После «Основ грамотности», последовала «Композиция». Я попросила присутствовавших, рассесться в соответствии их умении писать, на тех, кому это было «очень сложно», «довольно сложно», и «не слишком сложно». Несколько с пониманием кивнули, но они снова распределились за столами строго по цвету.

Было очевидно, что попытка обучать их на трех разных уровнях, провалилась. Вместо этого я раздала им разлинованную бумагу и карандаши — последние были предоставлены тюрьмой — и прочитала им задание.

— Пожалуйста, напишите каждый в течение трех минут на тему «Мое любимое время года». Я просто хочу посмотреть, насколько хорошо мы все умеем писать.

Я прошлась по классу, пока еще с нетронутой задницей. Некоторым мужчинам удалось составить несколько предложений, медленно написав, продуманные детские заголовки, другие написали абзац, или два. Когда они отложили карандаши, я собрала несколько листков, с разными размерами текста, чтобы прочитать вслух. Я буду осторожна, сообщив им об их успехах, прежде чем отметить не уместные предложения или грамматические ошибки, чтобы продолжить урок.

— Мое любимое время года лето. — Прочитала я не заостряя внимания на ошибках потому, что будучи ребенком у нас не было школы, и мы могли играть весь день и никто не говорил мне, где быть до ужина. Я ненавижу зиму здесь в Мичигане она слишком длинная, не то, что в Вирджинии откуда я родом. Отлично. Это очень хорошо. Здесь очень обдуманно подошли к заданию. Давайте теперь быстро обсудим использование пунктуации, чтобы выделить направление наших слов...

Остальная часть обучения прошла... не катастрофично. Все вышло из-под контроля, когда я пыталась объяснить некоторые легкие грамматические подсказки. Возможно, почуяв как мне нелегко, кто-то воспользовался возможность и перенаправил разговор в политические споры по поводу «Голоса черного человека» и то насколько уличный сленг более понятен, чем тот, как он выразился «Ваш заумный белолицый жаргон, смекаешь»? Боясь разжечь драку, я мудро позволила заключенным обсуждать не очень цивильные темы, вмешиваясь в разговор со странной неуверенностью, «Да, это интересное замечание», прежде чем обстановка стала накаленной, и Леланд ударил своей дубинкой по стене приказывая всем заткнуться.

Урок подошел к концу, и заключенные вышли, мышцы лица болели от натянутой улыбки, я втянула шею, практически касаясь ушами плеч. Взглянув на Леланда в углу, я умоляла его подать мне знак — любой знак, плохой или хороший — который мог бы отобразить, как я справилась с этим.

Он поднял большой палец, его показной, пренебрежительный хмурый взгляд говорил: «Не парься малыш. Ты отлично справляешься».

Я сделала самый глубокий вдох, желая поверить ему.

Следующая сессия была об «Источниках». В Казинсе был сильный — если не революционный — реабилитационный дух, и они рассчитывали, что приглашенные библиотекари покажут заключенным, как найти работу в интернете, и обучат их заполнять онлайн анкеты. Это был не совсем урок, больше походило на свободное занятие для всех. Имелось всего два компьютера, так что мужчинам приходилось записываться заранее. Остальные парни, просто добровольно приходили и уходили, прося меня проверить их резюме, объяснить документы, которые они получали, помочь написать письмо и так далее.

Утренние источники были не слишком безумны, но мне сказали, что дневные пользовались большей популярностью.

— Они становятся неугомонными между обедом и ужином. — Сказал мне Леланд в комнате отдыха для персонала.

— Везет мне. — Я высыпала две упаковки быстрорастворимой овсянки в миску, и сунула ее в микроволновку. Я ела не чувствуя вкуса, стоя у окна, которое выходило на прогулочный двор. Мужчины тренировались, отжимаясь и подтягиваясь на турниках, играли в баскетбол с одним кольцом, разделившись, вывернув рубашки наизнанку.

Годы в этом месте, подумала я. Годы ничего неделанья кроме скучных наращиваний мышц, и, возможно, мозгов. Но даже я могла сказать, что Казинс не располагал достаточными средствами для последнего.

После обеда последовало обсуждение книг — единственный урок, на который я, в общем, возлагала надежды.

