Акбулатов не был трусливым человеком, но в эту минуту ему стало страшно. Он не помнил, как спустился вниз, как растолкал ребят и как снова вскарабкался на скалу. Все, кто поднялся с ним наверх, в горестном молчании смотрели на воинов под водой. Эти бойцы, очевидно, сражались и погибли зимой, а талая весенняя вода залила их трупы.

Верещагин снял пилотку, за ним и остальные разведчики. Сколько таких героев полегло на безымянных высотках и в долинах, до последнего дыхания защищая родную землю. Горько ей принимать в себя кровь своих сыновей…

Полагалось бы похоронить доблестных защитников родины, но у разведчиков не было ни времени, ни возможности. Верещагин достал свою карту и засек на ней место. Он поднялся во весь рост и, смотря на бушующее зеленое море, на ясную даль горизонта, за всех сказал:

— Прощайте, товарищи! Мы вас не забудем! Вы верно служили родине.

Вечером они выкрали финского офицера из части, расположенной неподалеку от железнодорожной станции. Когда офицеру развязали глаза, он, увидев вокруг себя людей в зеленых маскировочных халатах, онемел от неожиданности. Откуда они взялись? Ведь до переднего края по прямой не меньше двадцати пяти, а то и тридцати километров. Живые эти люди или привидения?

Акбулатов осмотрел его полевую сумку, карманы, документы.

— Куда вы следовали? Какие части рядом с вами? С какой задачей? — Верещагин засыпал пленного вопросами.

Вспомнив, что в километре отсюда находится его батальон, финской офицер расхрабрился.

— Вы попали в мешок, вы окружены, — сказал он вдруг на чистом русском языке. — Если хотите жить, сдавайтесь мне. Мы сохраним вам жизнь.

Верещагин подмигнул разведчикам и тем же суровым голосом продолжал допрос:

— Отвечайте на мои вопросы. Какие здесь стоят части? Ну!

Акбулатов наполовину вытащил кинжал и с треском вложил обратно. Побледневший офицер испуганно осмотрелся по сторонам.

Акбулатов передавал Верещагину лежавшую в офицерской сумке карту, а сам стал рыться в пачке фотографий: взятый ими офицер в различных позах и видах. Вот у свежевырытой ямы стоит маленькая босая девочка в рваном платьице, с растрепанными Болосами. Возле нее на земле — железная лопата. Вдали темнеет полоска леса. На небе — снежная туча. Девочка смотрит на белоснежную тучу, вскинув голову, видимо прощаясь с жизнью. А этот офицер наставил пистолет ей в грудь…

— Товарищ командир, смотрите! — вдруг вскрикнул Акбулатов.

Это была копия фотоснимка Лиды, такая же, какую он оставил Урманову. Увидев эту фотографию, Верещагин гневно посмотрел на финна.

Офицер закрыл лицо руками.

Наутро километрах в десяти — пятнадцати, в стороне от дороги, разведчики захватили пленного с серьгой в одном ухе, беспечно удившего рыбу. Он вначале жестоко отбивался, но, когда Верещагин скрутил ему руки назад, быстро обмяк.

— Если не убить, я все рассказал, — заговорил он на ломаном русском языке.

На допросе выяснилось, что он был из батальона, сформированного из норвежских уголовников.

— У них в стране заправляют чужеземцы. Народ стонет под их игом, а они, нанявшись к душителям своего же народа, пришли грабить нашу землю, сволочи! — проговорил Акбулатов.

— Не ругайся, Ильяс! — сказал Верещагин. — Разве эго настоящие норвежцы? Норвежцы — народ смелый и честный. Я их знаю. Еще настанет время, и мы им поможем освободиться от фашистов.

Тотчас же рация Ломидзе передала командованию добытые сведения. Вечером, когда разведчики спускались с горы, по ним открыла огонь финская засада. Верещагин тихо увел своих людей в заросшее ржавой травой и тростником болото.

— Не останавливаться! Акбулатов, вперед!

Разведчики пошли гуськом, скрытые высоким, в человеческий рост, камышом. Где-то кричал дергач, плакал филин, затем все стихло.

Когда забрезжил рассвет и в лесу стала разливаться утренняя синь, Верещагин остановил отряд на отдых.

— Позавтракаем и поспим по очереди, — сказал он.

