Вскинула на него опустошенные серые глаза.

— И куда же ты пойдешь?

— А куда глаза глядят, — зло усмехнулся Глеб. — Мир не без добрых людей. А за чаек тебе на небесах сторицей воздастся.

Закурила, нервно выпуская дым из точеных ноздрей. Бледная рука неприметно дрожала.

— Ты когда вернулся? — спросила она после мучительного молчания.

— Нынче утром, — бросил Глеб, жадно прихлебывая горячий чай. — И с вокзала прямо к тебе. Дай, думаю, погляжу, как там подруга моя задушевная живет.

— Не язви, — горько поморщилась она. — И без того на душе тошно.

Поставив чашку на стол, Глеб в одночасье помрачневший, небрежно закурил.

— Торговать не надо своей душой, — зло произнес он. — Тогда и плевать туда не будет кто попало…

Плечи ее зябко затряслись. По рыхлой щеке змеисто побежала скупая слеза.

— Уходи, Глеб… — с болью прошептала она. — Прости меня, если можешь и… Уходи… Пожалуйста…

Затушив сигарету, Глеб встал.

— Ну, что ж, и на том спасибо… — и, угрюмо развернувшись, направился в прихожую.

— Погоди! — бросила ему вслед Ирина. Бесшумно метнулась в комнату и вернулась, держа в руке вещмешок — его, Глеба, боевой, где только вместе не побывали!

— Тут… Тут твои вещи… Мне передали после суда… И то, что здесь оставалось… Я ничего не трогала…

Зябко прижимая руки к груди, нервно хрустнула пальцами.

— А вот это кстати, — смягчившись, кивнул Глеб. — Очень кстати.

Накинув потертые лямки, вновь ощутил на плечах знакомую тяжесть. И уже в дверях, с грустью взглянув на ее искаженное душевной мукой бледное лицо, тихо сказал:

— Ладно… Прости и ты меня, если что не так… И прощай…

Развернулся и твердо зашагал вниз по лестнице. Дверь наверху долго не закрывалась.

«Куда-то теперь полетишь, вольный сокол? — остановившись перед входом в метро, подумал Глеб. — Тюрьма за плечами… Сума на плечах… А лететь тебе, милый, больше некуда…»

Перебирая в памяти адреса знакомых и былых друзей, он внезапно улыбнулся, поправил вещмешок и бойко зашагал в подземелье.

В «Беляево», через несколько остановок по прямой, бойко шумела, несмотря на мороз, обычная уличная торговля. Пробежавшись цепким прищуренным взглядом по витринам коммерческих киосков, Глеб купил бутылку «Белого аиста» и огромную связку бананов с лотка. Целый год уж не видал этой экзотики! Упрятал бутылку во внутренний карман и с бананами в руке зашагал по заметенной тропке прямо в бетонные джунгли знакомого микрорайона.

Без труда, точно был здесь только вчера, отыскал нужный дом, подъезд, этаж и уверенно нажал кнопку звонка. Было воскресенье. Значит, есть шанс, что кто-то окажется дома. Лишь бы только не переехали…

Сквозь обитую пухлым дермантином дверь слышалась мирная домашняя шумиха. Глухо бубнил телевизор. Препирались на кухне высокие женские голоса. Вдобавок ко всему утробно бухала здоровенная псина.

«Так и есть, Вулкан! — с облегчением подумал Глеб. — Его голос…»

— Кто там? — раздраженно, по-девчоночьи окликнули изнутри. И тотчас защелкал железными потрохами замок и, дохнув в лицо Глебу дразнящими кухонными запахами, дверь мягко приоткрылась.

— Привет, Танюшка! — улыбнулся он, глядя на красивую, лет четырнадцати длинноволосую девочку, или уже девушку? — Не узнала меня?

Девица смущенно отступила в коридор.

— Папа! Тут к тебе пришли!

На запертой кухне опять настороженно забухала огромная овчарка.

— Кого там еще принесло? — послышался из ванной недовольный голос хозяина.

Вскоре появился и он сам: в домашних тренировочных штанах, с непременными пузырями на коленях, в заштопанной на широкой груди тельняшке, с руками, изгвазданными по локоть в какой-то дряни. Взглянул на незваного гостя из-под нахмуренных бровей и… внезапно расцвел в добродушной белозубой улыбке:

— Глеб! Ты?! Живой! — и, распахнув объятия, шумно бросился обнимать старого друга.

— Привет, Серега! — вздрагивая от богатырских шлепков по спине, улыбнулся Глеб. — Здорово, братишка!

