Пока судовой механик и матросы как угорелые носились от одной поломки к другой, мы сидели на палубе с капитаном, Лианой и лоцманом, уютно расположившись в плетеных креслах вокруг столика с киром и фруктами. Начавшись с корабля и его нелегкой судьбы, разговор плавно перешел на политику. Ясное небо над морем, задержки, предстоящая высадка, сгоревшие мосты за плечами — все это создавало у меня особое настроение, и оно требовало выхода.

— И вообще тяжело стало жить в последнее время, — пожаловался капитан, покачиваясь в кресле с бокалом в руке и наблюдая, как почерневший от моторного масла механик в очередной раз бежит от моторного отсека к складу. — Новая власть давит нас законами. Возвращаешься из рейса, заплати налоги, оплати разрешения… Раньше, при короле, я брал только разрешение на плавание — и вперед! Делай что хочешь!

— Так значит, стало хуже? — подтолкнул я оратора к логическому умозаключению.

— Конечно! — этот ответ был для капитана таким очевидным, что он не выдержал и залпом выпил свой бокал.

— Ну так за чем же дело встало, — сделал я, казалось бы, логичный вывод, с трудом сдерживая бурлившие чувства, и торопливо опрокинул свой бокал, чтобы скорее погасить их. — Значит, надо возрождать королевство?

— В смысле? — Капитан в затруднении наморщился.

Крёз понял, к чему идет дело, поскучнел и переключился на бронзовокожую дочь капитана, неторопливо щипавшую жареную рыбу на блюде, и заговорил с ней о какой-то ерунде — да об этой самой рыбе, похоже.

— В самом прямом, — рыкнул я, недовольный внезапным тугодумием капитана и жестом показал ему на пустые бокалы. — Если раньше, при короле, было лучше, а сейчас, при республике, хуже, значит, надо восстанавливать королевство. Так?

— Ну, не знаю… ну, наверное… — неуверенно ответил наконец капитан, глядя, как прозрачная струя кира переливается из бутылки в бокал.

— Что значит «наверное»? вы не уверены?

— А как вы себе это представляете? — с интересом вмешался лоцман, которому за это время полюбились мои заумные беседы с капитаном. Впрочем, подозреваю, он только делал вид, чтобы втереться к капитану поближе в доверие. — Если восстанавливать королевство, значит нужен король? А где его взять?

Я посмотрел на него испытующе. Сказать, что ли, что последний претендент на престол сидит сейчас перед ним? Нет, он еще не готов. Я молча показал ему на полный бокал, стоявший перед ним, и он послушно опрокинул его залпом.

— Сначала надо поставить этот вопрос. Откуда может взяться король, если он никому не нужен. Сначала надо четко сказать — «мы хотим короля». «Мы хотим королевство». Следующий шаг — найти человека, который будет королем. Ваше здоровье! За короля!

— За короля!

— Мы должны подготовить народ к возвращению королевства. Более того! Мы должны пробудить в народе покаяние. Да! Наливайте!

— Покаяние? — переспросил капитан, наливая.

— Конечно! Ведь разве сам народ не виноват в том, что королевство пало, и стала республика?

— Ну насчет народа это вы неправы… — капитан немного обиделся. — Я лично ничем перед королевством не виноват…

— Но ведь вы ничего не сделали, чтобы защитить его. Чем вы занимались, когда шел штурм Дворцовой площади?

— Ну… кажется, я был в рейсе. Да, я был в рейсе.

— А что вы сделали, когда вернулись и узнали о революции?

— А что я мог сделать?

— Ну, например, собрать своих матросов и повести их на штурм… вышибить из Дворца эту республиканскую шушеру… эту мразь, сброд уголовников и подлецов… — пьяная ярость охватила меня, я опрокинул бокал в горло, — … раздавить их вот так, как этот бокал!

Я зарычал и раздавил бокал в руке, осколки впились мне в ладонь, и на стол закапала кровь. Крез пнул меня ногой под столом, но этот толчок распался в моем пьяном сознании на множество самых разнообразных смыслов, так что я только усмехнулся.

— Что вы делали, когда вернулись из рейса? — повторил я свой вопрос, изо всех сил сдерживаясь.

Получилось весьма угрожающе.

Капитан посмотрел на меня с ужасом.

