С началом «трудных времён», когда и свет, и отопление стало с перебоями; а потом и вовсе стало проблемой, владелец или владельцы озаботились поставить в подвале мультитопливный котёл и генератор, — которые, когда в Оршанске стало совсем кисло, они, покинув город, оставили на месте. Возможно, и даже наверняка, у них существовала какая-то договорённость с Диего-Алессандро-кобальеро; во всяком случае он, получается, сменил свою однокомнатку на трёхкомнатный номер-люкс на втором этаже, в котором, против ожидания, было даже относительно тепло. Во всяком случае сам Диего был без верхней одежды; в крупной вязки жакете, бесшумно передвигался в мягких меховых тапочках овечьей шерсти — уггах.

Оставив джип напротив входа — где было даже почищено, — Владимир с Элеонорой проследовали через центральный вход наверх, на второй этаж — при этом их, прежде чем пропустить, тщательно опросили кто такие и с чем они прибыли. Гостиница была явно обитаема, — их не только опросили, но и выдержали некоторое время перед входными дверями, — складывалось впечатление, что к Диего ходили с докладом.

Наконец их впустили. Немногословный дядька с дробовиком, конструкцию которого в полумраке холла нельзя было разглядеть, указал им стволом на дверь, за которой виднелась лестница наверх; уважительно скользнул взглядом по калашникову на плече Владимира, и пробурчал лишь:

— Шешнаццатый номер, в конце коридора. Шериф вас ждёт. Я прослежу за вашей машиной, не беспокойтесь; у нас тут не шалят.

Вот так вот? — шериф?.. Это ещё что такое… Это было, вроде бы, совсем «не из этой оперы», — Диего, Александр, кабальеро, даже идальго или там Дон Алессандро — это можно было понять, но «шериф»?.. Он даже на секунду подумал, а не ошиблись ли они, — но по адресу, да по приметам, которые они перечислили немногословному мужику с дробовиком на входе, всё, вроде бы, сходилось… Каким образом Диего-Александр к своему испанскому имиджу присовокупил столь не стыкующуюся с Испанией приставку «шериф» было непонятно. Впрочем, узнаем.

— Hola, дорогой друг и ex empleador, бывший работодатель, el propietario del bodegón Владимир и вы, его очаровательная спутница! — со смешными потугами на изысканность приветствовал их Диего.

Владимир для себя давно уже сделал вывод, что все эти «испанизмы» служат для него своего рода якорями, крепящими его к современной сумасшедшей действительности. В своё время, когда Диего ещё работал у него, он даже задавался вопросом, а не поехала ли у того крыша? Но кажется нет, кроме некоторых странностей в поведении он был вполне адекватен. В речи, вообще в поведении, ничто не давало повод заподозрить идальго в психических аномалиях, если не считать подчёркнуто — учтивый стиль общения с частыми включениями незнакомых выражений, — очевидно, на испанском языке. Что же до повёрнутости на Испании, причём именно на Испании эпохи идальго, кабальеро, и даже, возможно, конкистадоров — то это была явно защитная реакция; та скорлупа, которой он отгораживался от окружающего зачастую мерзкого мира. Чувствовать себя неким благородным испанским грандом, волею судьбы заброшенным в другую, несоответствующую его происхождению и воспитанию эпоху, было защитной реакцией психики — чтобы не скатиться в окружающее скотство. Поставив себя выше происходящего, как по определению испанский гранд выше свинопаса, Диего-Александр рассматривал современную ему действительность как энтомолог рассматривает наколотую на булавку бабочку, в очень небольшой степени ассоциируя себя с внешним гнусным миром. Что, в общем, не мешало ему в определённой степени преуспевать — насколько можно было судить по его виду и окружающей обстановке. Впрочем, что несмотря на внешнюю кажущуюся «подвинутость» Диего человек предприимчивый и человек дела, Владимир понял давно, ещё во время совместной деятельности, когда, отъезжая по делам, со спокойной душой перегружал на кабальеро свои бизнес-обязанности.

Окна были плотно зашторены; это Владимир заметил ещё подъезжая к гостинице; но внутри номера было светло — синевато-белый свет давали два больших газовых фонаря, что показывало явный достаток. Всё же «люкс», хотя и провинциального уровня: кресла, этажерки; хороший кожаный диван; картины на стенах. И стопки книг везде; в том числе и на креслах, и на диване. И на полу.

