Эмелине было теперь девятнадцать лет. Её желания и стремления были совершенно непонятны для Карла и они причиняли ему ежедневно жестокие страдания. Требования всех остальных членов семьи были несравненно скромнее: совместная жизнь под одним кровом, беспрестанное общение друг с другом и встречи за общим столом, казались им верхом счастья.

Будущее пугало его, он боялся, что его семья обречена на полную нищету. Что станется с его семьею, если общество случайно узнает о том, чем он занимается в своей мастерской или если он умрет, не успев скопить денег? Неужели Катрине придется опять сызнова приниматься за мытье полов, стряпать и стирать на чужих? Куда денутся Эмелина и Текла? Для него они все еще были маленькими девочками. Ему и в голову не приходило, что обе в состоянии теперь зарабатывать деньги. У него было только одно желание: чтобы его дочери были счастливы. Других точек зрения по этому вопросу он не мог себе представить, да и не допускал возможности их существования.

Карл медленно плелся по улице, поглощенный своими грустными мыслями, не дававшими ему ни минуты отдыха. На сердце у него лежал тяжелый камень, настроение было мрачное. Вдруг он задел ногой какой-то твердый предмет. Он остановился, и увидел дамское портмоне, лежавшее на снегу. Он нагнулся и поднял его. Он повертел его в руке, с недоумением разглядывая свою находку. Кошелек был кожаный с серебряными угольниками и был, по-видимому, туго набит деньгами. Карл обвел глазами всю улицу. Вдали виднелись две удаляющиеся мужские фигуры. Вся остальная улица была совершенно безлюдна. Крепко зажав в руке портмоне, он бросился догонять удалявшихся мужчин. Его грузное тело было поразительно неуклюже. Он не бежал, а вернее как-то преуморительно прыгал, помогая себе в то же время локтями и плечами и не сводя глаз с удаляющихся мужчин. Он часто останавливался, окликал их и махал им рукою, в которой крепко держал портмоне. Но все его усилия были напрасны. Он не успел их еще нагнать, как оба мужчины завернули за угол. Когда Карл добежал до угла, незнакомцев и след простыл. Он остановился в полной нерешительности, что ему теперь предпринять, тщетно обводит глазами улицу, в надежде увидеть кого-нибудь, и грустно качал головою. Он вполне понимал, что должен теперь испытывать человек, потерявший свои деньги. Вертя кошелек в руке, он вдруг заметил, что на нем золотыми буквами вытеснено чье-то имя. Как только он сделал это открытие, он не долго думая отправился обратно домой. Надо заставить Эмелину или Теклу прочесть ему фамилию собственника кошелька, решил он про себя.

Эмелина и Текла вернулись домой из школы в три с половиною часа. Обе девушки сильно изменились за эти шесть лет. Роста они были одинакового (для своих лет Текла была замечательно рослая девушка). Лицо её было полное и цветущее, глаза темно-голубые и ясные. Рот, правда, как и прежде был все еще чрезмерно велик, но губы теперь налились и приняли красивые очертания и не поражали всех своим уродством. Её насмешливый, добрый рот с красиво изогнутыми губами был чрезвычайно привлекателен. Густые, вечно взлохмаченные волосы были золотисто-каштанового цвета и при солнечном освещении казались совершенно рыжими.

Эмелина была очень тоненькая, но прозвище «дранной кошки» совершенно не подходило к ней теперь. Она сделалась гораздо грациознее. Плечи и локти округлились и вся она утратила прежнюю свою угловатость. В очертаниях её красивого теда было что-то чувственное. У неё была нежная, мягкая кожа, довольно темного оттенка. Краска редко заливала её щеки, но стоило им только порозоветь и они поражали всех красотою своих линий. Волосы у неё были черные, почти такие же густые, как у Теклы. Она умело делала из них замысловатые прически и, всегда была аккуратно и отлично причесана. Узкие брови в виде дуги были красиво очерчены, длинные, тяжелые ресницы придавали глазам еще более темный и мрачный оттенок. Её наружность не могла не привлечь внимания человека, которого манит к себе все загадочное; она была бы очень красива, если бы не постоянное выражение недовольства, застывшее у неё на лице. Если бы не оно, если бы её душа проявила энергию и страсть, вместо вечных мрачных дум, она была бы прелестна. Как только его дочери вернулись домой, Карл тотчас показал им свою находку. Эмелина взяла портмоне в руки и осмотрела все его отделения.

