Используя старинную борьбу греческих городов против Македонии за независимость, римляне сумели создать довольно мощную антимакедонскую коалицию. Отсутствовал единый фронт греческих государств, разобщенных между собою. В них постоянно вспыхивала вражда между собой и между различными социальными группировками внутри каждого из государств. Напуганная размахом социальной борьбы, рабовладельческая аристократия предавала интересы своей страны и шла на союз с Римом, в котором видела надежную опору сохранения ее господства. Это все не могло не ослабить силы греко-македонского мира. Именно отсутствие единого фронта греческих государств, переход наиболее сильных из них, как Этолия и Ахайя, на сторону Рима, предательство [235] Антиоха Сирийского, боявшегося усиления Македонии и объявившего нейтралитет, — все это помогло римлянам победить Филиппа. Не последнее место в этой цепи причин занимала демагогическая политика македонян, сыгравшая важную роль на последнем этапе второй македонской войны.

Рис. 13. Монета Фламинина.

После заключения мира с Македонией греки, по словам Полибия, воспрянули духом и преисполнились радости.[248] По словам Ливия, вся Греция, пользуясь плодами мира и свободы, наслаждалась своим положением.[249] Фламинина стали восхвалять как освободителя греков, их защитника и спасителя, его закидали венками и лентами.[250] Выдающийся эпиграммист того времени поэт Алкей Мессенский выразил эту восторженную мысль в своей эпиграмме:

Некогда Ксеркс приводил на Элладу персидское войско,

И из Италии Тит войско с собою привел.

Но если первый стремился ярмо наложить на Европу, —

Освободить от ярма хочет Элладу второй.[251]

На торжестве истмийских игр в 196 г. Фламинин провозгласил свободу всех греческих государств. Они объявлялись ελεύθεροι, αφρούρετοι, αφορολόγητοι, т. е. свободными от гарнизонов, от податей и могли иметь свободное государственное устройство. Как говорит Полибий, это объявление было принято с восторженным одобрением. Но «свобода», полученная [236] из рук римлян, не принесла грекам благополучия. В Греции, по выражению этолийцев, «совершается не освобождение эллинов, а лишь смена господ».[252]

Вмешательство римлян в греческие дела имело своим следствием разрушение многих городов, обращение большого количества жителей в рабство, захват римлянами большой добычи. Три дня продолжался триумф Фламинина, римские войска везли добычу, захваченную в Греции и Македонии.[253] В первый день несли оружие, знамена, бронзовые и мраморные статуи; во второй день — золото и серебро в изделиях, слитках и монетах: серебра — 18270 фунтов, много серебряных сосудов превосходного мастерства, много художественной бронзовой посуды и 10 серебряных щитов; 84 тыс. серебряных тетрадрахм, соответствующие 252 тыс. римских динариев; золота принесли 3714 фунтов, кроме того, щит целиком из золота и 14514 золотых монет «филиппиков». На третий день принесли 114 золотых венков — «дары» греческих государств.

Римляне пока не искали в Греции никаких территориальных приобретений и не стремились создавать там своей администрации, о чем говорит хотя бы тот факт, что после войны они вывели свои гарнизоны из Греции.[254]

Объяснение этого факта следует искать в том, что римляне опасались восстаний греков, которые могли быть использованы побежденной Македонией, особенно Антиохом, укрепившимся в Азии и стоявшим одной ногой во Фракии. Римское господство на Балканах с окончанием второй македонской войны еще не было обеспечено. И перед лицом новой, сирийской войны Риму было выгодно, с одной стороны, умеренным договором с Филиппом стремиться использовать его как союзника в неизбежной войне с Антиохом, с другой — формальным предоставлением свободы Греции добиться ее изоляции как союзника сирийского царя. Кроме этого, объявление свободы греческих городов должно было послужить и дальнейшему ослаблению Македонии, ибо ненадежный греческий тыл предостерегал бы ее от каких-либо значительных антиримских выступлений.

Опираясь на романофильские элементы в греческих городах, римляне, вопреки желанию греков, перекраивали греческие области, ставили у руководства людей богатых, кому «дороже всего общее спокойствие и тишина».[255] Они выступили как душители революционного движения в Греции, особенно в Спарте. [237]

Оставаясь на Балканах без преемника до 194 г., Фламинин обрушился на Набиса и потребовал от греков, чтобы они, под предлогом «освобождения» греческих городов от тирании, объявили Набису войну. При помощи аристократических сил греческих государств ему удалось победить Набиса, в 195 г. до н. э. отнять у него Аргос и другие подвластные ему города на побережье Пелопоннеса, все его владения на Крите, замкнув его только в Спарте.[256]

Разгромив государство Набиса, Рим обрушился на демократическую Этолию, которая вскоре станет союзницей Антиоха против римлян. Одержав победу во второй, македонской войне и укрепив свои позиции в Греции, Рим должен был заступить там место Македонии.

Как по поводу т. н. первой македонской войны, так и по поводу второй македонской войны среди ученых нет единого мнения. Одни полностью отрицают наличие у Рима агрессивных устремлений в отношении Востока. К ним относится, в первую очередь, Моммзен, окрестивший «тупоумной недобросовестностью» всех тех историков, которые не хотят признавать, что в то время «Рим вовсе не стремился к владычеству над государствами Средиземного моря».[257] Отрицает агрессивные намерения Рима в этой войне и М. Олло. Другие ученые, как например Валек, наоборот, считают возникновение второй македонской войны результатом сознательной планомерной империалистической политики Рима. В том и другом случае не берутся во внимание роль восточных государств, противоречия в эллинистическом мире, обострение социальной борьбы в эллинистических государствах. Единственной движущей силой в этом военном конфликте признается Рим. Безусловно, такая позиция ученых не может быть признана правильной. Однако мы не можем разделить и ту точку зрения, которая объясняет события, связанные со второй македонской войной только противоречиями между эллинистическими государствами, умаляя роль Рима и тех противоречий, которые происходили в самом Римском государстве. Правильный взгляд на этот вопрос высказан А. Б. Рановичем, который видел причины второй македонской войны в совокупности как социальных и политических противоречий в эллинистическом мире, [238] так и в Риме.[258] Хотя Рим вступил в борьбу на Востоке как союзник эллинистических государств, Римское государство имело свою внешнюю политику, которая и определяла ее участие в судьбах восточного Средиземноморья.

Анализ хода войны, всех ее перипетий не дает нам права считать, что основные стратегические и тактические цели римской армии диктовались военной слабостью римлян, у которых будто бы не было самостоятельного плана войны, начавшейся в Греции, только потому, что Рим вмешался в среду боровшихся и соперничавших между собою государств.[259]

О том, что римляне вслед за окончанием войны с Ганнибалом решили воевать с Филиппом, свидетельствуют следующие факты.