— Ну, хорошо, — заключил гость. — Предположим, все это истинная правда. — И цепко взглянув на Настю, удивленно спросил: — Неужели вам самой не кажется странным, что такой во всех отношениях могущественный и обласканный жизнью человек вдруг раскрывает свою душу первой встречной, совершенно незнакомой женщине?! Выходит, единственное, что ему было нужно — это родственная душа! Не власть, не богатство, не любовь — а просто элементарное сочувствие, сострадание?!
Настя взглянула на него с жалостью и удивлением. Пожалуй, правду говорят, что на этой земле немало людей, у которых действительно нет сердца. И один из них как на беду сидел сейчас перед ней.
— Во взаимопонимании и сочувствии нуждается каждый человек. Кем бы он ни был. Или каким бы ни хотел выглядеть. Это так просто… Нужно только иметь сердце и сердцем чувствовать боль других людей…
Инквизитор потупился и философски вскинул брови.
— Сердце, безусловно, прекрасный инструмент… Но кроме этого необходимо иметь и разум… — И, пронзив Настю цепким взглядом водянистых серых глаз, неожиданно спросил: — Скажите, Настя, вы действительно верите, что могли быть счастливы с ним где-нибудь на райском острове посреди океана?
Настя твердо выдержала этот пристальный взгляд. Но глаза ее против воли озарились сокровенным внутренним светом.
— Я не знаю… Но если бы какое-то чудо в состоянии было все вернуть, я сказала бы ему «да»…
Аркадий Аркадьевич почему-то опустил глаза.
— Потому что самое страшное, — добавила Настя, печально улыбнувшись, — это однажды изменить своему сердцу…
Гость задал ей еще немало вопросов, на первый взгляд, не имеющих отношения к интересующему его делу. Настойчиво пытался вникнуть во что-то совершенно для себя непостижимое, но, очевидно, не особенно преуспел в этом. В глазах его снова появился прежний ледяной инквизиторский блеск. Голос был по-прежнему мягок, звучал, казалось, сочувственно, но был уже далек и непроницаем.
Настя неожиданно поняла, что своим заявлением она опрометчиво подписала себе приговор. Безоглядной готовностью разделить участь преступника невольно подтвердила, что являлась и продолжает являться тайной его сообщницей. А посему не может рассчитывать на снисхождение. Но вместо безвольного страха это наполнило ее сердце теплом и уверенностью в себе. Она не солгала. Что бы ни ожидало ее впереди — она встретит все со спокойной душой и чистой совестью. Ибо самое отвратительное в жизни — это ложь. И даже перед лицом неминуемой смерти надо найти в себе мужество устоять и не покориться этой всеразрушающей темной силе…
Напоследок самозваный телефонист предложил Насте оказать следствию неоценимую услугу.
— Это нужно не только нам, Анастасия Юрьевна. Но прежде всего и вам тоже… Видите ли, может случиться так, что на контакт с вами внезапно попытаются выйти интересующие нас люди… Будут предлагать деньги. Большие деньги… Предположим, за какую-нибудь необременительную услугу. К примеру, небольшое путешествие за границу. Или передача из рук в руки небольшого письма или посылки… Вас попросят помочь под каким-либо вполне невинным предлогом. Ну, хотя бы в память о погибшем… И поэтому я прошу вас, — инквизитор заискивающе заглянул в глаза Насте. — Что бы там ни было… Соглашайтесь, Анастасия Юрьевна. Соглашайтесь! Только в этом случае мы способны будем раз и навсегда покончить с этим темным делом. И, разумеется, гарантировать вам и вашей дочери полную безопасность…
— А если я откажусь? — устало спросила Настя.
— То есть, как откажетесь? — переспросил изумленный инквизитор. И, помрачнев, добавил: — Речь идет о вашей жизни. Поймите это. Своим отказом, Анастасия Юрьевна, вы не просто свяжете нам руки. Вы…
Он ушел, так и не сумев понять того, что она сказала. Это просто не укладывалось у него в голове. Его разум упорно отказывался поверить, что человек — это жалкое жизнелюбивое животное, — может вдруг заупрямиться и с риском для жизни предпочесть реальности вымысел, розовую бесплотную сказку!
Разумеется, Настя обещала сохранить в тайне их разговор, как и сам факт этого визита. Ей было уже все равно. Если на роковых весах судьбы душа ее взвешена и найдена слишком легкой, значит, так тому и быть! Никто не в силах бороться со злым роком. Но даже самый слабый способен сохранить в этой неравной борьбе свое человеческое достоинство. По крайней мере, должен попытаться сделать это. Хотя бы попытаться.
Уложив Зайку спать, Настя долго сидела на темной кухне — оцепеневшая, неподвижная. Потом, вспомнив невинные детские глаза дочери, глядевшей на нее с полным доверием и беззаветной любовью, обреченно уронила голову на руки и разрыдалась. Почему за ошибки одних всегда расплачиваются другие? Самые невинные?!
Угрюмо насупившись, Аркадий Аркадьевич воровато уселся в машину.
Шофер, выбросив сигарету, поднял на него преданные собачьи глаза.
— Куда ехать-то, товарищ полковник? — недоуменно спросил он после затянувшейся паузы.
Очнувшись от завладевших им мыслей, Аркадий Аркадьевич рассеянно огляделся и со вздохом махнул рукой:
— Домой…
Паршивая девчонка оказалась неожиданно упрямой. Более того, даже попыталась учить его жизть! И, казалось, открыто не желала признать, что ее жалкая жизнь всецело была в его железных руках. При необходимости он мог раздавить ее, словно муху! Даже мокрого места не осталось бы. А эта трепещущая муха, оказывается, еще смеет философствовать!
Сам не зная почему, Аркадий Аркадьевич покорно поддался своему мрачному настроению. Такое иногда случалось с ним. Особенно, когда кто-то пытался учить его жить, или сам он задумывался всерьез о своей жизни. Несмотря на все его отчаянные усилия, дело не продвинулось ни на шаг. Полной ясности в сложившейся на доске шахматной комбинации по-прежнему не было. Да уж, непростым орешком оказался этот покойный гроссмейстер «Фишер»! Вдобавок ко всему болталась под ногами и путала след эта никчемная девчонка!
Стало быть, хочет он этого или не хочет, а придется надавить на нее покруче. Прижать так, что ночные звонки покажутся ей просто невинной шуткой. Возможности для этого у Сошникова были. И возможности немалые. Ведь игра давно уже шла по крупному. И ставкой в этой игре служила его собственная карьера. Поэтому хватит церемониться, хватит гуманизма. Как гласил первый железный закон рыцарей госбезопасности: каждый человек — это просто грязь! Грязь, и больше ничего! И, если надо, топчи эту грязь без всякой жалости до тех пор, пока, будто кровавые пузыри, не полезет из нее настоящая подноготная правда…
После долгих часов сегодняшнего утомительного разговора у Аркадия Аркадьевича даже появилась какая-то зацепочка. Мало того, что девчонка откровенно и нагло призналась в любви к покойнику! Произнесенное Аркадием Аркадьевичем магическое слово «подарок» вызвало у нее тайное, хотя и тщательно скрываемое смятение. К сожалению, так и не удалось от нее добиться, что означал подаренный Славинским огромный букет алых роз. Пока не удалось. И потом, кто сказал, что все ограничилось только розами?! Девчонка явно что-то не договаривает. И это «что-то» начало внушать Аркадию Аркадьевичу интуитивную уверенность в том, что именно она и была главной шахматной фигурой во всей этой основательно запутанной партии. Таинственная и прекрасная королева. Случайная избранница одинокого и обреченного короля. Как и следовало ожидать, корона его оказалась дребезжащей жестянкой. Но королеву свою он сумел сохранить и замаскировать так, что Аркадий Аркадьевич и иже с ним добрых полгода в упор не замечали ее на изрядно опустевшей клетчатой доске. Но теперь с сомнениями покончено. Нужны твердость и настойчивость. И, конечно, разум. В запасе у него лишь несколько последних ходов. Ошибиться он не имеет права. Тем более, что ошибок в этой игре не прощают. Предстоит основательно обдумать комбинацию и сделать решающий ход. Мат королю и шах королеве. Впрочем, отступать ей уже некуда.
— Товарищ полковник, — усмехнулся шофер, покосившись на его постепенно прояснившееся лицо. — Мне тут такой новый анекдот рассказали…