Сам Диего не создавал впечатления человека, которого сломили удары судьбы: те же франтоватые усики а-ля Сальвадор Дали; блестящие глаза, быстрые и точные движения.

— Присаживайтесь, мои дорогие гости; надеюсь, вы разрешите вас угостить бокалом ароматного амонтильядо?.. — высокопарно, в своей манере, обратился Диего к вошедшим, — Perdonen, mi falta, тут совершенно некуда присесть; да и холодно — прошу, проследуем в кабинет… Если вы голодны, я могу угостить вас прекрасным… ээээ… perdonen, прекрасной рисовой кашей на говяжьей тушёнке, — я распоряжусь…

- «Он распорядится!.». Чёрт побери, Диего, как я рад вновь тебя видеть! — отметая все его потуги на высокосветскую беседу, столь неуместную в нынешней ситуации, воскликнул Владимир, и, подойдя, от души обнял его. Devil take it, не так много осталось людей в Оршанске, кого искренне хотелось видеть, на кого можно было положиться! Диего был как раз из таких; кроме того уж точно никак нельзя было забыть, что он спас тогда… Алёну уж точно; а, скорее всего, и кого-то из «Псов». Возможно и Владимира — тот неадекват вполне мог засадить из обреза и ему в живот… Элеонора смотрела на него во все глаза. Кого явно она тут не ожидала увидеть, так испанского гранда в ссылке в нынешнюю поганую действительность.

Они обнялись; и Диего, взяв один из фонарей, всё так же, обнимая Владимира за плечи, провёл его в соседнюю комнату, очевидно, тот самый кабинет; не забыв сделать приглашающим жестом знак следовать за ними и Элеоноре. По пути шепнул:

— Мой дорогой друг наконец обзавёлся постоянной la mujer, por la amiga? Я имею ввиду эта сеньорита твоя подруга, или мимолётная симпатия, до которых ты такой охотник?..

— Нет, что ты, Диего, — это моя сестра! — поторопился сообщить Владимир, — буквально день назад… эээ… вырвал её из рук злодеев! Тьфу! Диего!

Он рассмеялся.

— Когда с тобой начинаешь общаться, прямо сами собой вылазят эти обороты: «вырвал из рук», «злодеи», и прочее! Такую ты специфическую атмосферу создаёшь!

— Что ж, это неплохо — благосклонно согласился Диего; а идущая сзади Элеонора не преминула вставить:

— Да что там! — вырвал ведь; и именно «из рук злодеев». За что фемина очень благодарна, и, не сомневайтесь, щедро отблагодарила бы спасителя, не будь он её братом!..

— О, и на неё действует! — опять засмеялся Владимир, — Давно таких выражений не слышал; а то всё «замочить» да «грохнуть!»

— Специфика обстановки! — философски заметил Диего, и пригласил их присаживаться.

«Кабинет» представлял из себя нечто среднее между офисом, будуаром и складом: опять-таки везде лежали стопками книги; стояли какие-то коробки и ящики, лежали носильные вещи; среди которых наблюдательный Владимир заметил и явно детские; и, в том числе и игрушки — мягкие куклы, собачки, котики. Стояла и синтетическая новогодняя ёлочка — надо же, вот не ожидал от Диего такой сентиментальности… Но здесь, во всяком случае, можно было присесть — и они разместились: Владимир с Диего на диване, Элеонора поодаль, на кресле, около письменного стола.

Диего и правда перед тем как сесть и приступить к беседе, налил им по половине бокала… нет, конечно, не амонтильядо! — как поведал он, — Откуда бы. Но вполне неплохого коньяка «Корсар», «которым, как помнишь, Владимир, мы успешно барыжили… эээ, то есть… …nosotros del comercio, да, осуществляли коммерцию!»

— А как ты живёшь? — первым делом осведомился Владимир, оглядываясь, — Со мной в Нору ты ехать отказался… но я смотрю, ты и здесь, в городе, неплохо устроился?..

Ого, он заметил то, на что не обратил внимания сразу — в углу стояло трюмо… вот почему «кабинет» Диего ему сразу напомнил будуар: не только эти тяжёлые бархатные шторы с кистями, но и трюмо с россыпью флакончиков; с лежащей на нём большой круглой расчёской «для начёса», чем-то ещё. И стоящий возле трюмо свободный стул. Да Диего тут явно не один обретается!