В противоположность старинному интерьеру вестибюля номер был оборудован по последнему слову моды и шикарно обставлен. Шкафы прятались в обитых панелями стенах, посередине комнаты царствовала двуспальная, покрытая простыней кровать.

— Что за странный обычай? — воскликнула Доминика. — Ты представляешь себе перспективу спать под одной простыней с какой-нибудь миссис из американской группы?

— Скорее, мне пришлось бы спать с каким-нибудь мистером, — буркнул Лукаш.

Они рассмеялись. Доминика бросилась в мягкую пропасть кресла, ударившись подбородком о колено.

— Боже! Что за кресло! Вот бы мне такое в Варшаве. — И вдруг переменила тему: — Какое платье надеть мне к обеду?

— Надевай какое хочешь.

— Так не отвечают девушке, которую любят.

— Больше всего ты нравишься мне в желтом с оборками. Ты еще ни разу не надевала его в Мадриде.

— Ладно. Надену желтое.

— Хорошо, любимая.

И все опять стало так, как быть должно. Доминика занялась извлечением из чемодана своих разноцветных нарядов, пока не добралась до желтого платья. Приложив его к себе, спросила:

— Тебе не кажется, что в зеленом мне было бы лучше, чем в желтом?

— Не знаю, никогда не видел тебя в зеленом.

— Вот именно…

— Что — «именно»?

— Да я просто так… — Доминика бросила платье на кресло и обняла Лукаша. — А знаешь, по-моему, у каждого человека есть не только ангел-хранитель.

— А кто еще?

— Черт-искуситель, вот кто. И службу он несет исправнее, чем ангел.

— Это почему же?

— Потому что ангел занят и другими благими делами: молится за нас, оберегает… А черт ничего не делает, только все время подглядывает, а потом толкает на разные искушения.

— Тебя тоже?

Как раз сегодня утром толкал. Ты пошел в автобус слушать радио, а я… я тоже не осталась в Соборной мечети…

— Кому-то из нас все-таки надо было осмотреть этот достопочтенный памятник старины, чтобы не являть собой стопроцентную пару дикарей.

— Мне начинают уже претить все эти старинные стены, а ничего современного мы почти не видим.

— Ну ладно, ладно. Где ты была утром и что делала?

— Ходила по магазинам.

Лукаш улыбнулся и погладил Доминику по голове.

— Ах ты, моя бедняжка! А это тебе не претит? В каждом городе ты глазеешь на все витрины.

— Потому что в каждом они другие.

— Ты права. Ладно, после обеда я тоже пойду с тобой.

— Зачем?

— Затем, что мне тебя жалко, когда ты так вот одна стоишь и смотришь…

— Нет-нет! — решительно запротестовала Доминика. — Лучше я сама. Ты будешь мне только мешать приручать моего черта-искусителя. Я хочу с ним столковаться.

— И тебе удастся?

— Конечно. Один раз я ему чуточку уступлю, другой раз — он мне. Думаю, мы с ним договоримся.

— А это не опасно?

— Что именно?

— То, что ты ему все-таки уступишь.

— Думаю, нет. Надень чистую рубашку, пусть эти американцы не думают, что мы совсем уж не мытые и не стиранные из-за нехватки у нас «моющих средств».

— Уверен, они вообще об этом не подозревают.

— Не скажи, все эти «массмедиумы», без которых ты жить не можешь, наверняка постарались подробно их об этом проинформировать. Поэтому хорошо пахнуть — для нас дело чести. А то от шведок, например, постоянно несет потом.

— Не преувеличивай. — На этот раз Лукаш снисходительно отнесся к болтовне Доминики.

— Нет, правда. Наверное, они считают, что им необязательно часто мыться, поскольку их никто не заподозрит в экономии мыла. Это все равно что с деньгами — если они есть, необязательно выглядеть их имеющим. Зато вот Мануэль и Карлос… — Доминика не закончила фразы.

— Что Мануэль и Карлос? — спросил Лукаш без особого интереса. Он искал в чемодане рубашку и вывалил все его содержимое на кровать. — Мне осточертело это постоянное копание в чемоданах.

— Здесь столько шкафов, что можно спокойно все разложить.

— А завтра снова упаковываться.

