Еще раз окинув взглядом суровые в своей аскетичной скромности стены старой синагоги, не украшенной даже религиозными росписями, Асман с горечью подумал, что обитающий в этих стенах Бог не сподобился ниспослать ему ни капли радости и душевного покоя.

С небольшой площади перед синагогой видна была внизу Тахо, омывавшая подножие скалы, на которой раскинулся Толедо. И хотя вода в широком русле текла стремительно, отражение неба в ней оставалось вечным и недвижным.

Желание отыскать поляков показалось Асману вдруг совершенно лишенным всякого смысла. Тем не менее он пошел все-таки в музей Эль Греко, а затем, не найдя их и там, — в расположенный неподалеку дом Эль Греко, в котором великий художник, вероятнее всего, вообще не жил, но надо же было иметь для туристов хоть какую-то исходную точку легенды, приносившей немалые доходы. Здесь в толпе, заполнившей патио, он увидел конезаводчика из-под Сан-Диего с женой, совсем, похоже, подавленной буйной жизнерадостностью своего супруга. Стараясь не попасться им на глаза, он смешался с группой итальянских туристов, направлявшейся в глубь дома. В каменном квадрате патио громко разносились голоса гидов. Если б даже поверить, что в воздухе тут все еще звучит эхо шагов Эль Греко, его в этом гаме все равно никто бы не услышал.

Вместе с итальянцами он вошел в небольшую, выложенную цветным кафелем кухню, где над потухшим очагом висел пустой чугунный котел. По обеим сторонам стояли какой-то странной формы табуреты, на них — как утверждал гид — в XVI веке женщины рожали детей. «В кухне?» — поражались итальянки. «В кухне», — блистал оригинальностью гид.

Следующая дверь вела в сад, где на аллейках, посыпанных желтым гравием, вокруг фонтана и в тени цветущих кустов тоже толпились посетители. Здесь наконец он увидел ту, которую искал.

Она сидела на парапете фонтана какая-то поникшая, а может, просто утомленная чересчур перегруженной программой дня. Два молодых испанца наперебой что-то ей говорили, она односложно отвечала, не глядя ни на одного из них, что, видимо, еще более распаляло их прыть. Завидев Асмана, она живо спрыгнула на землю и, не сказав ни слова оторопевшим испанцам, направилась к нему.

— Вы ищете мисс Гибсон?

— Ах нет! — возразил он с чуть излишней, пожалуй, поспешностью.

— Вообще-то она где-то здесь.

— Спрячемся за этот куст, — потянул он ее за стену цветущих лиан. — Мне не хочется, чтобы она нас увидела.

— Вы же поехали в Кордову?

— Поехал. И с полдороги вернулся. А где ваш муж?

— Это не муж, — после минутного молчания сочла нужным пояснить Доминика.

— Я думал, вы совершаете свадебное путешествие.

— Точнее… предсвадебное.

— Предсвадебное? — улыбнулся он.

— Да. Мы не можем пока пожениться: у нас нет жилья.

— Чего же проще? Снимите квартиру.

На этот раз улыбнулась она:

— У нас не снимают квартир. В лучшем случае — комнату, если кто-то согласится пустить к себе квартиранта или, уезжая, скажем, за границу, временно сдает квартиру, но это, как правило, стоит очень дорого.

— Каким же образом можно обзавестись квартирой?

— Купить или получить по так называемому распределению. Вам это не легко понять.

— Но мне бы хотелось. У кого купить?

— У нас есть специальные жилищные кооперативы. Человек вносит деньги, становится членом кооператива и ждет.

— Чего?

— Квартиры.

— И долго?

— Когда как. Несколько, а иногда и больше десяти лет.

— Вы шутите!

— Ничуть.

— Не проще ли в таком случае купить квартиру у предпринимателя, который построит ее быстрее?

— У нас нет таких предпринимателей. Есть кооперативы.

— Но если они не справляются с делом?..

— Справляются. Ведь только им оно и поручено. — Доминика рассмеялась, хотя и не совсем искренне.

— Но вы говорили еще о каком-то распределении?

— По распределению квартиры получают только люди заслуженные или очень нужные в каких-нибудь важных отраслях хозяйства. В провинции с этим легче, а в Варшаве очень трудно.

