Пока служащие банка освободились от пут и подняли крик, прошло еще несколько минут. За это время грабители успели уйти далеко.

Собрался народ. Узнав о происшествии, явились люди миршаба, отряд кушбеги^{25}, служители кази-калона и сам раис. Сломав замок, они проникли в здание банка, расспросили служащих и принялись за поиски. Однако сколько ни обыскивали город — не нашли ни одного подозрительного человека.

Кушбеги выслал в погоню отряд отборных эмирских сарбазов, которые назывались «кавказцами», потому что носили форму кавказских войск. Преследователи поскакали во все стороны, но единственной их находкой были пустые банковские мешки, валявшиеся у болота Шуркуль за северными воротами города.

Только одна группа преследователей, пустившаяся в юго-восточном направлении, наткнулась возле железнодорожной станции Мургак на трех неизвестных. Хотели их схватить, но те открыли стрельбу. Несколько минут длилась перестрелка, но после того как один из сарбазов был ранен, остальные отказались от преследования и повернули назад.

Так и не поймали грабителей, осталось неизвестным кто они были.

После этого происшествия в работе банков, находившихся в Бухаре, появились некоторые изменения. Ни один из них не оставлял в городе денег. Сразу же по окончании служебного дня все наличные деньги отвозились в Каган^{26}. Центральные кассы банков находились в Кагане. Утром деньги, нужные для очередных операций, под усиленной охраной привозились в Бухару, а вечером увозились обратно в Каган.

После ограбления банка люди стали пугать Кори Ишкамбу, уверяли его, что деньги всех вкладчиков пропали.

Он и сам не очень надеялся получить их обратно, и это так сильно повлияло на него, что в его поступках появились признаки безумия.

Однако страхи оказались напрасными. Как только банк открылся, Кори пошел и потребовал свои деньги. Без всяких разговоров ему тут же их выдали.

Тогда доверие Кори Ишкамбы к банкам возросло больше прежнего. Он пошел и в тот же день снова сдал свои деньги в этот банк. После того стал вкладывать в банк каждую свободную копейку. Если же деньги попадали ему в руки вечером или в конце дня, когда банк был уже закрыт, ростовщик впадал в сильнейшее беспокойство. С одной стороны, его огорчало то, что деньги пролежат один день без пользы, не принося процентов, а с другой — он боялся грабителей. Из страха перед тем, что его могут ограбить, он стал искать потайное место, где можно было прятать деньги так, чтобы никто не догадался.

Постепенно я понял, как тяжела была жизнь этого человека: его терзал постоянный страх, он подозревал каждого встречного, ему казалось, что все следят за ним, что все только и ждут момента, чтобы узнать, гдё у него деньги, и похитить их.

Только одному человеку доверял Кори Ишкамба — сторожу склада «Кавказ». Один лишь сторож знал, где прячет ростовщик свои деньги, оказавшиеся у него на руках после закрытия банка.

История того, как возникло это доверие, столь забавна, что ее стоит рассказать.

Однажды, когда Кори Ишкамба выходил на улицу из склада «Кавказ», сторож, желая подшутить над ним, вынул из кармана и бросил на землю теньгу. Окликнув уже вышедшего на улицу Кори Ишкамбу, сторож спросил:

— Дядюшка Кори, не вы ли потеряли вот эти деньги?

Кори Ишкамба поспешно вернулся и озабоченно спросил:

— Где? Где?

Сторож поднял монету и показал ее Кори. Тот схватил ее и стал причитать:

— Да, да, да. Я только сейчас обнаружил, что карман у меня дырявый и деньги потеряны. Вот спасибо тебе! — И он в замешательстве сунул деньги в тот самый карман, который, по его словам, был дырявым.

— Пошли тебе бог счастья, братец! — продолжал Кори. — Конечно, будь на твоем месте кто-либо другой, он не вернул бы мне этих денег. Оказывается, и в наши времена не перевелись люди, которые боятся присвоить себе чужое...

И вот, после этого случая, Кори Ишкамба проникся к сторожу безграничным доверием.

