Когда значок «плохая связь» сменился на «вообще нет связи, никакой», я впал в такое уныние, что захотел выйти из каюты и броситься в море. Остановила только мысль о том, что для этого надо было обуться. Помучившись, я уснул.

К вечеру второго дня температура спала, я наконец почувствовал бодрость, и еще мне смертельно наскучило наблюдать в иллюминатор однообразно гладкий горизонт над мерно колеблющейся поверхностью моря. Я спустился вниз и присоединился к компании Креза и капитана, которые травили морские анекдоты, покуривая уизоны да попивая кир.

Запас анекдотов кончился на следующие сутки. Мы принялись с удвоенной силой опустошать запасы кира и уизонов.

Наконец вечером пятого дня, в тот благословенный час, когда мы задумчиво колебались в своих гамаках между сном и явью, с палубы донесся крик впередсмотрящего:

— Земля!

Пока я пытался заставить свое тело покинуть уютное сооружение из веревок, Крез выбежал на палубу.

Наконец я победил инерцию нервной системы и притяжение планеты и дополз на полубу. Крез стоял у фальшборта и напряженно вглядывался в бинокль, судя по всему, недавно отнятый у капитана, стоявшего рядом со скорбным видом.

Через минуту моего ожидания в позе просящей статуи Крез нехотя положил бинокль в мою руку, и я посмотрел в окна визоров.

Там, в тумане, между небом и землей виднелась тонкая темная линия. Над ней сгущались облака.

— Это Кинхаунт? — спросил я.

— Не, это пока только Сторожевой, — проворчал капитан. — Кинхаунт будет завтра к утру, если погода не ухудшится. Но в это время здесь тихо. Думаю, не ухудшится. Нам надо набрать воды. Сток, спускай лодку! Парни, вы тоже можете с нами — если хотите прогуляться!

Мерно покачиваясь, корабль бежал по журчащим волнам, время от времени брызгавшим на палубу сверкающими на солнце каплями.

Но лодка не спускалась на воду, продолжая болтаться на тросах.

— В чем дело, Сток?

— Смотрите, капитан!

Капитан перевел бинокль туда, куда указывал матрос. Оглянувшись на нас, он махнул рукой, показывая куда-то влево по курсу:

— Акаи!

Я оглянулся в ту сторону, куда он указывал, но не увидел ничего, кроме всплесков на воде. Вдруг море там словно вскипело, запузырилось белой пеной.

— Это у них свадьба! — поведал нам капитан. — Придется отказаться от высадки, а я хотел взять еще воды!

— Что за чушь, — презрительно прорычал Крез. — При чем здесь эти зверушки… высадимся сейчас же!

— Не получится, — возразил капитан. — Любого, кто случайно окажется поблизости, они растерзают в клочья.

Мы ухватились за поручни и смотрели на несколько резавших воды серых плавников в паре сотен метров справа по борту.

— Погода сегодня хорошая, — сказал в этот момент Крёз, словно не слыша, о чем идет речь. — Хочется купаться.

Я оглянулся на него — Крёз уже сбросил костюм и залез на перила.

Чертов космопрыгун, он опять придумал способ унизить меня и доказать, что он круче. Ну это мы еще посмотрим.

— Стойте! — завопил капитан, ничего не понимая. — Вы что, не поняли? Там же акаи! Они в один момент будут здесь!

— Крутые парни вроде меня не боятся всякой мелкой рыбешки, когда хотят поплавать, — презрительно сказал Крёз и посмотрел на меня. — Ну что, сынок, испугался этих пиявок? Ну да, ты же у нас пилот, привык сидеть в теплом кресле и вертеть игрушечным штурвальчиком… ну, смотри как делают крутые парни…

И с этими словами Крёз мощным прыжком описал в воздухе дугу и с всплеском исчез в волне.

События развивались очень быстро.

Страх унижения пинком изгнал из меня остатки хмельной лени. Обиженно ворча, она переместилась в мозг и лишила его последних остатков здравого смысла. Я нахмурился, стараясь суровыми гримасами лица выдавить из сердца страх, и быстро разделся. Без костюма на палубе сразу стало холодно — крепкий морской ветер мгновенно остудил тело, и купаться мне уже не хотелось, тем более что акаи, кажется, стали приближаться. Но одна мысль о том, что Крёз сейчас появится, фыркая, из воды и насмешливо посмотрит на меня, ужалила меня, и я вскочил на перила.

