А британская печать! Сколько нашла она пышных слов! «Новое Эльдорадо» — это еще не самое громкое. «Это истинно обетованная земля», — писала обычно такая спокойно-уравновешенная «Таймс». «Страна Офир», — вторила ему «Пелл-мелл гезетт». В статье «Среди копей царя Соломона» она заверяла читателей, что «через несколько лет мы увидим изображение королевы Виктории на том золоте, которым царь Соломон украшал свой трон».

«Привилегированная компания» в конце 1890-го издала «Меморандум об условиях, на которых желающим разрешается изыскивать минералы и металлы в Машоналенде».

«Любой желающий, — гласил первый параграф, — может получить лицензию, подписав обязательство подчиняться законам компании и помогать в защите закона и порядка, если компания этого потребует». Каждый держатель лицензии получает право на один аллювиальный участок размером сто пятьдесят на сто пятьдесят футов и десять участков — каждый по сто пятьдесят на четыреста футов — в районах расположения золотоносных жил. Каждым из участков он пользуется на паритетных началах с «Привилегированной компанией», то есть должен отдавать ей половину своих прибылей. Плата за лицензию — десять шиллингов в месяц.

Так начинался дележ недр Машоналенда. На земли, где жили ндебелы, Родс пока не рискнул посягнуть — считал, наверно, что все надо делать поэтапно.

Компания распахнула двери в страну не только золотоискателям, но и поселенцам. Родс объявил, что европейцев ждут земли для десяти тысяч ферм. Представители компании завлекали колонистов «изобилием туземной рабочей силы» и «превосходным приемом со стороны машонов и матебелов».

Призыв обосноваться на постоянное жительство в глубине Африки не возымел быстрого действия. Но такая приманка, как золотоносные участки, сработала моментально. Целая армия старателей выросла как из-под земли и лихорадочно ринулась искать желтый металл.

На дорогах междуречья сразу же появился самый пестрый люд: от оборванцев-бедняков, никогда не знавших удачи, до тех, кто в совсем недавнем прошлом были завсегдатаями дорогих баров Кимберли и Йоханнесбурга и для кого там рекой лилось шампанское. Богатство покинуло их так же внезапно, как и пришло.

«Где они, эти Дики, Томы, Гарри, счастливчики и миллионеры тех дней? Никто не мог толком на это ответить. Но я встречал их, одного за другим, пробираясь по Машоналенду… Теперь они носили фланелевые шорты, выполняли любую, самую тяжелую работу, ели самую грубую пищу. Я встречал их в каждом поселке, почти на каждой стоянке. Как они переменились!» — так писал очевидец в 1892 году. В бармене придорожного постоялого двора он узнал бывшего директора нескольких компаний, удачливого маклера. От прежнего блеска сохранились только очки в золотой оправе. Встретил и другого — двумя годами раньше он устроил скандал в лучшем отеле Йоханнесбурга: ему подали шампанское в недостаточно чистом бокале.

— Скоро вы заставите меня лакать грязную воду из жестянки, — орал он перепуганному официанту.

«…Я слушал его тогда и восхищался, потому что разве он не обладатель двухсот тысяч фунтов? Разве он не вправе ожидать, что его бокал окажется кристально чистым, а скатерть своей белизной будет соперничать со свежевыпавшим снегом!»

А в Машоналенде этому нуворишу, уже разорившемуся, действительно пришлось пить из жестянки грязную воду, не лучше оказалась и еда, а сам он был в лохмотьях и не мылся шесть недель. «Он подхватил тропическую малярию, и каждое соприкосновение с водой вызывало у него новый приступ. Он перестал мыться. Я никогда не видел такого грязного лица. Поразительно, как это грязь держалась на нем, не отваливаясь кусками».

Не в диковинку были в междуречье и британские лорды. Не только те, кто, как Рендолф Черчилль проводил тут общую рекогносцировку с помощью своего горного инженера, но и те, кто сам, засучив рукава, пытался извлечь из недр африканских золото, которым его не обеспечили именитые предки. Трудно представить английского лорда босым, но именно таким видели там лорда Генри Полета. Да и его спутник, сын баронета Суинберна, выглядел примерно так же.

