— Вероника, я сожалею, что вас оскорбили, — водянистые глазки быстро скользнули по моему лицу. — Но, при этом, я не могу не заметить, что если бы вы вели себя несколько скромнее, то конфликты, скорее всего, обходили бы вас стороной.

Ника недоумевающе захлопала ресницами. Эх, директор… С такими, как она, учтивый тон бесполезен. С ними надо говорить на их же языке.

— Я сейчас про вашу манеру одеваться и похабное поведение, — решил уточнить директор, а Ника обиженно поджала губы. — Сейчас вы, в сопровождении Светланы Анатольевны отправитесь на урок, и я хочу, чтобы вы запомнили… — он грузно встал, оперся двумя руками о стол и, чуть подавшись вперед, внезапно заорал, гневно смотря на нас: — Еще раз такое повторится, и вы вылетите отсюда пулей! И вас даже в самую вшивую школу не возьмут, кроме коррекционных!

В ушах зазвенело, а сердце испуганно замерло в груди.

— Я ясно выразился? — вернувшись к своему спокойному тону, спросил Алексей Александрович. Мы смогли ответить только энергичным киванием. — Чудно. Выметайтесь.

И мы четверо поспешили убраться из кабинета директора как можно скорее.

— Дмитриева, задержитесь, — окликнул меня директор, когда я была уже у самой двери. Я тяжело вздохнула, стараясь сделать это как можно незаметнее, и, поймав на себе обеспокоенный и сочувствующих взгляд Наумова, поджала губы и вернулась к директору «на ковер».

— Марина… — вздохнув начал директор, усаживаясь в своем кресле, снова складывая пальцы «домиком». — Как поживает ваш отец?

— Спасибо, вроде неплохо, — нерешительно ответила я, не понимая, к чему это все.

— Слышал, его повысили?

— Да, он как раз занимается сейчас этим вопросом.

— Пусть ваша семья примет мои искренние поздравления, — чуть улыбнулся директор. — Видишь ли, мы с твоим отцом когда-то были дружны. И мне хотелось поздравить своего хорошего старого друга.

Ну да, конечно. А заодно напомнить о своем существовании… Вдруг папа протащит куда?

— Спасибо, я передам, — вежливо поблагодарила я. — Он сейчас в командировке.

— Вот как? С супругой, как всегда?

— Да, — ответила я, удивляясь, откуда он так осведомлен о нас.

— Справляетесь одна? — дружески спросил директор.

— Старший брат мне помогает… — начала я, а Алексей Александрович оживился.

— Алексей! Помню, помню! Блестящий ученик, хоть и хулиганил! Марина, а позвольте поинтересоваться, как именно вы оскорбили Веронику? — вопрос показался мне, мягко говоря, странным, но вид у директора был вполне серьезным. Это какое-то испытание? Мне, наверное надо сказать, что я искренне раскаиваюсь и, в виду своего покаяния, никогда больше не буду употреблять бранных слов или…

— Я назвала ее подстилкой, — просто ответила я, заткнув свой внутренний монолог, как выражается Дмитрий Николаевич.

От меня не укрылось, как на лице директора промелькнула одобрительная улыбка. Но всего на мгновение. После этого к нему вернулась напускная строгость с легким оттенком усталости, с которой он встретил меня с одноклассниками.

— Постарайтесь впредь быть сдержаннее, Марина.

— Разумеется, — киваю я, а затем добавляю: — Я сожалею.

— Человеческий фактор, — пожимает плечами Алексей Александрович. — Можете быть свободны! И не забудьте передать привет от меня своему папе!

— Обязательно, — улыбнувшись, ответила я, выходя за дверь.

В коридоре из моей груди невольно вырвался вздох облегчения. С ума сойти! Столько приключений на мою голову за такой короткий промежуток времени! А как же размеренная спокойная жизнь отличницы?

Нащупав в кармане телефон, открываю сообщение от Дмитрия Николаевича.

«Вы что там, мать вашу, творите?!»

Ну, что-то в этом роде я и ожидала увидеть. По дороге в кабинет биологии набираю нехитрый ответ.

«У меня все под контролем. Все путем!»

А затем обращаю внимание, что прошло уже почти пол урока. Может, заскочить на третий этаж в лаборантскую? Быстренько. Мигом! Я не могла прикоснуться к нему целую неделю…

Удивительно, как быстро мои мысли переключились на того, кто сейчас являлся центром моей личной маленькой вселенной. Вспомнив, как он прижал меня к себе тогда ночью, запах его кожи…

Но потом я вспомнила разговор с Мариной Викторовной и я решила, что школа — самое опасное место даже для коротких свиданий «под прикрытием». Нельзя. Надо идти на биологию.

