— Скажи ещё, что «это мамин подарок!» — продолжал измываться жестокий Пломбир, — Или что «любимая девочка на день рождения подарила!» Говорю тебе — пошёл ты вон, пацан! Кстати… Как, говоришь, тебя зовут?

Женька промолчал, сопя; и Пломбир зыркнул на Владимира.

— Женей его зовут, Евгением! — еле сдерживаясь, чтобы не садануть кулаком в лицо Пломбиру, произнёс тот. Всё определённое уважение и расположение к нему, образовавшееся у него после той длительной беседы «по душам» в их первую встречу, сегодня кончилось — после его слов, вот так вот, просто: мы твою девушку в публичный дом продали! Вот так вот — не больше не меньше. И сейчас ещё над пацаном глумится!

— Пломбир, перестань издеваться над человеком! — вдруг влез в разговор Поручик, — Верни пацану что взял; — или пристрели его! Вот не выношу я, когда над людями издеваются!

— Поручик у нас блаародный! — глумливо хихикнул Пломбир, доставая из кармана Женькину Беретту, — Предлагает пристрелить!.. Ладно. Забирай, гопота! Вместе со всеми тремя патронами! Всё равно я не люблю больших тяжёлых чёрных пушек; а Беретта — вообще говно!

Он протянул пистолет Женьке левой рукой, держа правую в это время за собой. Выстрелит! — пронеслось в голове у Владимира. После всего произошедшего он больше не доверял Пломбиру, да и всей их гоп-компании, ни на грош. Потом он понял, что тот просто в свою очередь страхуется: с какой стати и он-то должен доверять приблатнённому, как он полагал, пацану, отдавая ему боевое оружие.

Женька взял пистолет, и, сопя, затолкал его себе за пояс.

— Вот так вот, Женя… — смягчаясь, произнёс Пломбир, — Не такой я уж и жлоб, как ты думаешь, чтобы у ребёнка игрушку отнять! У меня самого этих игрушек!.. — ты не поверишь!.. Тем более, что тебя Евгением зовут, а я сам Евгеньевич. Ну, шуруйте отсюда, господа! Авось свидимся ещё.

Так странно и бесславно закончился их визит в бывший Дом Печати. Однако потом судьба, как будто смилостивившись, соблаговолила им помочь.

Обойдя кружным путём комплекс Дома Печати, откуда доносились одиночные выстрелы и короткие очереди, — видимо уголовная братия делила внезапно образовавшееся бесхозное наследство, — они направились к подъезду дома, где спрятали мотоцикл.

Их появление было нежданным для человека, склонившегося над передним колесом Судзуки и что-то с ним делавшим; как большая серая крыса, он, шурша, ринулся вверх по лестнице.

Владимир испугался, что он что-то мог снять с агрегата, и теперь не уехать — и метнулся следом. Он легко настиг его на площадке второго этажа, и, схватив за шиворот, приложил его головой о стену. Убегавшему хватило: он тут же и обвис, пришлось опустить его на замусоренный пол. Поднялся Женька — настороже, уже со своей Береттой наизготовку.

— Жень, он там снял чего??

— Да нет вроде. Но я особо не рассматривал.

От осевшего на пол мужчины ощутимо пованивало. Бомж! — подумал Владимир. Ну, в смысле, что значит «бомж»? — жилья в Оршанске, большей частью разбежавшегося или эвакуированного в коммуны, было хоть залейся; бомж — это по старой памяти, это тот, кто опустился и не считает нужным мыться.

Присмотрелся к нему: грязный; засаленный какой-то, бывший ранее армейским бушлат; ещё, к тому же, и густо устряпанный кровью… Да, скорее всего кровью, чем же ещё: и весь воротник, и правое плечо, рукав; и на спине — даже корочкой встало. На голове намотано чёрт знает что — наподобие чалмы: какая-то шаль… или платок; а может и просто кусок обивки с дивана? Из-под неё выглядывало полотенце, всё также в засохших пятнах крови… ну и чудовище! Как будто его били-били, но так и не убили по недосмотру… оп… на бушлате явно была видна дырочка от пули. С убитого, небось, бушлат — отсюда и крови столько. Да пошёл он к чёрту!

Владимир пнул бомжа — тот только невнятно мэкнул. В отключке — хорошо я его о стену приложил! Тут же валялся упавший у него с плеч небольшой городской рюкзак. Пнул рюкзак — ничего не гремит. И он тоже к чёрту.

