Лёнька с ужасом понимал, что у него скоро закончатся эти маленькие жёлтые патрончики, но ничего не мог с собой поделать! Он раз за разом стрелял в стенку окопа, туда, где он поворачивал — потому что именно оттуда мог появиться Враг! Он не знал, там ли этот Враг сейчас, — но было очень страшно, что Враг там, и он вот-вот выскочит оттуда и прошьёт его, Лёньку, очередью из короткого автомата с дырчатым квадратным стволом; или бросит гранату, которая окончательно уже убьёт его, Лёньку, совсем убьёт, на-а-а-авсегда-а-а!! Как вот минуты назад убила его брата, Мишку, и изорвала в клочья ему, Лёньке, рукав куртки на левой руке, — где сейчас мучительно болело!
Всё получилось так быстро и непонятно! — вместо красивой атаки, как в кино, всё получилось странно и глупо. Он, как и велел ему брат, следуя строго за ним, бежал, спотыкаясь и задыхаясь, вслед за атакующей БМП; и не видел, в кого стрелять; и, дважды упав, споткнувшись; думал только о том, как бы вновь не споткнуться о путающиеся под ногами, вывернутые гусеницами БМП колышки и верёвки. А брат бежал впереди вместе с другими, и что-то кричал, оглядываясь; и оглушительно строчил из автомата вперёд, по окопам; и другие тоже строчили; и красиво, веером, летели вверх гильзы. Лёнька понимал, что это и есть долгожданная атака; и это они атакуют; и надо что-то кричать и стрелять во врага! — но он не видел врага, и не понимал куда строчат его брат и его товарищи. Но он тоже что-то закричал, неумело заматерился, — и выстрелил туда, вперёд! По сравнению с оглушительным стрекотанием автомата брата, не говоря уж о грохоте пулемёта БМП, щелчок его винтовки был почти неслышным, но он же выстрелил! И тут же, испугавшись, что теперь у него в руках незаряженное, а, стало быть, никчемное оружие, остановился, и стал перезаряжать винтовку… И потому он всё пропустил; и не понял, что случилось: вырвавшаяся далеко вперёд БМП вдруг окуталась чёрным дымом и её лизнули яркие языки пламени. И брат, и Тигр, и другие бойцы отряда остановились, и стали строчить перед собой; а откуда-то сбоку вдруг высунулась как из-под земли голова и рука — и бросила что-то в уже и без того горящую машину; отчего на броне что-то лопнуло, и новые, ещё более густые языки огня лизнули броню, растекаясь в стороны. Снова безостановочная стрельба, — но никого уже не видно; а с другой стороны вдруг опять же как будто из-под земли вылетает, кувыркаясь в воздухе, бутылка зелёного стекла; и отчётливо кокается о броню; и огонь становится ещё гуще.
То слева, то справа от БМП вдруг появляются головы с наставленным оружием, — они стреляют, — и в них непрерывно строчат брат и его товарищи; и непонятно попадают ли; а он только-только затолкнул патрончик в патронник и закрыл затвор, приготовив винтовку к очередному выстрелу. И двое отрядовцев падают; и кто-то истошно кричит «- Обходим с фланга, обходим с правого фланга, урааа!!»
И брат, оглянувшись на него, побежал направо от горящей БМП; и его товарищ Тигр тоже побежал направо; и он, Лёнька, тогда понял, что это и называется «обходить с правого фланга», и тоже побежал за ними. И тут же, споткнувшись, упал — сразу же, как ступил в снег вне колеи, выдавленной гусеницами БМП. И бежавший впереди брат тоже, споткнувшись, упал. А бежавший чуть поодаль Тигр не споткнулся, и упасть не успел, — и как будто из-под земли впереди высунулся некто, и короткий ствол его оружия брызнул огнём вперёд и в стороны, застрочив — и Тигр как будто натолкнулся на стену, замер на мгновение, — и упал неловко, боком.
Лёнька ничего не понял; но оглянувшийся опять на него брат заорал «- Пригнись!! Давай за мной сюда, вниз!!» — и исчез. Ничего не понимая в происходящем, слегка оглохнув от близких выстрелов, Лёнька, как велел брат, пробежал за ним; и увидел куда надо «вниз» — там тянулся неглубокий окоп. Брат уже был там, — и Лёнька спрыгнул туда же.
Окопчик, как канава, был неглубокий, — брату по локоть; ему, Лёньке, по плечи; но он, как и брат, упал на четвереньки, и, волоча за собой винтовку за ремень, пополз, вернее — побежал на четвереньках за братом… Не хватало дыхания, вырывался из руки ремень винтовки; и было непонятно — кто победил в этой атаке? Почему они теперь не бегут, стреляя и крича; а ползут куда-то на четвереньках, обдирая руки о мёрзлую землю.
