Марико уснула. Немного погодя голоса снова начали переговариваться друг с другом, но негромко, и она не просыпалась.
Разбудил её чей-то крик. Марико услышала его словно бы удвоенным: реальный звук доносился из коридора, ему вторил вопль в голове... Вместе с криком в голову врывалась безумная ненависть пополам с ужасом... Эмоции были так сильны, что Марико зажмурилась, обхватила голову руками, сжалась в комок, забилась под одеяло и вцепилась зубами в подушку, чтобы не завизжать вместе с этим голосом.
Крик в коридоре смолк, но в голове продолжал звучать ещё некоторое время. Ненависть угасала, сменяясь жуткой тоской и стискивающим горло страхом. Перед глазами возник смутный образ: высоченный готический храм с узкой резной башней серого камня, вонзившей в пасмурное небо острый шпиль, на конце которого вдруг начало разгораться белое свечение, становясь всё ярче, заливая светом всю картинку и ослепляя до рези позади глаз... Что-то странное было в этом сиянии, что-то почти живое... Хотелось одновременно бежать прочь в ужасе и – рвануться вперёд и утонуть в нём, раствориться навсегда...
«Нет!» - отчётливо сказал кто-то рядом.
Чья-то невидимая, но ясно ощутимая рука легла на плечо и крепко сжала.
«Марико, тебе туда нельзя!»
Но нечто там, в глубине этого живого света, влекло с такой силой, что Марико лишь отмахнулась.
Тогда кто-то крепко обхватил её бесплотными руками, стиснул в объятиях...
Сияние медленно угасало. Марико уже не пыталась освободиться, лишь жадно провожала остатки бликов взглядом. Потом упала тьма. Только чей-то голос неподалёку тихо напевал что-то вроде молитвы...
Марико пришла в себя с мокрым от слёз лицом. Голос всё ещё пел. Вслушавшись, Марико узнала Донни. Она хотела узнать, что произошло, но в голосе его было нечто такое, от чего Марико не решилась прервать песню. И только когда Донни замолчал, спросила:
«Что это было?!»
Вместо него ответил тихий, имени которого Марико так до сих пор и не знала:
- Блэйк сорвался...
«И... что?»
Кто-то ещё вломился в разговор – громко, зло:
- Грохнули его, вот что! Руки за спину, иголка в шею – и тю-тю!
Марико снова сжалась в комок от ужаса.
- Сэм, хватит, - оборвал его Донни. – Хочешь пойти следом? Или раскачать кого-то ещё своей истерикой? Мы договаривались, помнишь? Возьми себя в руки. И дайте я сам поговорю с Марико. Один на один.
Странно, но она ясно ощутила, как исчезло присутствие остальных. Словно один за другим гасли слабые, но вполне различимые шумы. Что это было: звук дыхания? Марико так и не поняла.
Но один остался рядом.
- Как ты? Я едва удержал тебя...
Марико не смогла ответить внятно, внутренне сжавшись от воспоминания о только что пережитом.
- Плохо, что это случилось, когда ты ещё не научилась закрываться. Всё было бы не так жутко... Большинство ребят не представляет, каково это, когда тебя тащит вслед за уходящим. Но я однажды тоже прошёл через это. Может быть, поэтому сумел удержать.
Марико вспомнила ощущение крепко обнимающих сильных рук и хотела сказать что-то благодарное, но слов не находилось.
- Слов не нужно, - улыбнулся Донни. – Я понял. Ты ещё открыта до самого дна. Да, это странно, - он словно отвечал на её невысказанные мысли, так и не сложившиеся во фразы, оставшиеся смутными образами. – Но тебе нечего стыдиться. Ты хорошая девушка. Жаль, что ты здесь.
Наверное, Донни открылся в ответ, чтобы Марико не было слишком неловко. Она почувствовала и его симпатию, и грусть от того, что дальше симпатии нельзя сделать и полшага – ведь он понял и про Эрика тоже; и желание помочь, защитить, научить защищаться саму...
