Пропустив первую, Глеб поморщился: знаменитая батина домашняя перцовка как прежде пробирала до костей.

— Что же ты не ешь ничего, Глебушка? — беспокоилась хозяйка, навалив ему полную тарелку всякой снеди.

— Погоди, мать, не суетись, — перебил Федор Степанович. — Дай человеку выдержать экзамен, ха-ха.

— Ой, а я и забыла, — растерялась Вера Ивановна. — Да ну тебя, отец! Уж и пообедать парню спокойно не даешь! Все со своими шуточками. Кушай, сынок, кушай…

Обед удался на славу. Как в былые времена, Вера Ивановна устроила к приходу Глеба настоящий кулинарный праздник. Тут были пироги с рыбой, с мясом, с курицей. И любимые Глебовы — с капустой. Был наваристый борщ, настоящий, деревенский. Икра, балык и маринованные грибочки.

— С позапрошлого года осталась баночка, — улыбнулась Вера Ивановна. — Как будто специально для тебя берегли… — И печально потупившись, добавила: — В прошлом году-то, сам уж знаешь, не до грибов нам было…

Глеб ел да нахваливал. Грешным делом он любил иногда знатно, по-русски отобедать. С борщом, с водочкой да с пирогами. А Вера Ивановна по этому делу всегда была большая мастерица.

После первой, за встречу, выпили по второй — за здоровье хозяев дома. Осушив рюмку, Глеб ловко подцепил вилкой ядреную шляпку маринованного белого гриба. Смак! И никаких тебе заморских полуфабрикатов. Этой снеди у Веры Ивановны отродясь не водилось. Всегда кормились с собственного огорода на подмосковной даче да из ближнего лесочка. Кроме того, Федор Степанович в прошлом был заядлым охотником.

После второго тоста хозяйка безоговорочно отобрала у мужа тонконогую рюмку и поставила перед ним высокий пузатый бокал для сока.

— Видишь, Глеб, чего на белом свете творится, — усмехнулся хозяин. — В собственном доме полная дискриминация. По алкогольному признаку.

— Будет тебе, отец, — проворчала Вера Ивановна, убирая рюмку. — Попил уж свое…

— Да случай-то какой! По такому случаю и выпить не грех, — усмехаясь, оправдывался раскрасневшийся от позабытого удовольствия Федор Степанович.

— Грех или не грех — это не нам решать… А врачей слушаться надо, — веско заявила жена и налила ему полный бокал апельсинового сока.

Мужчины понимающе переглянулись.

— Ну, Глеб, — не выдержал Федор Степанович, — рассказывай: как дела, как устроился, чем думаешь заниматься?..

После обеда мужчины удалились в кабинет. Уютно устроившись в кресле, Глеб с наслаждением закурил. Федор Степанович, кряхтя, уселся напротив и с интересом принялся разглядывать подаренные Глебом шикарную авторучку «Паркер» с золотым пером и старинный бронзовый письменный прибор с литой длиннотелой таксой на отполированной панели. Живая осиротевшая бедняжка Мэри Пикфорд лежала возле его ног и, высунув от умиления язык, влюбленно глядела на Глеба.

— Спасибо, сынок… Порадовал старика, — улыбнулся Федор Степанович. Упрятал ручку обратно в бархатистый футляр и положил на письменный стол рядом с бронзовым прибором, который Глеб по случаю купил в «Антикваре». Затем сложил на коленях высохшие руки и пристально взглянул на гостя.

— Поговорим что ли, сынок? Чего дальше-то намерен делать? — спросил он.

— Жить, батя, — усмехнулся Глеб, выпуская в потолок длинную струю табачного дыма. — Как все люди живут…

Федор Степанович задумчиво покачал седой головой.

— Жить, это хорошо… Очень хорошо… Только ведь сам знаешь, какие волки на тебя зубы точат…

— Знаю, батя, — нахмурился Глеб. — Ну и хрен с ними. Пусть точат, коль делать нечего. Волков бояться — в лес не ходить.

— Это верно, — вздохнул хозяин. — Только тропинки в этом лесу мы, сынок, выбираем сами… Ошибившись раз, может не стоит в глухую чащу-то ломиться?

— Ясное дело, не стоит, — кивнул Глеб и затушил в пепельнице сигарету. — А я и не собирался.

Старик покосился на него с недоверием.

— В самом деле?

— Ты же меня знаешь, Федор Степанович. Сказал и точка. Мне своя шкура дороже. Сорок лет за плечами, а еще толком и жизни-то человеческой не видел.

