Бекки подтолкнула Джо. Чего он молчит? Ведь ему вести переговоры.

Мягко подпрыгнув, Пэтт очутился на ящике, откинул крышку конторки и принялся, как-то странно урча, рыться в бумагах. Наконец он вспомнил, что запись, которую он ищет, уже занесена в гроссбух. Раскрыл книгу и стал листать.

К Джо мало-помалу возвращалась уверенность.

При дневном свете, скупо пробивавшемся сквозь грязное окно, предметы утратили свою зловещую таинственность и вновь превратились в товары. На ящике за конторкой стоял уже не гном, а старьевщик Пэтт, который все эти вещи скупил и выставил здесь на продажу. В нескольких шагах от Джо стояла уже разобранная и связанная кровать. Рядом лежал матрац. Подушка была завернута в одеяло. А на круглом столе поблескивали четыре полированные шишечки.

– Вот, – крякнул Пэтт. – Вот тут записано! Половина, пятнадцать шиллингов, уплачена в задаток. – Он почти любовно провел рукой по странице гроссбуха и потер костяшки пальцев. – Ай-ай-ай, задаром отдаешь, старый дуралей! Значит, сегодня вы уплатите десять, как договорились? – Он уже взял было в руки перо, но вдруг одумался. – А где ваш старший брат, э? Ну? Где он? Без него я не отдам кровати. Кх-кх-кх! – не то кашлял, не то кряхтел он.

У Джо дрожали колени. Надо решиться. Собравшись с духом, он постарался придать своему голосу надлежащую твердость.

– Мы хотим вас просить… мы не можем купить кровать, мистер Пэтт. У нас нет ни десяти, ни даже пяти шиллингов. Случилось…

– … несчастье, – мужественно докончила за брата Бекки, оторвавшись наконец от кровати, с которой все время не сводила глаз.

– Та-а-ак? – Пэтт, перегнувшись через конторку, глядел на детей своими водянисто-серыми глазками. – Деньги, что ли, потеряли? – ворчливо спросил он, потирая щетинистый подбородок.

Джо, ожидавший, что он поднимет крик, ответил, что нет. Старому ворчуну незачем знать подробности. Это касается только их.

– Н-да! – Пальцы Пэтта громко забарабанили по крышке конторки.

Дети стояли в тоскливом ожидании.

Тут Джо решил все же кое-что объяснить.

– Нам не выдали недельной получки. Штраф большой удержали. – Дальше пошло уже легче. – Поэтому нам придется взять обратно деньги. Нам они очень нужны, у мамы родился маленький.

– Иисус и пресвятая дева Мария! Кхе-кхе! – закашлялся карлик. – Все это не так страшно. Старший брат ведь тоже зарабатывает. Так как же мы поступим? – Голос его стал жестким. – Я спешу. Вернуть задаток – об этом и речи быть не может. Как это вы себе представляете? Я плачу большие деньги за помещение. Здесь же центр! Знаете, во сколько это влетает! А тут еще храни у себя всякое тряпье и рухлядь. Да, да! – И, вновь понизив голос, он плаксиво запричитал: – Дают задаток, а потом не могут вещь выкупить. Ноют и клянчат: «Попридержите немного, мистер Пэтт, добрый, милый мистер Пэтт». Кхе-кхе!

– Но мы хотим получить обратно наши деньги, нам они очень нужны, а то малыш умрет! Ему надо давать молоко, – решительно заявила Бекки.

– Так! Пить молочко, жаркое кушать, – язвительно процедил разочарованный Пэтт. – Либо вы уплатите, либо я… – Он заколебался. – Ну, так и быть, я подожду. Но за отсрочку возьму с вас проценты. Иначе нельзя, никак нельзя! – Он заметил, что Бекки испуганно отпрянула. Смелая девочка с искривленным плечом даже нравилась ему. Но что поделаешь. Нет, нет! Надо быть твердым. Таков закон торговли! Не то живо прогоришь. – Много не возьму. Конечно, я это делаю только для вас. Полтора пенса в неделю. До рождества это составит… это составит… – Он снова потер подбородок и, бормоча себе под нос, стал высчитывать: – Пятнадцать пенсов… или, точнее, один шиллинг три пенса. Как видите, пустяк. Кто же одалживает чужим людям деньги или товар задарма, верно ведь?

Бекки гневно сверкнула на него глазами. Живя у Квадлов, она узнала, что почти все торговцы норовят как-то словчить или обмануть.

– А вы и не одалживаете нам денег, это мы вам еще когда внесли задаток, почему же мы должны платить еще проценты?