«Под контролем?! Ну-ну».

Прочтя сообщение, я хмыкнула и ничего не ответила. Биология. Все симпатичные химики подождут. У меня конец года. Мне экзамены сдавать!

«На углу станции в восемь. Без опозданий».

За целый час! Опять в машине запрет?! Господи, что же за человек ты такой, Лебедев?! Хотя, наверное, меня ждет краткий ликбез по применению шокера в быту. Ох, до сих пор не верится, что я все-таки еду на смену!

И тут мое настроение резко упало вниз и затерялось где-то в районе лицейского плинтуса. Лидия Владимировна будет звонить домой… Я даже не знаю, что хуже: если она будет говорить с братом или оповестит о случившемся моих родителей?! Вот… Ну просто потрясающе! Проклятая Королёва со своей ревностью! Прав был Дмитрий Николаевич! Тупые бабы!

Ладно, будь, что будет. Надо решать проблемы по мере их поступления. Вот когда позвонит домой — тогда и буду разбираться.

***

Все остальные уроки проходили мучительно долго. Парней забрали в медкабинет, а затем сдали в заботливые руки родителей. А Королева всхлипывала весь остаток дня, проведенный в школе. Смотреть тошно…

Но что действительно насторожило — так это перемены, произошедшие в настроении нашей классной. С нее сталось бы дрожащими руками капать в стакан с водой валерьянку и шугаться родителей, пришедших за своими сыновьями. Но, вместо этого, она… Устроила настоящие разборки! Мы все в изумлении слышали, как из-за двери кабинета биологии доносились гневные крики нашей классной, а затем, она выйдя в коридор окинула нас таким взглядом, от которого кровь в жилах тут же начинает стынуть, сворачиваться, и слезно извиняться, что вообще посмела существовать…

— Ох, не к добру это, чует моя попонька, — тихо проговорила Исаева, глядя, как Лидия Владимировна рявкнула на десятиклассника, игравшего в коридоре с вязанным мячиком, наполненным крупой.

Лидия Владимировна.

Рявкнула.

Капец.

— Больше твоя попонька ничего не чует? — скептически спросила я просто так, не особо ожидая ответа.

— Чует, — серьезно ответила Исаева. — Ты сейчас пойдешь в библиотеку, готовить домашку и точно поможешь с ней мне! Вот прямо предсказываю! — устрашающим голосом воскликнула она. А потом скорчила страшную рожу, глядя на меня. Мы обе прыснули от смеха.

— Знаешь, а может и хорошо, — как-то вяло замечаю я, спускаясь в библиотеку бок о бок с Аней. — Может, Лидочка наконец возьмет наш класс в ежовые рукавицы?

— Не поздновато ли? — фыркнула в ответ Аня. — Хотя, если подумать… Ей это все на пользу, а то ходит овощ овощем!

Я утвердительно промычала в ответ, не без стыда подумав, что знаю истинную причину ее прежнего безэмоционального пребывания. Не мудрено, что после такого длительного игнорирования стороны объекта обожания, она в итоге сорвалась! Хорошо, что она не знает, кого этот объект предпочел!

Углубившись в домашку с девочками и подготовку проекта по биологии, я даже не заметила, как сначала опустела библиотека, а потом постепенно и лицейские коридоры. Пару раз я видела Лебедева, проходящего мимо. Второй раз он прошел около застекленных дверей библиотеки в уличном пальто и бросил на меня быстрый, ничего не выражающий взгляд.

Я посмотрела на время. Четверть седьмого. Через пять минут нас с Аней и Фаней пришел выгонять охранник. Видимо, библиотекарь попросила. Последний лицейский кружок закончил свою работу уже двадцать минут назад, и всем хотелось домой.

Так как на станцию ехать было еще рано, я с подругами провела еще почти час, шатаясь по скверу рядом со школой, смеясь и ловко перескакивая через мусор, валяющийся на дорогах, который раньше был скрыт под толстым слоем снега. В воздухе пахло весной и вечерней усталостью. Хохоча вместе с подругами, я даже на мгновение почувствовала себя… нормальной. И, возможно, беззаботной! Как будто весь мир сейчас сосредоточен вокруг нас троих. И все остальное — совершенно неважно!