На мгновение разум все-таки включился, и я остановился и посмотрел на горизонт, на голубое небо, по которому быстро летели белые облака — может быть, в последний раз. Затем сжал зубы и рыбкой прыгнул вниз, в катившуюся навстречу волну, успев услышать, как кричит капитан:

— Стоп машина!!!

Пробив верхний нагретый солнцем слой изумрудной толщи, я попал в обжигающий холод и раскрыл глаза — подо мной расстилалась темная слепая бездна. Еще через пару нырков, опускаясь все ниже и ниже, я опустился в настоящий космос, лишенный каких-либо следов тепла, изогнулся и стал изо всех сил выгребать обратно наверх. С непривычки дыхание быстро кончилось, я вырвался на поверхность, судорожно захлебываясь соленой водой.

Крёз уже подплывал к кораблю, протягивая руку к свешенному с борта тросу.

— Ага, бежишь обратно, испугался, сынок! — воскликнул я, не успев подумать. Мне слишком хотелось отыграться за то, что Крёз прыгнул первым.

Крёз оттолкнул трос и опустился обратно.

— Идиоты! — кричал с палубы капитан, — акаи идут к вам! Поднимайтесь обратно, не дурите!

— Отличная вода! — воскликнул я в ответ уже не таким бодрым голосом. — Выходить совсем не хочется, д-да, Арчи?

Сзади поднялась огромная волна и чуть не швырнула Креза на обросший острыми ракушками борт корабля — он еле успел отбарахтаться прочь.

— Да! — ответил он, борясь с волной. — Поплаваем еще!

— Парни!!! — капитан заметался в ужасе. — Они идут прямо сюда! Быстрее! Быстрее! Они развернулись! Чертовы придурки, быстрее! Это уже не шутки! Ублюдки несчастные! Быстрее на борт!!! Быстрее на борт!!! — верещал он совсем уж неприличным образом.

— Чего он там орет? — недовольно спросил Крёз, отфыркивая воду рядом с мной.

— К-кажется, — я стучал зубами от холода и страха, — к-кажется, н-надо возвращаться…

— Да, ты уже накупался? Ну ладно… поплыли…

— Нет, — упорствовал я, — если т-ты н-не хочешь… аб-б-б-в-б-б… р-р-р-р… то ещ-ще п-поп-плаваем…

Но Крёз уже плыл к борту. Я приударил за ним, и вскоре мы уже поднимались по борту, держась за тросы.

— Смотрите, смотрите! — капитан показывал вниз, — чуть-чуть!!! Чуть-чуть!!!

Закидывая ногу через фальшборт, я посмотрел вниз и вздрогнул — совсем рядом, в пенящейся воде огромные серые тела гулко ударялись в борт корабля, слепые рыла приподнимались из волн и громко клацали зубами.

Но мои босые ноги уже стояли на раскаленной солнцем палубе, я осознал себя в безопасности, прогнал дрожь, выпятил грудь и исподволь бросил взгляд на Креза. Тот с выражением неподдельного ужаса на лице смотрел, как акаи выпрыгивают из воды и с лязгом хлопают челюстями, пытаясь достать бывшую только что тут пищу. Горячая волна радости захватила меня, но я быстро отвернулся, чтобы своей физиономией не спровоцировать Креза на новые безумства.

Обтеревшись, мы уютно расположились в шезлонгах на палубе и стали с бокалами кира в руке согреваться на солнце, продолжая зорко наблюдать друг за другом.

— Что-то ты дрожишь, чувачок… — процедил Крез, презрительно прищурившись. — Испугался маленьких рыбок?

Я ответил ему таким же презрительным прищуром.

— Нет, Крезушка, это ты сам так трясешься, что тебе кажется, что дрожит весь мир вокруг тебя.

Мы пикировались в том же злобном духе до тех пор, пока солнце и кир рука об руку не растопили окончательно наши, слегка замерзшие в темной глубине океана, сердца.

И тогда мы улыбнулись друг другу самым счастливым образом.

Философия Дэлвиса

Во второй день я, опьяненный морским ветром, все время дувшим с юга, выпил слишком много и сразу.

Причиной была нервная скука — на последних тысячах к Кинхаунту «Урайна» вдруг начала капризничать, и ход корабля сильно замедлился. Охлаждение двигателя и топливный насос ломались по очереди, из-за них начинали выходить из строя остальные детали — кораблик-то, как оказалось, уже пятьдесят лет как на плаву.