— Я пойду к тетушке Мухсине, скоро вернусь…

— Иди, мое золотко, иди, детка!..

Она с раздражением закрыла дверь. «Золотко! Детка!»

Солнце уже поднялось высоко. У «Перили Конака», как всегда, играла детвора.

Звонко, на весь квартал, кричал разносчик кислого молока.

Адем еще не ушел. Он сидел под абрикосовым деревом во дворе и прочищал ножом старые автомобильные свечи.

Старуха принесла скамейку. Шехназ села напротив Адема. Он не обращал на нее внимания, склонился над работой.

— Ну что? — спросила тетушка Мухсине.

— Ничего. — Шехназ пожала плечами.

— Мальчишка не проболтался?

— Еще не видел отца, — вздохнула Шехназ. — Но каков выродок! Утром спустилась вниз, ласково заговорила с ним, а он даже не смотрит.

Адем усмехнулся.

— Меня он тоже недолюбливает.

— Почему?

— Не знаю.

— Невоспитанный грубиян, — сказала Шехназ. — Видеть не могу его морду. Когда-нибудь скажу: или я, или он.

— А старик как?

— Что?

— Не ревнует?

— Что ты! — сказала она с улыбкой.

Адем взглянул на мать. Она поднялась.

— Схожу на рынок за овощами. Вы посидите, я скоро вернусь. Хорошо?

Шехназ покраснела до ушей.

— Только ненадолго.

— Нет-нет, я мигом сбегаю.

Она взяла сетку и ушла.

— А если даже надолго? Тебе-то что? — спросил Адем, не поднимая головы.

Шехназ улыбнулась.

— Отвечай же!

Она встала.

— Не знаю.

Адем полил свечи бензином и зажег спичку. Появился легкий синий язычок пламени.

— Иди в дом, я сейчас. — Он выплюнул сигарету.

Шехназ заложила руки за спину.

— Иди же! — повторил Адем.

Их взгляды встретились. Шехназ снова улыбнулась.

— Что делать в доме?

— Ничего. Посидим поговорим!

Адем вылил из бутылки на ладонь черную жидкость, пахнущую бензином, сильно растер ее, снова полил и растер; вытер руки начисто; подошел к крану, долго их намыливал. Шехназ зашла в дом, подала полотенце.

Адем покосился на нее.

— Вот видишь, какая у нас грязная работа.

— Подумаешь!

— Нет, не подумаешь. Я не хочу всю жизнь жить в грязи.

Он вытер руки и отдал ей полотенце.

— А что ты сделаешь? — спросила Шехназ.

— Что сделаю? Заведу свое такси — вот и будет хорошая жизнь. Куплю машину.

— А деньги?

— Посмотрим… Может, аллах пошлет мне невесту с приданым тысячи так в три-четыре.

Шехназ взглянула на него. Три-четыре тысячи… Это не казалось ей недоступным.

— А хватит столько?

— Ну, тысяч пять.

Адем взял ее за руку..

— Пойдем в дом.

— Нельзя сейчас!

— Почему?

— Мать придет.

— Ну и пусть!..

— Что ты! Стыдно!

— Так ведь мать больше меня для нас старается. Думаешь, она не знает?..

Он поднял ее и внес в дом.

Маленькую комнатку слабо освещало узкое длинное окно, выходящее в темный переулок. В одном углу стояла неприбранная постель Адема, в другом — старая деревянная тахта, накрытая желтым с красными цветами покрывалом.

Он опустил Шехназ на тахту. Сел сам.

— Я знал, что ты придешь.

— Почему?

— Как же не знать?

Он обнял ее.

— Эх, была бы у меня машина! Зашибал бы я в день лир по двадцать — двадцать пять! Да если бы ты была моей женой…

Она обожгла его взглядом.

— Раз ты хочешь, так и будет!

— А старик?

— Ах, боже мой!

— И потом деньги, тысяч пять лир… есть они у тебя?

— Нет… — ответила она со вздохом. — Ох, если бы были!.. Отдала бы тебе все, не пять, а десять… Даже сто тысяч отдала бы!

Адем оживился.

— Ты можешь достать деньги, — сказал он, — если захочешь!

Она прижалась к нему.

— Где я могу достать деньги?

Адем ответил не сразу.

— Где? Очень просто! У твоего мужа, в его черном портфеле!

Шехназ широко раскрыла глаза.

— Разве можно?

— Бери на здоровье!..

— Но ведь деньги казенные, не его!

— Ну и что же! Как будто на них нельзя купить машину? Какая разница: его деньги или не его?

— А старик?

Он оттолкнул ее.