— Да, а что, собственно, сейчас творится у вас в Варшаве? — смог он наконец коснуться интересующей его темы.

Она ответила не сразу, взгляд ее застыл. Теперь только он вблизи увидел ее глаза, такие ярко-голубые, что, казалось, они так и лучились голубым светом из-под черных пушистых ресниц.

— Что там у вас происходит? — повторил он.

— Ничего особенного.

— Какие-то демонстрации, манифестации…

— Водители трамваев и автобусов вышли на улицы…

— А их задержали?..

— Кажется, да… точно не знаю, Лукаш слушает радио на каждой остановке автобуса, я просто готова убить его за это…

— Почему?

— Представляете, он не видел даже «Погребения графа Оргаса», синагог и музея Эль Греко, вот и теперь снова пропал. Подружился с шофером автобуса, и тот позволяет ему слушать радио.

— Вероятно, это интересует Лукаша больше, чем памятники старины.

— Но мы же первый раз в Испании! Вы это понимаете? И неизвестно, попадем ли сюда еще когда-нибудь.

— Я тоже так думал, когда лет двадцать пять тому назад впервые приехал в Мадрид. А потом приезжал каждый год, останавливался в одном и том же отеле, брал напрокат автомобиль и через Толедо, Кордову и Севилью отправлялся отдыхать в Торремолинос.

— Но вы — из Соединенных Штатов Америки… — проговорила она тихо и тут же пожалела о сказанном.

Он тоже смутился.

— Простите. Я знаю, что ваша страна переживает трудный период.

— Не будем об этом, ладно?

— Не будем. — Ему хотелось сказать, что перед такой девушкой, как она, открыт весь мир и это должно ее радовать. Но он не сказал, а вместо этого тихо спросил: — Почему вы не надели сегодня платье с такими милыми бантиками?

Она растерялась.

— Вы его заметили… Я думала… вернее — Лукаш думал, что для сегодняшней поездки больше подойдут брюки и блузка. К тому же у меня забинтована рука, и лучше прикрыть ее рукавом.

— Зато вы в том платье выглядели как праздничный подарок.

— Как… праздничный подарок? Мне кто-то уже это говорил…

— Вот видите. Очень удачное сравнение. И в самом деле — с чем еще можно сравнить девушку, у которой на плечах бантики?

Мануэль и Карлос появились из-за куста, оба с трудом сдерживая ярость.

— Твоя группа уходит, — сказал Карлос. Сейчас он не походил на хорошенькую, воспитанную гимназисточку.

— Ах, простите! Мне надо было сказать кое-что важное мистеру Асману.

Имя дирижера произвело впечатление, оба юноши поклонились, но с места не сдвинулись.

— До свидания, Доминика, — проговорил Асман.

— Вы едете в Кордову?

— Да. А утром — в Торремолинос. Прошу, не говорите мисс Гибсон, что я здесь был. Она сочтет меня за сумасшедшего.

— Какое это имеет значение, — грустно улыбнулась Доминика. — Вы теперь уже все равно не встретитесь больше с нашей группой.

— Теперь нет. — Он приветливо улыбнулся ей и юношам и сразу же смешался с толпой — как видно, и впрямь боялся встретиться с мисс Гибсон.

— Я что-то не вижу, чтобы наша группа уже выходила, — крикнула Доминика испанцам.

VII

Сразу же после возвращения в Мадрид — еще до ужина — на автомобиле Гарриет они поехали на почту. В ее «вольво», переоборудованном в небольшой микроавтобус, поместились все: Ингрид, Яльмар, Доминика, Лукаш и оба испанца.

— Если сегодня старики не пришлют денег, выписываюсь из гостиницы, — ворчала Гарриет, сидя за рулем, — будем с Ингрид спать в машине. Или поедем с Карлосом и Мануэлем к ним в Саламанку.

— Они не передумали приглашать вас к себе? — спросила Доминика, которую Гарриет посадила рядом с собой в кабину.

— Во всяком случае, такого разговора не было. А что?

— Так, ничего, просто спросила.

На почте, как и накануне, у окошек стояли длинные очереди.

— Если бы я позавчера знал, что ты существуешь, — шепнул Мануэль Доминике, — написал бы тебе письмо.