Капитан остановился. Скрестив руки за спиной, поглядел на Скверного:
— А если нет?
Скверный не понял:
— Что «нет»?
— Кости не выпадут.
— Нельзя так думать, Капитан, — принялся убеждать его Скверный. — И в мыслях такого не должно быть. Играть надо спокойно, хладнокровно! Иначе шайтан попутать может. Что ни говори, все в его власти. Захочет — и ты сорвешь кон, как Бошняк… Я бы на месте Бошняка…
— Не стал бы продолжать игру… — перебил его Капитан.
— Конечно! Если выиграем, переберемся в камеру беев, станем давать деньги под залог. Дашь пятьдесят лир, а вернут не меньше ста пятидесяти. Дело верное. Не смог должник вовремя вернуть деньги — погорел. За пять месяцев набрали бы деньжат. А там к Боби: вот, мол, тебе, дорогой, десять лир, устрой разрешение к зубному врачу от господина начальника. А там…
Они вышли в тюремный двор. Капитан снова остановился, подумав о возможности попасть в публичный дом, о женщинах, и, покачав головой, двинулся дальше. Ему хотелось сейчас поговорить о женщинах. Женщины! Светловолосые, рыжие, в алых, зеленых, голубых, желтых платьях. Ему нужна женщина. Красивая или уродливая — не имеет значения. Лишь бы приходила к нему на свидания, приносила чистое белье, еду, и он, как и другие арестанты, мог бы посидеть с ней в уголке тюремного двора — колено к колену, коснуться ее руки…
— В публичном доме найдем себе подружек. Стоит выйти на волю — к зубному, мол, а там дело в шляпе. Такие есть красотки!
Не один год прошел с тех пор, как на горной дороге Капитан настиг свою соседку Хатидже. Давно забыл об этом. Хатидже… Чистая, белая, чернобровая, черноглазая. Найти бы вот такую Хатидже, Фатьму или Айше. А публичный дом — место скверное. Найти бы в городе. Чтобы каждую неделю приходила, приносила еду, белье…
Они уселись на краю бассейна с золотыми рыбками. В воде отражались серые тучи, плывшие по небу. Они глядели на них и молчали.
Прошел час, полтора. Они молчали. Заговорить — значило все испортить, разогнать мечты. И неизвестно, сколько бы они так просидели, если бы к ним не подошел Боби. Показав кулак с ассигнациями, похвастался:
— А это — денежки настоящие! Видали? Все они недавно похрустывали в кармане у Сёлезли!
— Сколько выиграл? — не удержался Скверный.
— Сто пятьдесят!
— А с чем сел?
— Ни с чем. Десять лир у меня было да пять Капитан пожаловал, вот и все. Послушай меня, Капитан. Или выиграл, или проиграл. Третьего не бывает. Сёлезли сегодня не фартит. Бранится на чем свет стоит!
Раздался свисток старшего надзирателя. Они поднялись и направились в камеру.
Ненастье миновало. Сверкающий сноп солнечных лучей бил в незастекленное окно камеры. Дети папаши Адама, довольные, пригревшиеся на солнышке, вели неторопливую беседу.
— Эх, хорошо всегда быть сытым!
— И спишь спокойно!
— Что и говорить! Да избавит аллах от голода моих врагов!
— Мне на пустой желудок непременно дурные сны снятся. То в пропасть падаю, то зверь какой руку оторвет или змея укусит. Говорят, кричу во сне…
— Говорят?! Ревешь как бык.
— Знать не знаю. Вот что поганый голод с человеком делает!
— Забыли мы теперь, как копаться в отбросах, искать листья порея, косточки от маслин, вонючие остатки плова. Но долго ли так продлится? Не надоест ли Капитану? Что скажешь?
— Дай аллах, чтобы подольше не надоело.
— Аминь. Только бы Скала не услышал. Потащит его играть в кости. А если не выиграет? Что такое сто пятьдесят лир?
— Не он, так Скверный правдами и неправдами усадит его за игру!
Ахмед, по прозвищу Бетон, тощий как палка, перевел разговор на другое:
— Как появились хлеб да горячая еда, сразу захотелось зубы почистить. Ах, черт возьми, ну что мы за люди! Не было бы стыдно, так и сказали бы Капитану: купи, мол, нам по зубной щетке.
— Обчистите вы Капитана, — заявил Куриный.
— Совсем обнаглели. Мало тебе горячей еды?
Бетона, однако, это не смутило.
— Ясно, мало! Что мы, не люди?! Нам и зубная щетка нужна, и кровать, и холодильник, и радио!