Доминика подошла к Лукашу и потерлась носом о его голую грудь…

Хрустящая от крахмала простыня как нельзя лучше способствовала любви в жаркий день…

Когда — опоздав — они появились в обеденном зале и с выражением виноватости подошли к длинному столу, за которым уже сидела в полном составе группа, все взоры обратились на них. В некоторых ситуациях бывает, что молодость и красота выглядят бестактностью, кажется, это был именно тот случай. Лукаш и Доминика торопливо заняли свои места и, если бы могли, охотно спрятали свои лица в салате из омара, стоявшем перед ними: с них по-прежнему не сводили глаз — не осуждающих — упаси бог! — но откровенно любопытных и чуть грустно понимающих.

— Конечно, все думают одно и то же, — буркнул Лукаш по-польски.

А мистер Лестер даже откровенно это выразил. Он чмокнул руку жене и сверкнул глазами в сторону других женщин:

— Когда мы с Мерлин совершали свадебное путешествие, то всегда тоже всюду опаздывали.

Кто-то за столом рассмеялся, кто-то лишь чуть улыбнулся, и только Асман, сидевший напротив между мисс Гибсон и Сильвией Брук, торопливо ел, не поднимая головы.

— После обеда, — громко провозгласила мисс Гибсон, отвлекая внимание от молодой пары — как видно, она годилась не только на роль генерала, но вполне могла бы стать и наставницей пансиона благородных девиц, способной уберечь воспитанниц от разговоров на фривольные темы, — после обеда мы едем на фабрику по выделке козьих шкур, чем славится Кордова.

— У вас будет возможность сделать весьма полезные покупки, — добавил практичный Хуан. Сидя рядом с Доминикой, он, прижав свое колено к ее, широко улыбался мисс Гибсон.

Доминика опустила руку под стол и вонзила все пять острых ногтей в обтянутое тесными брюками бедро испанца. Захваченный врасплох, он едва сумел сдержать крик боли. Она же повернула к нему лицо и как ни в чем не бывало смотрела совершенно невинными глазами.

На фабрике по выделке козьих шкур она тем не менее старалась все-таки держаться от него подальше, боясь, что он мог неправильно понять ее выходку, хотя, собственно, она и сама не совсем ее понимала. Во всяком случае, девушке, кажется, не пристало защищаться подобным образом. Так или иначе, но лучше не доводить до объяснений и держаться подальше, прячась за кипами кожаных изделий, громоздившихся на огромном столе, который со всех сторон обступили туристы. Каждый мог здесь выбрать себе что-то по вкусу: сумку из тисненой кожи, бумажник, кошелек или домашние шлепанцы. Вещи подороже — пальто, куртки, жилеты, юбки и брюки, — очень красивые и, надо сказать, весьма дорогие, висели на манекенах и вешалках. Доминика не могла устоять перед искушением примерить несколько курток и жилетов. Один из них, зеленый, с золотистым узором, особенно восхитил ее. Она надевала его и снова снимала, пока наконец Лукаш, рассмеявшись, не сказал:

— Хватит, сейчас же купи его.

— Ах нет, — вздохнула она и на этот раз, о к о н ч а т е л ь н о  сняв, повесила на вешалку.

— Прошу тебя, купи!

— Я же тебе сказала, что на все доллары, какие у нас есть, куплю кафельную плитку и мозаику для нашей будущей ванны.

— Ну тогда я сам куплю его тебе!

— И мы будем потом всю обратную дорогу домой голодать.

— Такая тренировка перед возвращением в Варшаву пойдет нам на пользу. Вернуться прямо к польскому аскетизму после испанского кулинарного изобилия будет просто ужасно. Стоит только вспомнить сегодняшний обед.

— Наконец-то ты созрел, чтобы это оценить.

— Надо быть полнейшим идиотом, чтобы не оценить стараний мисс Гибсон. Думаю, все это ради Асмана.

— Не произноси вслух его имени, а то он может понять, что мы говорим о нем.

Асман стоял рядом и уговаривал двух не отходивших от него ни на шаг женщин, Сильвию Брук и Сибилл Гибсон, тоже примерить жилеты. Он сам снял с вешалки тот, что примеряла Доминика, хотя, правда, им его не подал, а перекинул через левую руку и нежно погладил.

— Ну вот видишь, — сказал Лукаш, — слишком долго думала, и что теперь? Отнять у него?