— Ну, раз ты его так любишь, зачем ко мне пришла?

— Его посадят в тюрьму? Да?

— Не на трон же… Конечно, в тюрьму.

— А я? Меня тоже?

— Ты-то здесь при чем? Пусть он отвечает. А ему уже пошло на шестьдесят! Пожил, хватит. А мы молоды. Деньги нам нужны. Я тебя не заставляю. Сама подумай. Только знай: сумеешь умно сделать дело — хорошо, не сумеешь — я тут ни при чем. Поняла?..

Шехназ ушла озабоченной. Вскоре вернулась мать Адема.

— Ну как? — спросила она.

— Закинул удочку, посмотрим.

— Сказал про машину?

— Конечно, чего же ждать? Мы ведь не дети.

— А она что?

— Как будто сообразила, что к чему.

— Что сказала? Да или нет?

— Думаю, найдет деньги. Ну, я пошел…

В кофейне Адем встретился с Демпсеем и Тайяре.

Взяли стулья, сели.

Демпсей заказал кофе:

— Эй, Дазгырлы, приготовь для Адема чашку полусладкого, плачу́ я.

Тайяре не вытерпел:

— Рассказывай!

— Вчера вечером, — Адем закурил, — «подлечились» как следует со стариком Ихсаном, выпили. Дед бывалый, сразу видно, раньше здорово закладывал. Все держался, потом… того, скис. Ну, а я остался с его женой… Молодая, лет двадцать… Утром встал и думаю: «Сейчас заявится».

— Ну и как? — спросил Демпсей.

— Пришла! Чтоб мне провалиться на этом месте! Разряженная. А я в это время возился с этим дерьмом, свечами. Нарочно не смотрю на нее. Зачем лезть?.. Потом закинул удочку: «Знаешь, любовь любовью, одной ею сыт не будешь. Недаром говорят: „Фасоль хороша с луком, а любовь — с мечтой“. Но это не для меня. Мне нужны деньги!» — «Где я их возьму?» — спрашивает. «Где хочешь, мне какое дело!» — Адем не сказал о портфеле Ихсана-эфенди.

— Как думаешь, достанет?

— Не знаю. Не достанет, так только меня и видела. Пусть хоть как пери будет хороша, а не наберет на средненький фордик — всего хорошего!

Демпсей и Тайяре одобрительно закивали.

— Захочет — найдет! Муж раньше служил в почтово-телеграфном управлении. Пенсия у него большая. Да еще на фабрике монету гонит, тысячами лир ворочает. Не может быть, чтобы старик не имел деньжат в запасе…

Адем взглянул на улицу. У газетного киоска стоял с лотком на шее Джевдет. Рядом с ним какой-то мальчик, тоже лоточник. Они словно зачарованные смотрели на цветные обложки журналов.

— Вот только побаиваюсь этого щенка, — показал Адем.

— Какого? А, твоего «приемыша»? Почему?

— Мальчишка подсмотрел за нами вчера. Расскажет отцу, тогда дело дрянь. Шехназ вертит стариком как хочет, но…

— А ты задобри мальца, — посоветовал Тайяре.

— Пойди потолкуй с ним, — добавил Демпсей. — Купи журнал!

Адем бросил сигарету.

— Придется.

Он подошел к мальчикам.

— Красивые журналы, а? Мы с твоим отцом друзья, Джевдет. Выбирай, какой хочешь, я заплачу!

— Мне не надо! Пойдем, Кости! — Джевдет потянул друга за рукав.

Кости ничего не понял.

— Кто это? — спросил он.

— Никто! — угрюмо ответил Джевдет.

Они повисли на трамвае, идущем в Эдирнекапы. Кости уже немного знал друга. Если тот не ответил — как ни расспрашивай, не поможет! Поэтому лучше к нему не приставать.

Джевдет о чем-то напряженно думал.

— Плохо, — наконец проговорил он, — когда ты не такой сильный, как Храбрый Томсон!

Они обменялись взглядами.

— Почему?

— Но кое-что все равно можно сделать!

— Что?..

— Вот только нет пистолета и лошади. Были бы они у меня, я бы сначала отомстил мачехе, а потом… — он хотел сказать: «…шоферу Адему. Ты видел его. Он подходил к нам у киоска».

— А потом?

В этот момент кондуктор стукнул Джевдета сумкой по голове. Мальчик разжал руку и спрыгнул. Больно ушиб ногу. Кости спрыгнул тоже. Они грустно посмотрели вслед трамваю, быстро удаляющемуся в сторону Султанахмеда, мимо парка Гюльхане.

— Вот собака! — с досадой сказал Джевдет.