Спустились вниз. Владимир осмотрел Судзуки. Нет, вроде бы всё на месте. Бомжара трудился, видимо, над замком — обыкновенным велосипедным замком с тросиком, которым Владимир на всякий случай пристегнул переднее колесо мотоцикла к перилам — но без инструментов не совладал. Ладно.

Отцепил, снял тросик с замком. Наверное и так не смог бы угнать, но с замочком надёжнее. Хорошо, что пацаны притащили с одного из своих набегов.

— Куда сейчас? — хмуро спросил Женька. Он сегодняшнее приключение, видимо, рассматривал как исключительно провальное.

Владимир был другого мнения. Он постарался взвесить плюсы и минусы произошедшего, и признал, что плюсов, пожалуй, и побольше будет!

Первое что — его «не нагрузили» эти деляги, крутящиеся возле уголовников. Странные, кстати, деляги; сложилось впечатление по репликам, что они этими уголовниками и крутили как хотели; и лишь какой-то непредвиденный форс-мажор поломал им всю игру… Отпустили, можно сказать, на все четыре стороны. Это хорошо… Что Белый к нему неровно дышит — вполне объяснимо; жаль тогда Женька помешал с ним разделаться; ну, пересечёмся ещё раз на узкой дорожке — миндальничать с ним больше не буду, и нахер эти пацанячьи «законы чести»!

Да, сразу вызволить Наташу не удалось; хуже того — оказывается её ещё и продали!.. Но, судя по всему, это было недавно — может быть с ней всё не так и плохо… Главное — появилась ниточка: кому продали. Владимир вспомнил его: тот самый Эдик, Эдичка, конкурент Рамоны по блядскому бизнесу. Он его ещё в своём кабаке видел; да-да, ещё с этими чудовищными «тоннелями» в мочках ушей, — недаром кличка «Дырявый». Но скорее всего, кличка, конечно, не только из-за ушей…

— Сейчас, Жень, надо найти Диего. Он знает как найти Рамону — помнишь её? А Рамона может знать, где искать этого ублюдка, Дырявого. Слышал, что Пломбир сказал? Наташу ему продали. Он публичный дом тут держит. Или держал. У него Наташа.

— Дырявый… — Женька сплюнул, — Таких козлов надо на месте убивать!

— Сначала нужно найти. Помоги-ка мотик выкатить. Темнеет уже. Если до темна не успеем — может, у Диего попросимся переночевать…

— Жрать уже охота… Интересно — вдруг пацаны уже вернулись, как думаешь?

— Думаю вряд ли, Жень. Если два дня их не было, вряд ли прямо сейчас явились бы. Ведь ты говоришь — на полдня уехали?

— Меньшиков, мудак, потащил «вооружаться»… «Я, говорит, знаю где можно быстро и много», дурак. Я им говорил, что операции нужно готовить, а он быстрей-быстрей! Вот, наверно, и влипли где.

— Да, печально. Но пацанов потом искать будем, — сейчас надо Наташу найти. Так что — ты со мной?..

— А куда я денусь?? Чо, пешком в Нору чесать?.. Поедем уж. И ствол у меня всё ж таки. Помогу. А то ты, Американец, залётный, я смотрю… как Вампир всё равно что. — Женька был настроен скептически, но от помощи не отказывался, это радовало.

— А что за «АУЕ» ты там задвинул? — поинтересовался Владимир, — Все, как бы, в курсе, один я не в курсе.

— А тебе и не надо! — отрезал Женька.

Владимир вздохнул. Выпрягается пацан. Да уж — у пацанвы можно как быстро заработать авторитет, так и потерять — достаточно попасть несколько раз в разряд неудачников…

— Ну что, двинули? — Владимир уже оседлал своего железного коня; и Женька тоже готовился устроиться сзади, когда сзади из дверей подъезда показалась голова, умотанная разнообразным тряпьём, и прозвучало:

— Пацаны… Пацаны, слышь!.. Вы Дырявого ищете? Я знаю, где он есть!

— Я это, пацаны, я работал у него! — торопливо докладывал тот самый оклемавшийся бомжара, — Шалав, типа, возил для него. Ну, по вызову. Охрана там, и всё такое. Вы ж Дырявого ищете, я так понял??. У ево в ухах такие тоннели, — в каждый палец просунуть можно, а то и два — он один тут, наверно, такой; гордился ещё. Его Артур вообще-то зовут; Эдик, Эдичка — это для понта. Мы с ним в школе вместе учились! Не, не корешились никогда, вы чо, штоб я когда с зашкваренным корешился!.. Так — чисто на зарплате. Шалав вози… а, я говорил уже. Выпить нету, пацаны? Очень, эта, голова болит!