– Тут двадцать долларов кредитными билетами и сорок центов серебром, – сказала она. – Наконец-то и нам повезло. Ты можешь купить мне теперь порядочную зимнюю кофточку.

Она положила портмоне на стол, сняла с себя кофточку, которая служила ей вот уже третью зиму, и небрежно бросила ее на стул.

Карл быстро ухватился за портмоне и, показав ей вытесненное имя, с мольбою в глазах попросил ее:

– Тут есть имя. Можно узнать, кому принадлежит портмоне.

Эмелина равнодушно взглянула на вытесненное имя.

– М-сс Клара Э. Сторрс, – прочла она вслух. – Ну, и что же ты намерен теперь делать? Адреса тут никакого нет. Не станешь же ты разыскивать ее по всему городу? Да и не к чему. Все равно не отыщешь.

– Разве тут не сказано, где она живет?

– Нет.

Карл покачал головою. Он был очень огорчен.

– Я должен ее разыскать, – пробормотал он по-немецки.

– Дай-ка мне посмотреть, – сказала Текла, подойдя к столу.

Он протянул ей портмоне, не выпуская его из руки. Она обняла отца за шею, он раскрыл портмоне, а Текла принялась шарить по всем отделениям. В одном из боковых отделений она нашла маленький конвертик, сложенный вдвое. Он был адресован на имя Клары Э. Сторрс – Вашингтонский сквер, Нью-Йорк, H. I.

– А вот тебе и адрес, – сказала она, похлопывая его по плечу и с улыбкою заглядывая ему в глаза. – Я знаю теперь, где она живет.

– Ну и очень рада, надеюсь, ты теперь успокоишься, – воскликнула Эмелина. – Кажется, у всех есть деньги, кроме нас одних. Я не могу больше переносить такую жизнь. Я брошу школу и поступлю на какую-нибудь фабрику. По крайней мере, у меня тогда будет приличное платье, как-нибудь да заработаю себе деньги.

Фамилия Сторрс не вызвала никаких воспоминаний у Эмелины и Теклы, они даже не вспомнили, что когда-то учились вместе с Эми и Лу и очень удивились бы, если бы им кто-нибудь напомнил об этом обстоятельстве.

Эмелине казалось, что фортуна опять жестоко посмеялась над ними, послав им кошелек, набитый деньгами. Карл думал только о том горе, которое должен был испытывать теперь собственник портмоне. Текла и не задумывалась ни на минуту над этими вопросами, она была слишком беззаботна. Она чувствовала, что отец ее взволнован и беспокоится, и радовалась, что ему удастся вернуть кошелек по принадлежности и исполнить свое намерение.

Хотя ему было еще рано ехать за покупками в Нью-Йорк, он тем не менее твердо решил завтра же утром отправиться в город. Он отдаст портмоне и за одно уже сделает все нужные покупки. Так как ему на следующий день предстояло ехать в город, то он тотчас отправился к себе наверх в мастерскую и спустился вниз только вечером. На следующее утро он встал очень рано, заперся в мастерской и проработал три часа, вплоть до утреннего чая.

В девять часов он пошел на кухню и вернулся оттуда с четырьмя большими корзинами. Вооружившись каждый двумя корзинами, отец и дочь пешком отправились в Нью-Йорк. Перевоз на Двадцать третьей улице, конечно, очень сократил бы им путь, но они не воспользовались им. За перевоз пришлось бы уплатить шесть центов, а Карлу такие деньги казались весьма солидною суммою. Они с удовольствием прошлись до моста, перешли через него и направились дальше по Бродвею. Оба чувствовали себя вполне счастливыми в обществе друг друга. Добрых три часа добирались они до Вашингтонского сквера.

И Карл и Текла отлично знали эту часть города. На солнечной стороне сквера находился магазин двоюродного брата Карла, Вильгельма Ретинга, портного. Каждый раз, когда они попадали в город, они непременно заходили навестить родственника. Дом, который они теперь отыскивали, стоял на теневой стороне сквера. Это был старинный, трехэтажный дом из коричневого камня, с подвальным помещением.