Не выпуская гостя из могучих рук, хозяин зычно бросил через плечо удивленно стоявшей в сторонке дочери:

— А ты чего стоишь? Не узнала, что ли?! Зови мать, живо! Скажи, Глеб вернулся!

На кухне, нетерпеливо царапая лапами стекло, взволнованно скулила и просилась выйти немецкая овчарка.

Смущенно запахнув на располневшей груди домашний халат, из спальни появилась Маринка. Такая же красивая, ясноглазая, как будто слегка помолодевшая.

— Глеб! — лучезарной улыбкой просияла она. — Глеб, милый! — И бросилась ему на шею.

Обрадованный хозяин крепко обнимал и целовал обоих.

Внезапно из кухни шумно выкатился Вулкан и, вскинувшись на дыбы, страстно лизнул незваного гостя в нос и губы.

— Вулкан! Вулкашка! — взъерошил его Глеб. — Здорово, дружище!

— Татьяна! Ну, что ты прячешься, как чужая? — удивилась мать. — Не узнаешь дядю Глеба?!

— Узнаю, — смущенно улыбнулась дочь. Подошла и по-взрослому нежно подставила губы.

Глеб громко чмокнул ее в щеку и усмехнулся:

— Мать честная! Танюша, да ты уже невеста совсем! Значит, скоро на свадьбе гулять будем!

— А вот и не скоро, — смущенно зарделась девушка.

Между тем нетерпеливые руки друга и его жены уже снимали с него рюкзак, расстегивали куртку. Вулкан ошалело носился по квартире и оглушительно лаял.

— Тише ты, медведь! — строго цыкнула на него хозяйка. — Кирюшку разбудишь!

Вскоре осободившийся от куртки и вещмешка, обутый в теплые домашние тапочки, Глеб уже любовно склонился над детской кроваткой, откуда удивленно глазел на него сытый розовощекий малыш.

— Ну, вот, разбудили, — улыбчиво ворковала рядом хозяйка. — Разбудили Кирюшеньку. Разбудили сахарного моего. — Она взяла ребенка на руки. — Ну, познакомься. Это дядя Глеб.

Малец испуганно скуксился и захныкал.

— Не дрейфь, Кирюха! — ласково загудел хозяин. — Дай дяде руку! Этот дядя твоему папашке жизнь спас…

— Ладно, ребята, — поджав губы, тихо сказала жена. — Совсем застращали мальчишку…

Плюхнувшись на кухне на старый продавленный диванчик, Глеб с наслаждением потянулся.

— Значит, с прибавлением тебя? — улыбнулся он.

Хозяин поспешно отмывал руки под секущей струей из горячего крана:

— Да что я? Это Маришка постаралась! Я ей перед самым роддомом сказал: «Смотри, без мужика не возвращайся!» — и, размашисто вытирая руки полотенцем, набросился на гостя: — Ну, давай! Рассказывай…

Блаженно мурлыкая себе под нос, гладко выбритый и благоухающий лосьоном, Глеб, подпоясанный хозяйкиным фартуком, царственно восседал за кухонным столом и ловкими пальцами умело лепил пельмени. Обрадовавшись дорогому гостю, Маринка поначалу было растерялась: что приготовить на обед? Глеб, конечно, тут же предложил ей свою помощь.

— Ну, тогда пельмени лепим! — мгновенно решила Маринка.

Пельмени выходили как на подбор: крупные, ладные, с волнистым защипом и улыбчивым пупочком посередине. Настоящие, русские. С коньячком в самый раз будут.

Развалившись напротив на кухонном диванчике, Серега, по-братски глядя на Глеба, сосредоточенно пускал могучие струи табачного дыма. Маринка за столом тюкала ножом помидоры для салата. И, время от времени вскидывала густые ресницы, улыбалась гостю ласково, по-домашнему.

— Ловко у тебя получается, Глебушка, — заметила она. — С таким мужем никакая баба горя знать не будет.

Глеб криво усмехнулся.

— Да уж… От счастья просто не наревется…

— С Иркой-то у тебя как? — спросил Серега.

Глеб равнодушно пожал плечами.

— А никак. Кончилось лето, увяли тополя…

Хозяйка выразительно покосилась на мужа.

— Ничего, Глеб, — веско сказала она. — Такой парень, как ты, долго в женихах не засидится… — И, лукаво усмехнувшись, добавила: — Если бы не мои оглоеды, сама бы за тебя выскочила, ха-ха!

— Но-но! — дружелюбно пригрозил хозяин. — Отставить разговорчики.

Чувствуя все полнее разливающееся в груди долгожданное душевное тепло, Глеб с улыбкой сказал: