Артур Генри

Неписанный закон

Глава I

Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием.

Дом, в котором жил Карл Фишер и его жена, был самый старый во всем квартале, и первый поселившийся в нем был никто иной. как сам Карл Фишер. Он был тогда еще совсем молодым человеком, только что приехавшим в Америку со своей женой, румяной, голубоглазой и маленькой балериной. По профессии он был гравер. Люди они были простые, безыскусственные. Они дожили до пятидесяти лет и все-таки еле говорили по-английски, да и вообще не отличались разговорчивостью. Их запас немецких слов был очень невелик и ограничивался лишь самыми необходимыми и общеупотребительными в их несложном обиходе.

Карл Фишер и Катрина целых тридцать лет прожили в маленьком четырехугольном домике на улице Ван Бюрен, прилежно и охотно работая и откладывая деньги про черный день. Детей у них сперва не было и хотя это их и огорчало в глубине души, но с другой стороны никто не мешал им усиленно работать и делать значительные сбережения. Катрина стирала и стряпала на соседей, чистила и мыла полы новым жильцам.

Четырнадцать лет проработали они, сколачивая деньги для детей, которых у них все еще не было. Наконец, у них родилась дочь Эмелина. Ребенок редко плакал и никогда не смеялся. Девочка относилась чрезвычайно серьезно ко всему. Она никогда не начинала играть, не осмотрев предварительно самым тщательным образом своих игрушек. Ребенок она была необыкновенно спокойный и сдержанный и ровно ничем не нарушала покоя того дома, в котором она родилась. У Карла сжималось сердце, когда он смотрел в темные глаза своей дочки. Четыре года спустя после рождения Эмелины у Фишеров родилась вторая дочь, Текла.

Благодаря усиленной работе и постепенному откладыванию денег, Карл и Катрина успели скопить за эти двадцать пять лет десять тысяч долларов. По мере того, как они накопляли деньги, они вносили их в Народный сберегательный банк.

К тому времени, когда у Фишеров уже лежал в банке небольшой капитал, Эмелине минуло тринадцать, а Текле девять лет. Эмелина была довольно высокая для своих лет, угловатая и неуклюжая девочка. Соседские дети прозвали ее «драной кошкой». У неё были густые, черные волосы и большие, темные, мрачные глаза, совершенно матовые и маловыразительные. Но иногда, когда мальчики особенно сердили ее своими приставаниями по дороге в школу или вечером в парке, в них вдруг с неожиданной силой вспыхивал зловещий огонек. У неё был прямой, тонкий нос, ровные, пухлые губы, овальное смуглое лицо с спокойным и серьезным выражением. Она была лучшей ученицей в классе, но самой непопулярной девочкой в школе. Собственно говоря, она тут была не при чем. Она редко кого удостаивала разговором, никогда ничего ни у кого не брала и не нарушала школьных правил. Девочки ее ненавидели, сами хорошенько не зная за что, мальчики же ее терпеть не могли за то, что она по их мнению была какой то недотрогой. Она и не думала дружить с ними и совершенно устранилась бы от всех, если бы этому не мешала её сестра Текла. Этот широкоплечий, стройный подросток привлекал к себе всех, как магнит ртуть. Стоило ей появиться где-нибудь, как тотчас ее окружали со всех сторон. Её желтые волосы всегда были спутаны и взлохмачены. Её живые, голубые глаза горели жаждой жизни. Полные щеки всегда горели, точно у неё был сильнейший жар. Широкий нос и большой рот были почти безобразны по ферме, но вместе с тем как то невольно вызывали в других чувство нежности и живейшего расположения к их юной обладательнице. От неё так и веяло жизнью и веселостью. Выражение лица было одновременно и насмешливым и привлекательным, на нее нельзя было не обратить внимания, которое так и оставалось прикованным к ней. Все свободное время дети проводили в Томккнис-сквере, – парк занимал большой участок земли, обнесенный низенькой оградой…

Глава II

Дома на улице Лафанета, рядом с парком, казавшиеся Фишерам роскошными дворцами, далеко не удовлетворяли требований их обитателей. Мистер и мистрисс Генри Сторрс считали занимаемый ими особняк лишь временным жилищем, переходвою ступенью к более роскошному помещенью.