Так пробежали-проползли они довольно далеко, всё время забирая вправо; хотя в этом окопчике им несколько раз встречались и ответвления. Брат время от времени оглядывался на него, успевает ли он, — он успевал, — и видно было какое у брата всё блестящее от пота лицо и напряжённо вытаращенные глаза.
А потом вдруг окопчик стал глубже, — и они уже не ползли на четвереньках, а пробирались, пригнувшись; и Лёнька понял, что они «заходят во фланг». И несколько раз им под ноги попадались россыпи гильз; а один раз они даже перешагнули через чьё-то тело, недвижно скорчившееся на дне окопа.
А потом впереди кто-то мелькнул — и выстрелил, казалось, в самого брата! — и тот в ответ опять оглушительно застрочил из автомата, полетели в сторону и из окопа веером гильзы.
Они свернули в какое-то ответвление; неподалеку кто-то закричал: «- Вот они, тут эти двое!»
Брат зарычал и побежал, пригибаясь, ещё быстрее; и вдруг замер, так, что Лёнька ткнулся ему носом в поясницу. Лёнька выглянул у него из-за плеча — они упёрлись в тупик.
Что теперь делать, Лёньке было непонятно. Непонятно было и где остальные, друзья-отрядовцы брата; где парни из Никоновки? Почему они с братом оказались вдруг тут и одни? Почему вой сирены и стрельба происходят теперь в стороне? Что теперь делать?..
Брат вдруг больно ухватил его за плечо, потащил на себя, потом в сторону; и Лёнька увидел опять, какое у него напряжённое лицо. А потом брат рванул его на себя, и спрятал за собой. И вскинул автомат…
Там, из-за поворота, откуда они только что попали в этот тупик, кто-то как будто бы показался, — и брат застрочил туда из автомата! Там, куда он стрелял, вскипела фонтанчиками земля в стене окопа; оттуда высунулся решётчатый ствол, из которого брызнуло огнём — мимо! Лёнька понял, что вот он — бой! Что в них с братом стреляют! — хотел тоже выстрелить из винтовки, но было неудобно, — брат придавил его собой к стене окопа. А впереди опять брызнуло коротко огнём, — и брат опять застрочил туда. А потом его автомат замолк, — и брат, отсоединив магазин, и бросив его под ноги, зашарил по разгрузке, — но в ней больше не было магазинов…
И тогда он что-то закричал… но ещё раньше из-за поворота кто-то выкрикнул «- В сторону, крыс!.». — и из-за поворота что-то вылетело, и упало им с братом прямо под ноги…
И брат вдавил его спиной в стену окопа, больно, — и что-то сильно ударило, толкнув его телом брата, и цепко-больно рванув левую руку, — и он упал… И брат упал на него. И выскочившая из-за поворота окопа фигура брызнула огнём, — тело брата, придавившее его к земле, коротко сотряслось.
«— Оба двести!» «- Быстро, в исходную!» — раздались сквозь звон в ушах непонятные слова, и фигура исчезла.
Звон в ушах вскоре прошёл; и Лёнька с трудом выбрался из-под ставшим неподвижно-тяжёлым тела брата, с трудом дыша клубящимся в окопе смрадным сизым дымом и постанывая от боли в левой руке. Взглянул на брата, — серое лицо, неподвижно смотрящие в стенку окопа остекленелые глаза; и, что самое страшное, — земля, рыжая земля со стенок окопа насыпавшаяся на лицо и в глаза, — и брат не моргал…
Это было страшно, это было страшнее всего! — то, что в глазах у брата лежала земля, а он не моргал! — и ещё то, что сейчас мог из-за этого поворота окопа выскочить тот… ну, тот самый! — и Лёнька, защищая себя и брата, выстрелил туда, в поворот окопа, из своей винтовки.
Совсем тихий щелчок-хлопок. Но это всё же был выстрел, это было оружие! — и он передёрнул затвор, выбросив жёлтенькую гильзу, — и затолкал на её место новый патрончик. Автомат брата валялся, без магазина, на полу окопа, возле ног брата, с расщеплённым прикладом — ясно было, что патронов в нём нет. Но у него ещё была его винтовка! — и важно было продержаться, защищая себя и брата, пока не подойдут отрядовцы, товарищи и друзья брата. И он раз за разом стрелял туда, в стенку окопа, защищая себя и брата; с ужасом понимая, как быстро кончаются маленькие жёлтые патрончики с серыми пульками; но не имея сил остановиться. Перезаряжал винтовку — и стрелял раз за разом; и ему казалось, что пока он стреляет — ни с ним, ни с его братом ничего плохого, — хуже того, что уже произошло, — уже случиться не может!