Месть

Нежданно-негаданно в деревню вернулся Шину. Как из-под молота кузнеца внезапно вылетает искра, так же неожиданно появился и он. Года три назад Шиву куда-то исчез из деревни, но был он настолько незаметным, жалким, что никто его не хватился, никто не заинтересовался, куда он пропал. Никому до него не было дела.

Вместе с Шиву прибыли и его люди. По деревне зазвучали их громкие голоса. Земля Шиву заросла диким деревом шьяора, и в первый же вечер началась расчистка участка. Все были поражены. Идет война, невозможно достать корку хлеба, жалкую тряпку, люди мрут от эпидемий, — а Шиву Сенгупта собирается строить дом! Ему шлют из города материалы, к нему едут рабочие! Деревенские жители с изумлением взирают на Шиву. Да, сейчас война, и все возможно.

Шиву жертвует сто рупий на устройство детского клуба. Тот самый Шиву, у которого три года назад не было и горстки риса, который не ходил в школу, потому что не мог уплатить две с половиной рупии за ученье. Тот самый Шиву, мать которого умерла пять лет назад, зарабатывая на хлеб тяжким трудом в чужих домах. Как круги от брошенного в воду камня, по деревне поползли слухи.

А вчера в полдень на окраине деревни, около пруда, где растут деревья шупари, произошло следующее. Люди Шиву пришли туда охотиться на голубей, и один из них попал дробью в петуха. Петух издох. Коду Минча прибежала к Шиву жаловаться на его людей, и Шиву тотчас же сунул ей в руку десять рупий. Коду Минча только рот разинула.

Удивительное дело — Шиву не носит дхоти[23]; на нем щегольские штаны и шелковая рубашка; на ногах модные афганские ботинки с пряжками. Всегда у него в руке портсигар; выкурит половину сигареты, а окурок так бросит на землю, будто швыряет камень. С его лица не сходит улыбка.

Старейшина общины живет в этой же деревне. Зовут его Шадат Али Чоудхури. За несколько дней он сумел так подружиться с Шиву, что многих зависть взяла. А ведь в свое время именно этот Шадат Али разорил отца Шиву. Отец умер несколько лет назад, и с тех пор у Шиву в этой деревне, можно сказать, никого не осталось. Об учении нечего было и думать, не умереть бы с голоду! И вот тут началась война…

С приездом Шиву Шадат Али развил кипучую деятельность. На общинной земле незаметно выросло несколько хороших домов под железными крышами. И это еще не все — после долгого перерыва была вновь открыта начальная школа. Детям роздали книги, грифельные доски и одежду. А затем — неслыханное дело! — в деревне появилось пять артезианских колодцев, а сельский доктор Нархари въехал в новый дом и получил шесть ящиков с лекарствами.

По деревне ходили слухи: «От пристани до базара в Аджури проложат шоссе, не придется больше в дождь месить грязь… Все это делается на деньги Шиву. А наш Шадат Али здесь ни при чем…»

Однажды Шиву разгуливал со своими людьми по базару. Все на него смотрели с любопытством. Его щегольские штаны забрызганы грязью, а ему хоть бы что. На шелковой рубашке — оправленные золотом жемчужные пуговицы, на пальцах четыре кольца; воздух вокруг него напоен ароматом душистой сигареты.

Но весь он — воплощение скромности и смирения. Вечно улыбающееся лицо его приветливо, нет и следа самодовольства или заносчивости. Весь его вид как будто говорит: «Я ваш слуга, я полное ничтожество».

С того дня народ повалил на базар. В лавках торговцев, у больших и малых прилавков, в рыбном ряду — всюду люди рассказывали: «С будущей недели будут бесплатно раздавать лекарства, молоко; по твердым ценам станут продавать рис, горох, ткани».

Шиву вдруг сделался в деревне властелином, а Шадат Али — его визирем. Шиву не устает творить благодеяния. Что же в этом удивительного? Ведь здесь его родина, он из этих мест — здесь он бродил когда-то, голодный и оборванный.

С появлением Шиву вся деревня словно воспрянула духом. И чья же это заслуга? Того самого ничтожного Шиву!