— Тоже верно… — вздохнул старик и цепко блеснул на Глеба прищуренными глазами из-под кустистых бровей. — Хорошо выглядишь. Наследство что ли получил?

— Ага, — невозмутимо ответил Глеб. — В «Инкомбанке». Наличными выдали.

— Ишь ты! — покачал головой хозяин. — Стало быть, не забыл тебя твой князь ясновельможный?

— Выходит, не забыл, — развел руками Глеб и, взглянув на старика в упор, глухо спросил: — Скажи, батя, знаешь кто его на тот свет-то спровадил?

Федор Степанович задумчиво вздохнул.

— Знать не знаю, Глебушка. Но догадываюсь… — и после многозначительной паузы добавил по-отечески: — Мой тебе совет: не лезь ты снова в это… Одним словом, плюнь и отойди. Мертвых нам все равно не воскресить. А свою голову сложишь — это раз плюнуть…

Глеб снова закурил, покручивая сигарету между нервными пальцами.

— Спасибо за совет, батя, — ответил он. А про себя подумал: «Как бы не так — оставят они меня в покое…»

Старик перевел разговор на другую тему. Вспомнили прошлое. Живых и погибших. Потолковали маленько, кто, где и чем нынче занимается. И дружно сошлись на том, что почти всем теперь приходится туго. Кроме тех, что были наделены редким талантом лизать задницу.

Все время, пока тянулся этот мирный дружеский разговор, Глеба не покидало настойчивое предчувствие, что старик хочет сказать ему что-то важное, но по непонятной причине не может этого сделать. «Неужто и здесь понавешали ушей? — с тревогой подумал Глеб. — Нет, батю эта шантропа тронуть не посмеет. Чего же он тогда тянет?»

Нежно поглаживая взобравшуюся к нему на колени гладкошерстную таксу, Федор Степанович замолчал, остановив задумчивый взгляд на небольшой фотографии на письменном столе: Алешка и Глеб в парадной форме стоят, обнявшись, посреди Красной площади.

— Да, сынок, — прервав затянувшееся молчание, вздохнул Федор Степанович. — Пока не поседеет у тебя голова, жизнь кажется такой бесконечно долгой… Оглянуться не успеешь — а смерть вот она. Уже за углом караулит. И ничего-то ты толком в жизни не видел…

— Так уж и не видел, — недоверчиво повел плечом Глеб. — Ты же, Федор Степанович, без малого полмира объехал.

Старик горько усмехнулся.

— Ну и что с того? Разве в том счастье, чтобы по чужим домам незваным гостем шататься? Может, мне на роду написано было на своей подмосковной дачке всю жизнь сидеть да любоваться закатом… Эх, Глебушка, только прожив жизнь, начинаешь понимать, как бы ее прожить-то следовало… Да поздно.

— Что-то не узнаю я тебя, батя, — озабоченно произнес Глеб. — С каких это пор ты со смертью сдружился? Не рановато ли?

— Нет, сынок, — вздохнул Федор Степанович. — В самый раз. — И вскинув на Глеба печальные глаза, добавил тихо: — Нам ведь со старухой без Алешки и жить-то в общем, незачем… Один ты у нас теперь и остался, Глеб… — Но тотчас, усилием воли отогнав прочь мрачные мысли взглянул на гостя с лукавой улыбкой: — Не пора ли тебе, сынок, жениться? Семью, детишек завести, а?

Глеб смущенно пожал плечами.

— Староват я для такой оказии… Полжизни одиноким волком пробегал… А теперь уж недолго осталось.

— Зря ты так, Глеб, — пожурил его старик. — Никогда не говори вслух «капкан». А то неровен час, в самом деле в него попадешься… — Правда, Глеб, — продолжал Федор Степанович. — Может хватит уж волком по жизни бегать? Смотри, у меня и невеста на примете есть. Хорошая девка. Племянница моя. И жильем обеспечена. Красивая. Молодая. А уж какая хозяйка!..

— Чего ж она, такая разлюбезная, да все без мужика? — недоверчиво усмехнулся Глеб.

Федор Степанович со вздохом опустил глаза.

— Вдовая она, Глебушка… Муж у нее славный парень был… Тоже, как ты горячий… Ну, и сгорел почем зря…

— Прости, батя, — понурился Глеб.

— Да что там, — отмахнулся старик. — Это дело прошлое. А тебе, сынок, надо о будущем позаботиться.

— Позаботимся, батя, — кивнул Глеб. — Времени хватит. — И тотчас с сожалением подумал: «Эх, если бы знать, где тебя нелегкая караулит! Прошел бы стороной… А что, может и в самом деле завязать с волчьей жизнью? Жениться, завести детей…»