Ломидзе открыл рацию и побелел: простреленный аппарат бездействовал. Разведчики, забыв о еде, обступили Ломидзе и смотрели на маленький аппарат так, как они смотрели бы на своего погибшего боевого друга. Это было самой большой бедой, какая могла на них свалиться в глубоком вражеском тылу. Теперь они ничего не смогут сообщить командованию.

Верещагин оглядел своими умными глазами уронивших головы товарищей.

— Приказываю носы не вешать! А сейчас — спать.

Он завернулся в плащ-палатку, но уснуть не мог.

Задача, возложенная командованием, еще не была выполнена целиком. Как ни напрягался, изыскивая выход из затруднительного положения, он видел только два пути. Побывать на еще не разведанных участках и как можно быстрее вернуться в подразделение. Но тогда они могут задержать донесение. Второй путь — попытаться достать рацию у противника. Но добыть рацию у противника, даже учитывая все его слабости, едва ли удастся. В то же время воинская честь и совесть не позволяли ему возвращаться, не выполнив боевого задания. «Решу утром», — подумал он и повернулся на другой бок, Когда его наконец разморило, он ясно, как наяву, увидел Лиду. «Жемчужина, разве ты здесь?» — тихо сказал он. Лида улыбнулась и ответила: «А ты еще не забыл меня, моряк! Помнишь, как я укусила тебя, когда мы вплавь переправлялись на наш берег?..»

Притулившись к широкой спине Верещагина, спал Ильяс Акбулатов, спали все разведчики; только часовой да Ломидзе не смыкали глаз. Ломидзе разобрал свой аппарат, тщетно пытаясь вернуть ему силу. Слушая тревожный рокот сосен, он нетерпеливо строил планы, один смелее другого.

Верещагин, проснувшись, сказал, что решил побывать на неразведанных участках и как можно скорее вернуться домой.

Но когда они стали подниматься по покрытому светло-бурым мхом склону горы, передовой дозор дал сигнал остановиться. Минуты через две показалась высокая фигура Ломидзе. Он бежал, чуть пригибаясь вперед, держа автомат в руке.

— За сопкой, у подножия, — финны!

Верещагин кинул колючий взгляд. Слева и сзади — болото, спереди в любую минуту могут выйти финны, а справа вилась узенькая полоска леса. Вдоль нее Верещагин и решил выбираться. В разведку он послал Акбулатова с Каербековым.

— Выясните, можно ли пройти.

Оставшимся Верещагин приказал занять круговую оборону. Пока разведчики готовили огневые позиции, вернулись Акбулатов и Каербеков.

— Товарищ командир, дорога отрезана. Там финны, — доложил Акбулатов. — Я заметил даже пулемет под сваленным деревом.

Верещагин, нахмурясь, обдумывал несколько минут положение. Разведчики ждали его решающего слова. Верещагин поднял голову. Загорелое его лицо было суровым и спокойным.

— Скажу прямо: тяжелое положение, товарищи. Все пути нам отрезаны. Есть только один выход — продержаться на этой высоте до вечера, а с темнотой ударить по врагу и выскочить из кольца. Не впервой нам, друзья. Покажем, что значит советский разведчик.

Спокойствие и решимость Верещагина подействовали на разведчиков, они оживились.

Наблюдатель Каербеков заметил, что на болоте зыблется камыш. Немного спустя отряд финнов показался у самого подножия высоты.

— Без моей команды не стрелять, — предупредил Верещагин.

От вражеского отряда отделились трое финнов с автоматами. Постояв немного, они осторожно двинулись вперед, озираясь по сторонам.

Разведчики ничем не выдавали своего присутствия. Вражеский дозор приближался. Можно было ясно различить их лица и длинные козырьки фуражек.

Верещагин решил подпустить финнов поближе: тогда они очутились бы в тяжелом положении, им не укрыться на голом склоне горы.

Разведчики до того искусно замаскировались, что финны не обнаружили их до последней секунды. Зазвучала громогласная команда Верещагина:

— Рота, по фашистам огонь!

Трое шедших впереди фашистов повалились на землю, не успев сделать ни выстрела. Остальные залегли, открыв беспорядочную пальбу. Огонь разведчиков, хорошо укрытых за камнями в ячейках, был гибельным для врага. Не выдержав, маннергеймовцы начали отступать.