Со стоном проснулся Скверный. Вчера лег поздно, не выспался. Солнце ударило ему в лицо. Он обвел камеру красными, осоловелыми глазами, усмехнулся без причины. Потянулся на солнце. И вдруг вспомнил о вчерашнем разговоре с Капитаном. Сон как рукой сняло. И о солнце позабыл — подумаешь, радость! Повернулся на другой бок, поглядел на спавшего Капитана и позавидовал: будь у него такой тюфяк, одеяло да подушка, и он поспал бы до полудня.
— И у меня будет такая постель, — сказал он Куриному.
— Капитан, что ли, купит?
— Нет, дорогой!
— Кто же?
— Сегодня мы играем в камере Сёлезли!
— И ты?
— Ясно, и я.
— А деньги есть?
— Капитан даст.
— Правда?
— Чтоб мне провалиться!.. Загребем монету, аллах, аллах!
Куриному новость пришлась не по душе. Но от него все равно ничего не зависело. Оставалось сделать вид, что он рад этому.
— Вот это да! Выиграешь с помощью аллаха! А что мне купишь с выигрыша?
Скверный глянул на Куриного из-под черных густых бровей:
— Молись, чтоб выиграли. А выиграем — посмотрим…
— Ты это «посмотрим» оставь. Скажи что?
— От души — две с половиной лиры. Ну как?
— Да пошлет тебе аллах здоровья! Непременно выиграешь. Только Скале ничего не давай.
— Не дам, дорогой, не дам.
Скверный вышел умыться. Куриный подошел к Измирцу. Головастик где-то разжился куревом, дымил сигаретой. Неплохо бы закурить с утра на голодный желудок, чтоб тоску развеять. Куриный глянул на него с завистью. Глянул еще разок. Измирец и ухом не повел, словно не видел. Вот бессовестный, чтоб его!..
— Дай разок затянуться!
Измирец не ответил. Куриный потряс его за плечо.
— Дай хоть разок потянуть!
— Да не толкай ты меня, поганец!
— Подумаешь, барин!
— Барин не барин, а за плечо трясут лишь болванов вроде тебя!
— Все шутки шутишь? А мне так покурить охота! Ей-богу, Измирец!
— Мне-то какое дело?
— Ну, погоди, я тебе это припомню.
— Что?
— Да ничего. Будут у меня денежки — тогда поглядим!
Измирец задумался. Откуда у Куриного могут появиться деньги? Глубоко затянувшись, выпустил дым через нос, как из трубы. Куриный не выдержал. Глаза блеснули голодным блеском.
— Помилуй, браток Измирец! Не мучай!
— Кто тебя мучает?
— Дай хоть разок курнуть. И у меня когда-нибудь деньги заведутся, аллах велик.
— Да откуда ты их возьмешь?
— В жизни всякое бывает. Капитан вот денег не ждал!
— Брось! За рыбу в море цену не назначают.
— Вовсе и не за рыбу в море. Может, даже сегодня будут.
— Откуда? У кого возьмешь?
— У Скверного, — прошептал Куриный.
— Не умирай, ишачок, не умирай, скоро лето придет…
— Они играют сегодня с Капитаном в кости у Сёлезли.
— А тебе-то что?
— Обещал мне с выигрыша две с половиной лиры.
Измирец поглядел на него невидящими глазами.
— Дай разок курнуть! — снова завел Куриный.
Измирец протянул окурок: как знать, может, и правда? Да и на затяжку едва ли осталось, все равно бросать пора.
Куриный схватил окурок, сделал затяжку, закатив глаза, втянув щеки, и замер, чтобы не выпустить и глотка драгоценного дыма.
— Значит, получишь две с половиной лиры? — спросил Измирец.
Куриный кивнул.
— Лихо. А что с ними сделаешь?
Куриный не отвечал.
— Тебя спрашивают, эй? Куда денешь две с половиной лиры?
Куриный не вытерпел. Сперва открыл глаза, потом с неохотой выпустил дым.
— Посмотрим.
— Я бы на твоем месте сел играть. Либо зашиб пятнадцать-двадцать лир, либо все коту под хвост. А пятнадцать-двадцать лир, браток…
— Что бы ты на них сделал?
— Купил бы себе хорошую постель, как у Капитана. А то на цементном мешке все косточки болят. Душа усохла, ей-богу…
— Может, и я так сделаю.
— Ничего лучше не придумаешь. Когда рыба брюхом кверху повернулась, ее не оживить — поздно. А нам все равно пропадать, что так, что этак.