Дети пригласили Шиву к себе в школу. Здесь собрались и взрослые: каждому хотелось побеседовать с ним, поблагодарить его. Шиву пришел не один — при нем два телохранителя в одежде цвета хаки. На Шиву сверкающее чистотой домотканое дхоти, панджаби из тончайшей ткани адхи, на пальце кольцо с бриллиантом. Его глаза опьяняюще ласковы. От имени жителей деревни с сердечным приветствием к Шиву обратился Шадат Али:

— Наш Шибендро, наша сверкающая жемчужина… Не нахожу слов, чтобы достойным образом почтить тебя!..

Шиву достал из портсигара сигарету, не спеша закурил. Кротко сказал:

— Я маленький человек, но любовь ваша может сделать меня большим.

Все с изумлением смотрели на Шиву. Ему ведь не больше двадцати пяти — двадцати шести лет, как это он успел так разбогатеть? Но сейчас война, а во время войны все возможно.

Здесь же Шадат Али объявил крестьянам, что милостивый Шибендро в скором времени должен возвратиться в Калькутту, но что он обещал до своего отъезда пожертвовать пять тысяч рупий на строительство новой школы. На его деньги будут открыты бесплатная больница и дом призрения. Кроме того, он решил навсегда изгнать из деревни болезни, нищету, голод… Каждый год он будет приезжать к ним из Калькутты. Они должны гордиться таким односельчанином, как их Шибендро.

Шиву всем поклонился. Собравшиеся благодарят его, дети громко приветствуют. Вот это Шиву!

На краю деревни для Шиву разбит шатер. Временное пристанище — ведь Шиву скоро уедет. Но все устроено на славу. Шиву задержался в родных местах дольше, чем предполагал, поэтому из Калькутты приехало еще несколько его слуг. Возле шатра они установили динамомашину — днем она крутит вентилятор, вечером зажигает электрические лампы. Одетые в форму цвета хаки слуги ловят рыбу, разделывают ее; приготовляют мясные блюда, плов. У великолепного шатра все время толпятся дети и не могут на него вдоволь налюбоваться.

Однажды около своего шатра Шиву встретил Кана Фотика. Еще издали Кана Фотик крикнул:

— Привет тебе, Шиву-бабу.

Шиву усмехнулся:

— С каких это пор я стал бабу, Фотик?

Фотик ответил:

— А как же? Богач из Калькутты — ясное дело, что бабу.

Стараюсь говорить возможно приветливее, Шиву спросил:

— Как живешь? Чем занимаешься?

— Кое-как перебиваюсь! Крою соломой крыши. Ставлю соломенные плетни. Но работы мало… Соломы нет, бечевы нет… Все пожрала война. Помнишь, ты ведь тоже когда-то со мной ставил плетни!

Расслышав в голосе Кана Фотика нотку фамильярности, Шиву не пожелал продолжать разговор. Сказал только:

— Помню, но это было так давно — не грех и забыть. А как поживают Чхотто-Лахири? Не знаешь?

— Чхотто-бабу умер, — ответил Кана Фотик.

Шиву вздрогнул:

— Умер?

— Да, года полтора назад. — Фотик вдруг засмеялся. — Покойник Чхотто-бабу не любил тебя. Видеть не мог!..

Шиву промолчал. Выслушивать все это для него было унизительно. Потом вздохнул и спросил:

— А Кхурима?

— Живет… Трудно ей. Можно сказать, едва сводит концы с концами. Приходится все покупать втридорога… рис… одежду… Откуда ей взять столько денег? Вдова. А сын еще мал.

— Ну, хорошо, — сказал Шиву, — теперь ты иди…

Кана Фотик сделал несколько шагов, затем обернулся и, глядя на Шиву, опять рассмеялся.

— А ведь ты в свое время немало поел их рису, Шиву-бабу!

Шиву промолчал и на этот раз. Этого ему лучше бы не слышать.

Шиву вернулся в шатер. Слова Кана Фотика глубоко его задели. Чхотто-Лахири всегда относился к нему с презрением. И все-таки он, Шиву, в долгу перед семьей Чхотто-Лахири: если бы не они, он умер бы с голоду. Шиву помнит сделанное ему добро и отблагодарит за него! Чхотто-Лахири умер, не увидев, как переменилось положение Шиву. Если бы он был жив, Шиву купил бы его усадьбу, его дом, его самого! Шиву вечно презирали и оскорбляли. Теперь пришло и его время.

На следующее утро Шиву появился на дворе Чхотто-Лахири. Кхурима была в молельне. Она вышла и воскликнула: