Стукнула дверь, из кабины выглянул ещё один полицейский, помоложе. Без шапки.

Махнул ладонью:

— С уловом тебя, Петрович! Не, на холод не пойду. Тащи её сюда, с конякой, хы!

И снова спрятался в кабине машины, захлопнув дверцу.

«— Тащи сюда». Всё предельно ясно. Что ещё и было ожидать… Правильно всё отец говорил… вот и … как его… попадалово??»

Всё пережитое тогда, на лесной поляне, вновь вернулось, нахлынуло, накачав тело адреналином, заставив выступить пот на лбу и чуть задрожать руки. Бандиты. Просто в форме. Бандиты. И — она попалась. И тут уже ничего не сделать. Но… пока ничего. Тут — никто не поможет. Но и она — уже не та девчонка, что выехала с папой-мамой и сестрёнкой из Мувска; всего-то танцовщица, чуть-чуть не изнасилованная бандитами на лесной поляне. Теперь она так просто не дастся. Двое. Двое мужчин, с оружием. То есть как минимум двое; возможно кто-то есть ещё в машине. Почему они здесь?? Впрочем, это сейчас совсем не важно; важно, как учил папа, «быстро взвесить шансы»… Шансы! Нет-нет, никаких нервов! — это только мешает. Оценить шансы, и решить что делать. Как минимум двое — с оружием. Оружие у них, можно сказать, наизготовку… У неё — коротенький обрез со специально ослабленными патронами, с «родезийским» зарядом: картечь и дробь разных номеров. И, самое главное, — обрез быстро не достать… Но — нож в кармане. Хороший нож, надёжный; хоть и самоделка. А что — Катерина тогда, в свалке в церкви, двоих зарезала. Кажется. Хотя эта тема в общине табу. Ещё нож — в кармашке левого рукава куртки, на уровне левого бицепса, с внутренней стороны, почти подмышкой, — папа говорил, что там практически не проверяют, когда ищут оружие. Ещё нож — сзади, на поясе, в горизонтальном подвесе. И, — уж ножом она теперь владеть умеет! — собственно, как все коммунарки; в этом заслуга и Вовчика, и Лики-Мишон, бывшей циркачки. Да, с танцами в общине было почти никак, с эстрадными — вообще никак; но вот обращаться с ножами они научились так, что позавидовал бы любой спецназовец!.. Как вариант — можно было бы подъехать совсем близко, и, заговорив зубы, броситься с ножом на полицейского прямо с лошади! Да, это вариант, — но в машине второй; оружия она не видела; но уж точно не безоружный. Хотя — пока выскочит… А у этого — автомат, «ксюха». Если… если его быстро «сделать», то выскочившего из машины можно встретить очередью; и даже пусть он выскочит не один!.. Но — это уж очень круто, по-киношному, по-ковбойски и по-индейски, как в вестерне! Но… почему нет?? Папа говорил, что в жизни сплошь и рядом случаются такие «варианты», что ни один писака не придумает; и «можно реализовать почти всё, если оно логично; как бы дико оно на первый взгляд не выглядело»…

— Слазь! — теперь уже строго, хотя и продолжая чуть улыбаться уголками губ, велел полицейский, которого напарник назвал Петровичем.

Секунду помедлив, Гузель слезла с седла; и полицейский даже помог ей, придержав Орлика под уздцы.

Не надо «включать жертву!» — вспомнила Гузель давние ещё наставления отца, — «Не надо того, что называют «виктимным поведением», то есть поведением, провоцирующем на насилие. Держись всегда ровно и дружелюбно; как будто у тебя с человеком всё нормально, и он твой друг. Это трудно, но на это можно настроиться. Человек это чувствует; и, чтобы «из друга» стать тебе врагом, ему понадобится усилие. А если человек по самой своей натуре не гад, то ему сделать над собой усилие и продемонстрировать свою гадскую натуру уже будет сложно. Не всегда, но это работает».

Оказавшись на снегу рядом с Орликом, Гузель как могла обезоруживающе улыбнулась, и сказала:

— Здравствуйте. Хорошо, что я вас встретила. Всё же страшновато одной на дороге. А тут — полицейские!

Она рассмотрела, что Петрович старший лейтенант. И он всё рассматривал её с интересом.

— У меня папа у самой полицейский. На пенсии только. Вам документы показать?..

Она не успела сунуть руку в боковой карман, где, вместе с ножом, действительно лежал и её мувский паспорт с направлением от Администрации в Озерье, как полицейский вдруг построжел лицом, сделал шаг назад, и прихватил поудобнее висящий на плече автомат. Нет, не взял наизготовку; но прижал локтём и положил ладонь на рукоятку:

— Ну-ка! Руки в карманы будешь совать когда я скажу!

— Да я только документы… — как могла более несмело произнесла Гузель и поправила выбившуюся из-под шапки прядь волос. Как там ещё Мэгги как-то на девичнике учила? Чуть приоткрыть рот, и облизать губы, чтобы блестели. И дышать грудью. На мужчин, говорила, это действует как виагра…

— Документы… — уже мягче сказал Петрович, — Посмотрим и документы. Оружие… есть? — и, заученно:

— Оружие, наркотики, золото, валюта; вещи, запрещённые к перевозке??

— Ну что вы, товарищ старший лейтенант, какие наркотики и вещи?.. — покачала головой, чуть улыбаясь, Гузель, — У нас ведь трудное положение в коммуне, меня за помощью в город послали. А оружие… — она решила «давить на доверие», всё одно ей одной с этим, вооружённым и настороженным полицейским не справиться. Пока не справиться. — Оружие есть. Ну как оружие… нож у меня. Тут, в кармане. Я покажу?

— Но-ож?.. — полицейский опять улыбался, — Целый нож в оружиях? Где, говоришь? Тут, в кармане? Не, руку не суй, держи на виду — сам возьму…

Он приблизился чуть с боку, и, толкнув её в бок куцым стволом автомата, сунул ей в карман левую руку. Выудил из кармана нож в ножнах и паспорт в полиэтиленовом пакете на зип-застёжке.

Снова отступил на шаг; сунул нож себе в боковой карман, а паспорт, поглядывая на неё стал выколупывать мёрзнущими руками из пакета.

Не молчать! Не изображать жертву! Вести диалог; поддерживать контакт!..

— Да. Смотрите. Мы из Мувска ещё в начале лета выехали; по централизованной эвакуации. Там и справка — направление. Я из Озерья, знаете? — Никоновский район. У нас там проблема образовалась, и меня отправили в Оршанск за помощью. Вы не знаете, далеко ещё до Оршанска, а, товарищ старший лейтенант?.. Я вот хотела…

Но тут дверца УАЗика опять стукнула, оттуда вновь выглянул напарник:

— Петрович! Ну чо там застрял?? Давай её сюда, хули ты?.. Ждут же!

— Ага, щас! — согласился с ним Петрович; и, так и не раскрыв паспорт, сунул его вместе с пакетом к себе в карман. И скомандовал Гузели:

— Давай, веди своего коняку к машине. Привязывай к бамперу; да покрепче, чтоб не отвязался, — лови его потом по дороге!

— А может, я вам сейчас всё расскажу, ну, всё, зачем еду, и документы посмотрите — да я и?.. — сделала ещё одну отчаянную попытку договориться Гузель.

— Сдурела, что ль?.. — Петрович посмотрел на неё как на ненормальную, — Сейчас, поедет она. Дальше. Ага-ага. Давай, привязывай лошадь. И сама — в машину!

— Я привяжу, и, может, сама верхом?.. — совсем уж по-детски предложила Гузель.

— Давай не выделывайся! — скомандовал Петрович и чуть двинул стволом автомата, — Двигай!

Теперь это звучало почти грубо.

— Привязывай — и в клетку!

Было непонятно куда и как привязывать; но Гузель всё же привязала поводья Орлика к какой-то скобе сзади машины. Попробовала, крепко ли. Непонятно, про какую «клетку» они говорили.

— А куда поедем?

— Там увидишь! — буркнул наблюдавший за её действиями Петрович. А второй, водитель, без бушлата и шапки, выглядывавший из открытой кабины, пояснил:

— Пункт досмотра. А ты чо думала — теперь шляйся кто и где хочет?

— У меня ведь документы! И я — по делу!

— Вот там и разберёмся насчёт «всяких дел» — туманно пообещал водитель, кстати, с сержантскими погонами; а Петрович тем временем отпер и открыл заднюю дверь машины. За ней стала видна крохотная клетушка с двумя сиденьями по бокам; и, в самом деле, с зарешёченным окошком в двери, и частой решёткой, отделяющей эту клетку от собственно салона машины.

— Туда?? — поразилась Гузель, — Почему, за что??

— Поговори ещё, шлындра! — непонятным эпитетом ответил ей Петрович, — Лезь давай!