Это было странное общение – образами, совсем без слов. Марико подумала вдруг, что нечто отдалённо похожее испытывала раньше, очень редко – рядом с папой, когда они переглядывались молча, и не нужно было ничего говорить, чтобы понять, что чувствует другой. Или когда один произносил вслух в точности ту же фразу, какую за полсекунды до этого подумал другой. Но эти моменты были так коротки и мимолётны. Сейчас же ощущение погружения друг в друга даже слегка пугало. Словно заглядываешь в другой мир и тонешь в нём...
Но в какой-то момент Марико вдруг поняла, как это – закрываться. Попробовала, и тут же поток образов оборвался, накрыла ватная глухота. Она даже испугалась, но скоро сумела ослабить блокировку.
- Видишь, это в самом деле просто, - услышала она Донни. – Теперь будет легче. И больше никто не узнает того, что ты хотела бы скрыть.
«Спасибо...»
За дверью послышались голоса. Марико поспешила лечь на подушку и расправить скомканное одеяло.
Вошли две женщины, продолжая начатый в коридоре разговор.
- ...это не может быть так рано. Она, наверное, что-то напутала. Или энцефалограф сбоит.
- Посмотрите сами.
Первая подошла к Марико и надела ей на голову мягкий обруч с электродами. Вторая включила прибор, и обе погрузились в созерцание графика.
- Говорю же, ещё слишком рано для спонтанного всплеска. Не прошло и недели с начала инъекций.
Марико отметила про себя временную зацепку. Меньше недели. Но сколько точно?
В голову пришла шальная идея: попробовать прочитать мысли «стервы». Марико внутренне потянулась к ней, но тут же вторая воскликнула:
- Да вот же!
Марико захлопнула свежевыученную защиту наглухо.
Вторая женщина вглядывалась в графики ещё какое-то время, потом покачала головой.
- Нет, это какая-то случайность. Аппаратная ошибка. Вы же знаете, первоначальный всплеск активности длится непрерывно два-три дня. А тут всего несколько секунд. Надо показать прибор техникам.
Женщины проверили пульс и давление Марико, опять посветили в глаза проклятым фонариком и ушли. Через несколько минут пришла третья, принесла еду. Марико решилась спросить у неё, кто это кричал. Женщина, как всегда проигнорировав вопрос, вышла.
Опять эта мерзкая каша... Марико отодвинула тарелку, но снова услышала Донни:
- Лучше ешь. Тут везде натыканы камеры. Если будешь вести себя неадекватно: отказываться от еды, кричать, что-нибудь ломать или разбрасывать, - тебя начнут накачивать всякой дрянью. Хочешь, я внушу тебе, что это... ну, не знаю, картофельное пюре. Я «специализируюсь» на кинестетике».
«Как это?»
- Ну, у каждого телепата лучше всего работает какая-то одна сфера: речью владеют практически все, кому-то лучше даётся звук, музыка, кому-то ощущения – вкус, запах, тактильное чувство. Кто-то умеет создавать четкие визуальные образы. Таких, кто может равно внушать все три вида – очень мало. Дик Уайлд был из таких...
«А я?..»
- Пока не знаю. Это будет ясно дня через три, когда «стервы» начнут с тобой тренинги и тесты».
«Кажется, они думают, что я ещё не могу общаться мысленно...»
Марико рассказала о визите женщин, изучавших её энцефалограмму.
Донни очень удивился.
- Это правда необычно. Как правило, способность проявляется недели через полторы-две ежедневных инъекций. Если они сказали, что ты здесь меньше недели – это действительно редкость. Я такого не встречал ещё ни разу.
«А... давно ты здесь?» – решилась спросить Марико.
- Трудно сказать точно. Здесь тяжело следить за временем. Но мне кажется, что-то около десяти лет.
Она ахнула и зажмурилась в ужасе...
- Извини... я не хотел напугать тебя...
«И ты никогда не пытался убежать?!»
- Это практически нереально. Единственный, кому удалось – Дик. Не знаю, как он это делал. Мне кажется, пользовался своими способностями. Потому что иначе это просто невозможно. И потом... куда мне бежать? Я не помню, кто я, откуда, не знаю, сколько мне лет на самом деле. Чёрный парень, которого кто-то из этих тёток прозвал «Донни»... Всё, что мне осталось из прошлой жизни – это пара тату и песни о Боге... Пока я пою – я могу жить, где угодно. Так что не всё ли равно?
Марико хотела задать ещё много вопросов, но Донни прервал её.