За последние дни мистером Сторрсом овладело беспокойное, тревожное настроение. На него и прежде находило иногда такое же состояние. Он возвращался домой позже обыкновенного, торопил с обедом и почти ничего не ел. В сорок пять лет его волосы заметно поредели и поседели. На лбу залегли глубокие складки, на которые нельзя было без боли смотреть. Его глаза все время бегали по сторонам, иногда в них загорался всепожирающий огонь, но чаще всего они были мрачны и тусклы. Он был страшно бледен. Отцовский большой нос и тонкие губы придавали всему его лицу отпечаток твердости и утонченности.

Мистер Сторрс состоял блюстителем одной большой воскресной школы, в которой деятельное участие принимала и его жена. Супруги обычным путем добились занимаемого ни теперь положения. Много лет тому назад м-сс Сторрс, авторитетно преподававшая теперь всем окружающим нравственные правила, диктующая всему приходу правила светского этикета, была всего лишь дочерью священника епископальной церкви в Нью Гавене. Звали ее Кларой. Она вышла замуж за Генри Сторрса, только что незадолго перед тем окончившего Яльский университет. Благодаря связям отца, мелкого банкира в одном из небольших городков графства Коннектикут, молодому человеку удалось тотчас же получит место помощника кассира в Бруклинском народном сберегательном банке. Клара уже несколько лет как играла довольно видную роль в лучшем светском и духовном обществе своего родного города. Она была красивая, деятельная и честолюбивая девушка. Условности и идеалы, господствовавшие в том обществе, в котором ей приходилось вращаться, как нельзя лучше соответствовали её личным наклонностям и она охотно, без всякой критики, восприняла их. Чего могла она желать большего, раз все общество находило её поведение примерным и восхваляло её честолюбие.

Накануне своей свадьбы, Кларе, под влиянием личного счастья и грез о заманчивом будущем, вдруг взгрустнулось при мысли о своей младшей сестре Сусанне и она самоотверженно пожелала ей скорее выйти замуж за вполне хорошего молодого человека. Она давала себе слово, что, как только Генри получит место председателя, она настоит на том, чтобы он назначил будущего мужа Сусанны кассиром.

Во время свадебного путешествия она получила известие о состоявшейся помолвке Сусанны с Вилльямом Вандемером. Вилльям был единственный сын одной из богатейших и стариннейших семей Нью-Иорка. Неожиданная новость совершенно ошеломила Клару. Она приписывала свою нервность охватившему её беспокойству за счастье Сусанны. А вдруг Вандемер окажется распутным человеком? Уже раньше до неё доходили слухи о его кутежах в колледже. Может быть, он дурной, злой человек и испортит всю жизнь маленькой Сусанны! Все эти думы и опасения в конец испортили для м-сс Сторрс медовый месяц и супруги поспешили вернуться домой на два месяца раньше, чем раньше предполагали.

Свадьба Сусанны наделала много шуму в Нью Гавене, и скромная маленькая невеста с честью выдержала испытание. Клара долго не могла придти в себя после свадьбы сестры и в течение целого года она то впадала в мрачное настроение, то принималась нервничать и капризничать.

Вилльям Вандемер с женой поселился в своем старинном особняке, окна которого выходили на парк Грамерси. Зловещие предчувствия Клары не оправдались. Молодая м-сс Вандемер превратилась в скромную, беспритязательную светскую женщину. Каждое воскресенье, если только погода была хорошая, она отправлялась пешком с мужем в епископальную церковь. Она лично вела все хозяйство. Каждый год она давала по несколько вечеров и бывала везде, где ей, по её положению в свете, надо было показаться. Ехала ли она в оперу или на вечер, она всюду выделялась своими драгоценностями и платьями. Благодаря её влиянию, значительная часть доходов её мужа стала уходит на дела благотворительности. Сама она жертвовала массу денег на больницы и приюты и вскоре была назначена попечительницей убежища для несчастных женщин и брошенных девушек. Она всегда появлялась здесь в скромных, но изящных платьях и неизменно привозила с собою массу цветов и полный кошелек денег. Она примкнула к тем кружкам великосветского общества, все интересы которых сосредоточиваются исключительно на религии и в которые так трудно попасть постороннему человеку. Успех дочери бедного священника в тех кружках был полный и за нею сразу признали то положение в свете, которое спокон века принадлежало женам Вандемеров.