу благодарность.

— Спасибо вам, дорогой, — засмеялись довольные служащие. — И передавайте большой привет вашему дяде.

Вскоре рабочий день кончился и все пошли домой.

— Не вздумайте завтра опаздывать, — строго предупредил всех начальник. — Работа есть работа! А сейчас желаю вам приятного отдыха.