Но едва Брейер ушел, Карл тут же забыл о своем обещании. Он принялся за работу с прежним упорством. И это едва не закончилось трагически: рана на руке воспалилась, и Карл тяжело заболел. Вольф и Жиго дважды привозили к нему известного в Брюсселе врача. Приехав во второй раз, врач сказал:

– Теперь все хорошо. Опасность миновала.

– А была опасность? – спросила Женни.

– Увы, – ответил врач. – Была опасность общего заражения крови. А это – смерть.

– Бог с вами, доктор! Что вы такое говорите!

– То, что вы спрашиваете, – ответил врач и повторил: – Но теперь все хорошо. Успокойтесь.

Женни просидела у постели Карла больше недели. Сидела и переписывала его рукопись.

– Как она тебе показалась? – спросил Карл Женни о рукописи, когда ему стало лучше.

– Показалась? Она чуть не убила тебя, – заплакала Женни, но быстро успокоилась и добавила: – Тебя она чуть не убила, а несчастного Прудона сразит наповал.

– Ты жалеешь Прудона?

– Жалею, – ответила Женни. – Говорят, что он сам связал себе фуфайку и постоянно ходит в ней. А еще говорят, что он носит башмаки на деревянных подошвах. Бедный Прудон! – проговорила Женни и снова заплакала.

– Ты что? – удивился Карл. – Что с тобой, Женни?

– Ничего. Ничего особенного, Карл. – Женни вытерла платком слезы. – Просто мне сегодня всех жаль. Потому что все умрут и жизнь у всех коротка. А между тем люди ссорятся, воюют друг с другом, страдают и даже убивают… Когда подумаешь об этом, всех становится жаль.

– Конечно, – согласился Карл. – Конечно, Женни. Потому-то и необходимо, чтобы люди покончили с таким бессмысленным существованием. И они это сделают. Это сделает пролетариат. Будет новое общество, настанет разумная жизнь. А пока приходится сражаться. За эту новую, разумную жизнь. Мне также жаль Прудона как человека. За его плечами трудная судьба. Но Прудон-мыслитель, Прудон-философ, Прудон-экономист – враг будущего.

– Я это понимаю, – сказала Женни. – Я помню, что ты мог умереть из-за него…

– Не надо об этом, – попросил ее Карл. – Вспомни, что говорил у Вольтера неунывающий Панглос: «Все идет к лучшему в этом лучшем из миров». Расскажи мне о новостях, Женни: что произошло, пока я болел, кто приходил, о чем велись разговоры?..

– Тебе это интересно?

– Интересно. А ты сомневаешься? Почему?

– С некоторых пор я думаю, что для тебя интересна только твоя работа, Карл. Ты совсем забыл о детях. И обо мне. – Женни снова всхлипнула.

– Ну, ну, – погладил Карл плечо Женни. – У тебя совсем отсырели глаза. Ты устала, моя любимая. Я понимаю. И все-таки ты меня прости. Конечно, работа… – Карл вздохнул. – Тут я ничего не могу с собой поделать. И время торопит. Время, Женни.

– Да, время… Оно же уносит нашу молодость и делает невозможным счастье, которое было возможно еще вчера.

Карл не стал спорить, хотя мог бы сказать, что время не только враг. А тому, кто работает для будущего, оно друг…

– Новости же такие, – продолжала Женни. – Приходил Франсуа, справлялся о твоем здоровье. Жиго и Вольф бывают у нас каждый день.

– Как живет Франсуа? Ты спрашивала?

– Плохо живет. Похудел. Одежда на нем совсем износилась. Я отдала ему твои две сорочки, которые ты не любишь. Исполнилась годовщина со дня смерти его отца. Он хотел, чтобы ты пришел к нему на поминки. Ты ведь тогда ходил на кладбище… Всех, кто был на кладбище, он собирал на поминки.

Видя, что Карл снова нахмурился, Женни сказала:

– Есть и веселая новость.

– Какая?

– Завтра у нашей Женнихен день рождения.

– Женни, родная… – Карл прижал голову Женни к груди. – Конечно, это радость. Это наша радость… Поэтому я должен встать. Мне надоело болеть. В день рождения Женнихен я должен быть здоровым и веселым.

