На самом деле, Демосфен совсем не требует для себя пьедестала как борец за какие-то нетленные ценности общечеловеческой свободы. Он защищал интересы только демократических кругов своего класса, поэтому его борьба с Филиппом не была плодом упрямой фантазии Демосфена или его слепого упорства, а вытекала из соображений необходимости сохранения позиций той социальной среды, к которой он принадлежал и которая его воспитала.[106] Среди всевозможных разочарований и идейного разброда Демосфен с исключительной энергией и настойчивостью пытался реализовать свой план борьбы с Македонией, стремился втянуть афинское гражданство в действенную борьбу с угрозой македонской агрессии.

Сам Демосфен указывал, что дело, за которое он ратовал, хотя и не увенчалось успехом, но всегда было правым и великим делом. Он утверждал, что если бы даже с самого начала он мог предвидеть такой конец, все-таки не говорил бы и не действовал иначе. Демосфен гордился тем, что он не изменил своим идеалам, что вместе со своими единомышленниками не покладая рук боролся против македонского нашествия на Грецию.

Насколько Демосфен до конца был предан своей политической программе, ярко свидетельствует его выступление на процессе общегреческого значения, спровоцированном македонской партией против своих противников в 330 г., т. е. во время полного крушения политики антимакедонской партии. Это было время, когда Александр стал повелителем Азии, когда в Греции стояли македонские гарнизоны, когда противники Македонии везде преследовались.

В таких неблагоприятных для сторонников Демосфена условиях начался в 330 г. большой политический процесс, на котором столкнулись два политических врага, отстаивавших различные политические программы: Демосфен и Эсхин.

В своей речи в пользу Ктесифонта, известной под названием «Речь о венке», Демосфен с необычайной проникновенностью [283] оправдывал самого себя и представителей демократической партии, следовавших его советам.[107]

Борьба афинян и политика Демосфена являлись драматическим эпизодом в судьбе Афинского демократического государства, не завершившимся положительным результатом. Объяснение этого факта надо искать в более глубоких сторонах жизни Греции IV века. Неудача Афин и последующее завоевание всей Греции Македонией объясняются социальным кризисом, который переживала Греция.

Политика Демосфена потерпела неудачу потому, что его политический идеал лежал в прошлом, в рабовладельческом демократическом полисе, не имевшем в его время ни прочной социально-экономической основы, ни возможности вести длительную борьбу. Его не поддерживала наиболее активная часть населения. Сторонники демократической партии во главе с Демосфеном надеялись собственными силами устранить социальные противоречия, но сделать это было невозможно, так как рабовладельческий полис с его замкнутой экономикой зашел в тупик. В этом существо конфликта, причина трагедии и обреченности Демосфена, несмотря на весь, пафос и драматизм его борьбы.

Правильно охарактеризовав настоящее — идею создания греческой федерации для защиты независимости, — он не мог дать перспективы завтрашнего дня, не мог найти никакой другой, лучшей формы, чем форма города-государства. Поэтому, выступая против монархических форм правления, Демосфен не знал, что противопоставить им, и, не найдя на эти вопросы ответа, старался сохранить старые, уже обветшалые принципы государственного устройства.

Таким образом, выступления афинян против македонского нашествия исторически были обречены на неудачу.[108] Они не могли задержать процесс наступательного роста Македонского государства, как не могли задержать процесса распада греческих городов-государств.

Коринфский конгресс в истории Греции есть формальное оправдание установленной Македонским государством военной диктатуры, направленной, в первую очередь, против движения демократии и восстаний рабов. Результатом коринфского конгресса было то, что Греция попала в экономическую и политическую зависимость от Македонии. Конгресс [284] положил конец прежней системе, строившейся на суверенитете отдельных полисов. Гегемония Македонии над всем греческим миром представляла собой первый шаг к новым политическим формам рабовладельческого общества — эллинистическим монархиям на Востоке и политическим союзам в самой Греции. [285]

Заключение

Большое значение истории Македонии в судьбах античного мира неоспоримо. Важнейшие периоды его истории неразрывно связаны с македонской историей. Поэтому не удивительно, что изучению истории Македонии посвящено большое количество исследований и специальных статей. В них освещались, главным образом, события времен деятельности Филиппа и Александра. Правда, работы Флате, Абеля, Кессона, Кацарова, Гейера, Парибени и др., акцентируя внимание на эпохе Филиппа, излагали также и историю дофилипповской Македонии. Однако ни один из этих авторов не вскрыл основных качественных отличий отдельных этапов развития античной Македонии, не показал отмирание старых и возникновение новых общественных форм ее. В связи с этим не получила никакого решения проблема возникновения Македонского государства. Главным недостатком этих работ, кроме их методологической неполноценности, является то, что они основаны только на литературной традиции, без достаточного использования археологического материала и памятников материальной культуры.

До настоящего времени для изучения истории древнейшей Македонии в достаточной мере не использованы результаты раскопок русских ученых — сотрудников русского археологического института в Константинополе, замечательные археологические открытия в Болгарии в начале XX столетия, сделанные Р. Поповым в Коджа-Дерменском холме близ г. Шумлы и в Деневом холме, около г. Салманова. Не получили также должного исторического толкования в науке расколки Рея, Кессона, Хертли, болгарских и югославских археологов, открывших ряд памятников неолита, бронзы, железа. Эти археологические данные дают возможность проследить процесс развития от бронзы к железу кочевавших на территории Македонии племен, помогают определить основные пути формирования македонского этногенеза и изучить с точки зрения материальной культуры тот район, на территории которого развивался македонский этногенический массив. [286]

Памятники материальной культуры дают нам право начать изучение развития производительных сил македонских племен с того отдаленного времени, когда, наряду с рыболовством и охотой, основными занятиями племен были скотоводство и земледелие. Вещественные памятники хозяйства и быта насельников македонских рек поразительно похожи на памятники нижнедунайской и трипольской культур. Греческое влияние в это время еще совершенно не ощущается. Оно начинает проявляться через греческие колонии, которые ведут оживленную торговлю с македонскими племенами. Об этом свидетельствует богатая трибеништская культура. Тем не менее, можно с полным правом сказать, что до греко-персидских войн Македония развивалась более или менее самостоятельно, продолжая местные традиции и этническое развитие искони населявших ее племен, прошедших уже долгий путь взаимных скрещений и сегментаций. Это убедительно доказал в своих работах о найденных в долинах среднего и нижнего Стримона, Вардара и острова Фасоса надгробных плитах профессор Софийского университета Димитрий Димитров.

Еще недавно предполагалось, что долина Стримона, непосредственно находящаяся у самого средоточия греческой культуры, подвергалась полной эллинизации. Произведенные же за последние десятилетия исследования показали, что эллинизация в этих местах не только не была широко распространена, но даже фрако-македонский элемент оказал эффективное сопротивление этим поползновениям. Предположение подтверждается также фрако-македонскими собственными именами и религиозными верованиями, сохранившими свою самобытность вплоть до поздней античности. Распространение надгробных плит римской эпохи в виде медальона — явление, оставшееся чуждым грекам, — указывает на стремление фрако-македонского населения сохранить известную независимость по отношению к культурным влияниям юга.[1]