С тех пор, если ему нужно было откуда-нибудь получить деньги вечером, он обязательно брал с собой этого сторожа.

Вот почему, когда ему пришлось получать долг от моего знакомого, молодого сына торговца, он привел этого сторожа, принял деньги в его присутствии и унес их вместе с ним в такое место, о котором знали только он сам да сторож.

Но недолго это продолжалось.

Вскоре и сторож попал в компанию с наихудшими негодяями. А после этого Кори Ишкамба окончательно решил, что в мире нет человека, который удержался бы от соблазна воспользоваться чужим добром.

О том, как это случилось, мы расскажем в дальнейшем, когда до того дойдет черед.

В городе Бухаре, где ростовщиков было очень много, Кори Ишкамба, отдавая деньги в рост, не мог получить больше чем две с половиной теньги с сотни за месяц. Одалживая крупные суммы баям, он был принужден довольствоваться только двумя теньгами или даже еще меньшей суммой. Все крупные купцы были связаны с российскими банками, откуда они могли получать ссуды за восемь процентов годовых, то есть за каждые сто тенег отдавать всего восемь тенег за целый год, а не за месяц. Но все же им приходилось брать в долг также и у Кори Ишкамбы и подобных ему ростовщиков. Банк, выдав им ссуду в соответствии с их состоянием, отказывался давать больше, а положение было таково, что в дни скупки шкурок каракуля или каких-либо иных ценных сезонных товаров крупные торговцы, проводящие широкие операции, не довольствовались ссудами, выдаваемыми банками. В такие периоды они были вынуждены обращаться к ростовщикам типа Кори Ишкамбы и выплачивать им в два — два с лишним раза больше процентов, чем банкам.

В Бухаре знавали в те времена ростовщиков и более богатых, чем Корн Ишкамба. Это были меняли — саррафы; они ссужали деньги только самым крупным баям. При наличии таких сильных соперников ростовщики меньшего масштаба, каким был и Кори Ишкамба, давая деньги богачам, принуждены были довольствоваться меньшими процентами, чем те, которые они получали со своих обычных клиентов — лавочников и средних торговцев.

В то же время сельские ростовщики выжимали из бедняков дехкан ежемесячно по десять тенег с каждой данной им в долг сотни. У Кори Ишкамбы, когда он слышал об этом, слюнки текли от зависти к сельским ростовщикам. Он извивался, как волос, попавший в огонь. Однако, если уж в городе, где он всегда чувствовал себя под защитой эмирских властей, Кори Ишкамба мучился постоянным страхом, подозревая каждого в недобром умысле против себя, то тем более он никак не мог решиться выехать за пределы городских стен, в сельские местности. Его страшили и босяки-дехкане, и вражда соперников — сельских ростовщиков.

«Я не дурак, чтобы ехать в степь и подвергать там опасности и свою жизнь, и свои деньги, которые для меня дороже жизни», — думал он. Поневоле ему приходилось довольствоваться двумя с половиной процентами, которые он получал с лавочников и мелких торговцев, да сезонными доходами, которые были не так велики, хотя он и получал их с крупных баев. Эти операции оставляли свободной часть его денег, и он был вынужден вкладывать их в банк, получая всего пять процентов годовых.    

Банками Кори Ишкамба был недоволен больше, чем всеми остальными клиентами.

— Если банки и богаче всех, — говорил он, — то они и скупее всех. Какие-то несчастные лавочники дают мне по две с половиной теньги в месяц, а из банка я получаю всего пять в год.

Самыми щедрыми в мире он считал бедняков дехкан, которые, если берут деньги в долг, то дают по десяти тенег в месяц с каждой сотни.

— Настоящую выгоду можно получить только в кишлаке, — говорил он не раз. — Если бы дал мне бог завязать дела с дехканами, вот тогда я бы наконец насытился, смог бы вместо этих ничтожных процентов, которые я получаю с жадюги-банка, брать в десять-пятнадцать раз больше с дехкан. У них при пустых кошельках такие щедрые и широкие сердца!