В войсках компании сержантом служил человек, закончивший Итон. А под неприметными именами Джонсов и Смитов нередко скрывались отпрыски самых знаменитых семей Великобритании. Те, ждавшие своего часа младшие сыновья, кем так восторгался Василий Шульгин.

Как же велик был соблазн, если эти люди обрекали себя на испытания, перед которыми меркло все, что пережили старатели в Трансваале и в Кимберли. Добираться сюда было куда труднее. Обжитые европейцами земли оставались далеко-далеко позади.

«Когда доберешься до форта Виктория, кажется, что ты уже на краю света. Цивилизация — за тысячи миль… Чувствуешь себя Рип Ван Винклем или Робинзоном Крузо». Ничего привычного перед глазами. Все незнакомое, чужое, непонятное — люди, природа, звери. Солнце «жжет нас, как луч увеличительного стекла». И скрыться негде, разве что залезть под свой фургон. В скалистых ущельях или у горных речек приходится под палящим солнцем без конца разгружать и снова нагружать фургон, иначе не проедешь.

Лучшее, что есть из еды, — консервы. Из кукурузы, сахара и какао готовили деликатес, который почему-то прозвали «русской шарлоткой». Но большинству не до того. Питались чуть ли не отбросами.

До портов Капской колонии — около тысячи семисот миль, а в самом Машоналенде — ни дорог, ни мостов. Подвоз продовольствия и других товаров от побережья до фортов компании обходился в семьдесят фунтов стерлингов за тонну, а во время сезона дождей — несколько месяцев в году — страна вообще отрезана от мира.

Разорившимся трудно выбраться из этих мест — до побережья далеко, а транспорт безумно дорог. Компания использовала это, чтобы сократить свои расходы. В 1891-м полицию почти целиком заменили волонтеры из разорившихся старателей. У них не было иного выхода, как наняться на службу компании, чтобы за ничтожную плату охранять ее интересы.

Непривычный климат, бесчисленные тяготы и особенно малярия уносили жизни десятков людей. Но приток золотоискателей не ослабевал. К концу 1891 года в стране шонов насчитывалась уже тысяча пятьсот — тысяча семьсот белых. Они ехали со всего света. Американцы называли междуречье «лавкой Сесила Родса».

Можно было, хоть и не часто, видеть там и самого Родса. В светлых фланелевых брюках, куртке цвета перца с солью и фетровой шляпе с опущенными полями трусил он на пони вслед за повозкой, в которой ехали Джемсон и Силус. Своей любви ездить верхом он не изменял, хотя так и не научился хорошей посадке и держался мешковато. От большинства золотоискателей его отличали только свежевыбритые щеки. Это было признаком достатка и даже более высокого социального положения.

Разочарования

Сам-то Родс, надо думать, знал подлинное положение дел в своей империи. Других же подстерегало немало разочарований. «Привилегированная компания» создала фортам славу крупных поселков, чуть ли не центров европейской цивилизации. В конце 1890-го очевидец писал: «Я, видевший в английских и южноафриканских журналах красочные описания Солсбери, ожидал многого. Разве я не читал там о церквах — англиканской, римско-католической и пресвитерианской? О больших гостиницах, больнице, библиотеке и множестве магазинов?» Оказалось же, что в Солсбери было тогда лишь четыреста человек. А в форте Чартер — всего пятеро: лейтенант, сержант, двое рядовых и один штатский.

О первых годах жизни пионеров можно судить по экспонатам в музеях Зимбабве — оружию, одежде, домашней утвари. И по первым газетам, которые хранятся в Национальном архиве Зимбабве. Там можно увидеть самую первую из них — рукописную «Наггет». Ее первый номер вышел в форте Виктория 11 ноября 1890 года. В форте Солсбери с субботы 27 июня 1891 года стала выходить еженедельная и тоже рукописная «Машоналенд геральд». Стоила она один шиллинг, но издатель, который распространял ее сам, соглашался иногда вместо денег брать мармелад, свечи, а то и старую лопату. Вскоре, с октября 1892-го, стала выходить уже не рукописная, а типографским способом сделанная газета. Называлась она «Родезией геральд». Так было запечатлено имя Родса, хотя официально страна начала называться Родезией только через три года.