Конгресс «Союза справедливых» в Лондоне состоялся без Маркса. У него не оказалось денег на эту поездку. На конгресс отправились Энгельс и Вольф. Энгельс – от коммунистов Парижа, Вольф – от коммунистов Брюсселя. Они сделали на конгрессе все, что надо было сделать: «Союз справедливых» по их предложению стал называться Союзом коммунистов. Вместо лозунга «Все люди – братья» впервые прозвучал призыв «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Было покончено с заговорщичеством, исключены из союза сторонники Вейтлинга, разработан новый устав.

Энгельс предложил первый проект программы Союза коммунистов под названием «Проект коммунистического символа веры».

Энгельс и Вольф вскоре возвратились в Брюссель.

Маркс, выслушав их отчет о конгрессе, сказал:

– Вы – молодцы. Создание Союза коммунистов – это великое событие! Следующий шаг – повсеместное создание общин Союза коммунистов. Насколько я понял из вашего рассказа, устав предусматривает, что община Союза может быть создана даже из трех коммунистов. Нас в Брюсселе гораздо больше. Мы можем организовать несколько общин. Они вскоре пополнятся, удвоятся и утроятся. Эти общины составят округ. Итак, начнем это дело?

– Начнем, – кивнул в ответ Энгельс. И тихо добавил: – Я, к сожалению, не смогу участвовать. Ведь скоро должен буду вернуться в Париж, где состою в организации Союза.

Поглядывая на Карла, Энгельс улыбался. Он соскучился по нему и не мог это скрыть.

– Давай, как тогда, – предложил он Карлу, – как в апреле сорок пятого. Отметим нашу встречу хорошим ужином. Позовем друзей. Ты не против?

– Нет, Фред.

Ужин на квартиру Маркса был доставлен из ресторана гостиницы. Можно было поужинать и в ресторане, но там не удалось бы свободно поговорить.

Главный интерес гостей и хозяев был прикован на ужине к Энгельсу. От него ждали интересных новостей, потому что Париж, как всегда, был самым горячим революционным котлом, в котором почти год варился Энгельс. И Энгельс рассказывал без устали. Рассказывал о том, как голодные парижане штурмуют булочные, как крестьяне нападают на поместья, на торговые обозы, склады продовольствия.

– Терпение народа истощается, – сказал Энгельс. – Не пройдет и полгода, как вспыхнет революция.

– А рабочие? Они готовы к революции? – спросил Вольф.

– Да! И притом гораздо более основательной, чем первая. Придет время – и они вмиг окажутся на улицах и площадях. Они знают, что надо делать: они разроют мостовые, перегородят улицы телегами, каретами, ящиками, бочками. Они забаррикадируют все переулки, каждый тупик превратят в крепость. А потом двинутся на Тюильрийский дворец!

– Еще! – потребовал Вольф. – Продолжай же, продолжай! Боже, как это хорошо! Неужели мы дождемся этого дня?! А что же у нас, в Германии? Неужели немцы будут судачить о новой французской революции и попивать свое дурацкое пиво?

– Нет. – Это снова заговорил Энгельс. – Вы знаете, что немногим более месяца назад Фридрих-Вильгельм разогнал ландтаг. И это ему даром не пройдет. Ропщут все. Даже дворянство. Торговцы вздувают цены в обстановке все усиливающегося голода. Еще весной начались бунты. Клокочет и германский вулкан, друзья. Так что, Вольф, доживем до счастливого дня. Доживем!

Председателем первой брюссельской общины Союза коммунистов был избран Маркс. Он стал также председателем окружного комитета Союза коммунистов.

– Общины Союза коммунистов – тайные организации, – сказал на первом заседании окружного комитета Маркс. – И это правильно. Но они должцы стать центрами открытых рабочих обществ. Например, просветительных обществ. Как это делают в Лондоне наши друзья Шаппер, Молль и Бауэр. В них мы могли бы вести коммунистическую пропаганду в различных формах.

Объявление о создании Просветительного общества немецких рабочих вскоре было помещено в «Немецкой брюссельской газете». Удалось договориться об аренде помещения для собраний общества. Для этой цели был выбран старый цеховой дом брюссельских мясников. Решено было, что собрания будут проводиться два раза в неделю – в среду и воскресенье. В среду – лекции, дискуссии. По воскресеньям – короткие политические обзоры и развлечения.