– «Почему, почему»! – разбушевался Пэтт, соскочил на пол и запрыгал по комнате. Опрокинулся стул, туфля отлетела в угол и зацепилась за ножку стола. – Потому что кровать здесь стоит и занимает место. И не неделю и не месяц. Да и деньги за нее плачены! Что ты, козявка, понимаешь в денежных делах? Вы внесли задаток, вот я и приберегаю для вас кровать. Она место занимает. А место денег стоит. За помещение-то я плачу. И мне приходится ждать, пока вы не принесете все деньги сполна. За ожидание тоже платят. А теперь ступайте!

Он открыл дверь в темный коридор.

– А если вы все-таки надумаете прийти за деньгами… (Джо повернулся и с надеждой взглянул на чудаковатого старика.) Я верну вам только семь с половиной шиллингов. Конечно, только половину. Что же я, задаром ждал?

Джо стиснул кулаки и прижал их к груди. Казалось, он готов ринуться на старого сквалыгу.

– Это же несправедливо, мистер Пэтт, это же… это… вся моя недельная получка. И только за то, что вы ждали!.. – Он искал подходящее слово, но у него от возмущения сдавило горло. И этот горбатый карлик тоже норовит их обмануть.

Пэтт попятился и, отступая все дальше, вскочил на свой ящик, сунул гроссбух в конторку, захлопнул крышку, поглядел на детей и плаксиво зашепелявил:

– Тихо, тихо! Что значит – несправедливо? Где она, справедливость-то, в жизни? Не было ее и не будет никогда. А со мной разве поступили справедливо? Когда-то у меня был большой антикварный магазин… – Рука его простерлась к далекому, приукрашенному воспоминанием прошлому. – Золоченые зеркала, персидские ковры, слоновая кость из Индии, фарфор…

И вдруг, опомнившись, он спрыгнул на пол, оттеснил детей в коридор, оттуда на площадку и вытолкнул на улицу. А напоследок приоткрыл дверь и, высунув голову наружу, почти примирительно сказал:

– Так, значит, я жду! До рождества! Не зверь же я какой!

Джо уже не сопротивлялся. Новая беда оглушила его. Всё потеряно, всё! Как это отец всегда говорил: «Для нашего брата одна дорога – идти побираться».

Как пришибленные стояли они посреди тротуара. Свет резал глаза. Бекки сжимала ладошки. Все кончено. Когда Полли вернулась с коляской и увидела их, она сразу поняла, что денег они не получили.

Звонкий детский крик пробудил их от немого отчаяния. Лисси сидела в своем ящике на колесах и тянулась ручонками к красному мячику, катившемуся через дорогу прямо на нее. Малютка схватила мяч и, прижав его к себе, вдруг залопотала: «мм… мм… мя… мяч», все повторяя и повторяя первое в жизни слово «мяч»!

Бекки присела у коляски сестренки, она не верила своим ушам: ротик, который до сих пор был нем, вдруг обрел дар речи. Но тут она почувствовала, что ее толкает Полли.

– Гляди, гляди – твой важный господин!

На тротуаре напротив стоял Мавр. Бекки медленно выпрямилась. Кровь бросилась ей в лицо, сердце бешено заколотилось. Она рассказала ему о знаменательном дне, и вот он пришел. Ну, теперь все устроится.

Мавр, ничего еще не купивший – «Куин-Энн» открывалась не раньше девяти, – прохаживался с Женни и Лаурой по Оксфорд-стрит, подставляя ветру то лицо, то спину. Ки-Ки требовала, чтобы он рассказал сказку, а Лаура гонялась за красным мячом по пустынной в это воскресное утро мостовой. На углу Черинг-кросс сильный порыв ветра сорвал у Лауры шляпу с головы и, забравшись под полы сюртука Мавра, так потешно их запарусил, что Лаура, глядя на него, не могла удержаться от звонкого смеха. В этот миг ветер подхватил красный мяч и, будто шаля, потихоньку покатил его к коляске маленькой Лисси. Радостный возглас ребенка долетел до противоположного тротуара. Его нельзя было не услышать. Мавр обернулся и увидел детей Клинг. Он сразу все вспомнил. Сегодня они покупают матери кровать. Довольный тем, что их встретил, Мавр, помахав шляпой, направился к ним через мостовую.

Бекки радостно его поджидала. Но лицо Джо было замкнуто, почти враждебно; весь еще во власти противоречивых чувств, он отвернулся. Это озадачило Мавра. Что случилось? Чем мальчик так расстроен? Весь в грязи. Волосы спутаны, глаза красные, опухшие. Он плакал?