Я решила выбрать историю, которая бы задевала проблемы заключенных, но не взбудоражила бы их. Что-то, чтобы примерно подходило для мужчин с тяжелыми, взрослыми проблемами, но с навыками чтения как у подростка, и которая бы также соответствовала стандартам Казинса. Я прочитала инструкции тюрьмы, и они были довольно либеральными. Они не приветствовали «книги с чрезмерно насильственным и сексуальным содержанием», но к счастью не представляли особой цензурной опасности.

Библиотекари обожали препятствия — глубоко внутри, мы все авантюристы — я была одержима своим выбором в течение нескольких дней. Я выбрала книгу, предназначенную для подростков, думая, что история о молодом парне, может вернуть этих парней назад в те дни, когда их жизни еще не приняли такие крутые повороты.

Обсуждение книги проходило, в другой комнате, отличавшейся от утреннего класса — достаточно большая, чтобы разместить пятьдесят или шестьдесят человек на пластиковых стульях, повернутыми в сторону моего стула.

Мужчины заходили по одному, мне предоставили два охранника — Леланд с усами из стали в переднем углу, а другой мужчина стоял у выхода. Они разговаривали и шутили, все еще прибывая в общественном режиме после обеда.

Представь, что это группа школьников. Когда стулья заполнились, я сказала настолько строго, насколько смогла.

— Тишина, пожалуйста. Спасибо. Всем привет. Я мисс Гудхаус, новый библиотекарь. Добро пожаловать на сессию обсуждения книги. Надеюсь, вам понравится история, которую я выбрала...

Со второго ряда, — Поехали! Убить чертового пересмешника! — снова Воллес, мистер Брачная Пятница.

Пара парней засмеялись, а пара других зашикали.

— Она называется «Разрушитель кораблей» Паоло Бачигалупи, — сказала я. — Это пока все, что я могу сказать вам на данный момент. — И я начала читать.

Действие истории разворачивалось в дистопическом будущем, ее главный герой — мальчик по имени Нейлер, который собирает медь с разрушенных танков. Я надеялась, что место событий не будет соприкасаться с их жизнями, но я надеялась, что темы книги им не будут чужды — как завоевать положение в жестоком обществе. Выживание, угнетенность, борьба, триумф. Любовь.

Когда я читала, мужчины вели себя тихо. Устрашающе тихо, не считая тех моментов, когда случалось что-то интересное, и комната гудела от десятков комментариев.

Мой выбор был удачным.

Мой голос потерял свою неуверенность. Комнату сотрясало, когда динамика между молодым разрушителем кораблей по контракту и их бездушными надзирателями находилась в центре внимания.

Несмотря на план, читать, не отрывая глаз от книги, мой старый как мир инстинкт взял верх. Я начала поднимать взгляд, украдкой бросая взгляды через каждые несколько предложений. Они были короткими — секундным проблеском на случайном лице, достаточно, чтобы воодушевиться, и вернуться к странице.

Я прекрасно справлялась, пока через пятнадцать минут, когда мой очередной украдкой брошенный взгляд, не остановился на взгляде 802267.

Мое сердце замерло. Я запнулась, и быстро перевела внимание на книгу, возмутившись на свой мозг и на напечатанные слова.

Я пыталась не поднимать лицо, но знала, что он был там, знала точно, где находилось это тело в комнате, по отношению к моему телу, зная, что эти темные глаза были прямо на мне...

Я подняла глаза.

Этот взгляд. Его невозможно было прочесть, в нем одновременно сочеталась безразличие и очарование, холодность и всепоглощающее искушение.

Подождать... но что ждать? Я вновь опустила взгляд на страницы, рот продолжал двигаться, словно на автопилоте.

Холодное искушение. Вот. Это были лучшие слова, которыми можно было охарактеризовать это. По крайней мере, это звучало лучше, чем социопат.

Я осознанно встречалась взглядами, только с противоположной частью комнаты на протяжении нескольких страниц, но его взгляд... приклеился ко мне. Прожигал, как после прикосновения руки любовника. От этого мои щеки покраснели, и я надеялась, что румянец был незаметен в тусклом свете флуоресцентных ламп.