— Я… пошел в кабак… — наконец промямлил он. — С командой. Мы тогда здорово нажрались…

— Монархия пала, а они пошли в кабак! — закричал я, вытирая окровавленную руку салфеткой. — Полюбуйтесь на них! Наверное, радостно кричали, «долой короля»?

Капитан посмотрел на меня жалобным взглядом пса, который изгадил постель хозяина и знает об этом. Я торжествующе злобно рассмеялся.

— Ну хорошо, я виноват! — яростно рявкнул он, и в доказательство своих слов залпом выпил свой бокал. — Я простой гражданин, я р-работаю, к-кормлю семью, х-хожу в рейсы, а п-политикой пусть занимаются другие!

— Другие? — Я презрительно улыбнулся и выпил свой бокал. — Конечно, другие! Пусть другие занимаются политикой, мы будем только платить налоги. Пусть другие делают для нас колбасу, мы будем только жевать ее. А почему мы должны жевать ее? Пусть другие для нас будут эту колбасу жевать, мы будем только глотать ее. Продолжать? — рявкнул я на капитана.

Тот лишь с вызовом посмотрел на меня, похоже, уже не понимая смысла моих слов.

— Но… вот поэтому мы так и живем, а еще и жалуемся, — с мягким упреком сказал я капитану, изо всех сил стараясь не слышать, как Крез за моей спиной воркует с Лианой, — и никто не хочет подумать о том, как нам сделать так, чтобы жить лучше!

— Ну почему не хочет подумать, — возразил лоцман. — Давайте подумаем.

Для нашей беседы он был подозрительно трезвым, и я повелительным жестом указал на его полупустой бокал. Он подумал, крякнул и опустошил его.

Тогда я налил всем еще, взамен своего отобрав бокал у Креза.

— И что делать? — с мукой в голосе спросил капитан. — Ну, б-будем мы восстанавливать монархию… сойдем с берега и пойдем на штурм Дворца…

Но я пронзил его суровым пьяным взглядом. Лоцман поспешно вторил презрительным фырканьем.

— На штурм уже поздно идти. Надо было семь лет назад, когда было горячо. Сейчас надо готовить народ. Говорить с ним на его языке.

— И что говорить?

— С толпой надо разговаривать об инстинктах. На языке инстинктов. Наливай. Иначе она не поймет. — Чтобы меня лучше слышали, я встал над столом, опершись на него обоими руками. — Инстинкт, это душа толпы. Это то, чего тебе хочется. Тебе ведь хочется есть, получать информацию, быть в безопасности и размножаться?

Такой прямой вопрос заставил капитана смутиться. Надо же, старый хрыч, целыми днями торчит на мостике и пялится в морскую даль, а хочет размножаться. Крез, в этот момент разговаривавший с Лианой о погоде, запнулся и бросил на меня огненный взгляд, но я притворился, что не заметил.

— И толпе хочется того же самого! Когда мы наедине, мы этого стесняемся, но в толпе мы сбрасываем узкие одежды стыда и сливаемся в едином порыве оголенных, как провода, первобытных чувств — догнать, чтобы съесть, съесть, чтобы размножаться, размножаться, чтобы жить…

Я чувствовал себя альпинистом, карабкающимся по отвесной скользкой стене нагроможденных друг на друга слов, и, чтобы придать себе сил, опрокинул в себя свой бокал и жестом приказал остальным сделать то же. Чему они и повиновались безоговорочно.

— С толпой надо разговаривать просто! Мы хотим знать!!! — заорал я, почувствовав новый прилив могучих сил. — И толпа открывает уши — потому что она хочет знать!!!

— Мы хотим есть!!! — кричал я радостно, и крик мой летел над морем, и на него сбегались с кухни обеспокоенные повара, держа в руках подносы с жареными и вареными дарами моря. — И толпа открывает уши — она хочет есть!!! Ха-ха-ха, она хочет жрать!!!

— Она хочет размножаться!!! — и повара стыдливо убегали обратно, держа в руках опустевшие подносы. — Толпа — это борьба! У тебя нет врагов, но у толпы обязательно найдутся! Враг толпы — другая толпа! Ребята, наших бьют!!! Только крикни, и увидишь, все сразу встрепенутся, начнут сжимать кулаки, начнут вращать глазами — вот так!!!

Иллюстрируя смысл своих слов, я сжал кулаки, бешено выпучил глаза и стал поворачиваться в разные стороны в поисках воображаемых врагов.