Изменить стиль страницы

«3 марта вылетело 11 самолетов. 4 марта туда взлетели 16 самолетов средней величины и два «Дугласа». Кроме того, командование дает еще 10 легких самолетов, которые сядут 5 или 6 марта».

Еще одна лаконичная телеграмма.

«25 марта. Спрогису. Прошу наградить подрывников… Подрывник Кононов подорвал 11 ценных эшелонов и 4 автомашины, Паэглис — 9 и Кузьмин — 6 эшелонов… Самсон».

Волнующие документы далекого и близкого прошлого!

С глубокой скорбью узнал тогда Артур Карлович о гибели в неравной схватке с карателями в лесах Югоса в 130 километрах от Риги бесстрашного партизанского командира Ивана Ивановича Бажукова, своего ученика и соратника по незримым фронтам под Смоленском и в Белоруссии. Через много лет красные следопыты Стучкинского района перенесут прах героя из леса в центр села, где русскому воину воздвигнут памятник вечной славы.

В апреле — мае 1944 года в лесных массивах Латвии уже сражаются три полнокровные партизанские бригады и отдельные отряды с личным составом 10 тысяч человек. Латвийские патриоты наносят чувствительные удары по коммуникациям группировки германских армий «Норд», вступают в открытые схватки с карательными экспедициями, уничтожают гестаповские штабы и полицейские участки, а с наступлением советских войск громят тылы противника.

— Еще юношей, будучи курсантом Первых советских пулеметных курсов в Кремле, вы нередко стояли на посту № 27 у квартиры Владимира Ильича. Не припомните ли подробности? — спросил я однажды Артура Карловича.

— Эти эпизоды незабываемы, — ответил он. — Шестнадцатилетним мальчишкой, самым молодым из курсантов, стою на посту, полный достоинства. Вижу, выходит Ленин. Я подтянулся, строго выпрямился. Ильич поздоровался, спросил, откуда я, как попал на курсы, учился ли прежде. Потом прошел в квартиру, но вскоре вернулся и положил на подоконник сверток.

— Когда сменишься, съешь, — сказал он ласково.

В пакете были бутерброды с повидлом и вобла. Лакомство времен гражданской войны!

Курсанты-часовые очень трогательно рассказывали друг другу о манере Ильича — подавать при встрече руку. Об этом узнал комендант Кремля Петерсон. Вероятно, он деликатно объяснил Председателю Совнаркома, что устав караульной службы запрещает такое обращение с часовыми. С тех пор Владимир Ильич здоровался с нами кивком головы, улыбаясь глазами.

Несколько раз в те годы доводилось слушать В. И. Ленина — на конгрессе Коминтерна, различных конференциях в Большом театре и в здании Моссовета, где курсанты несли внутреннюю охрану. Страстная вера вождя в победу революции, в силы народа передавалась и нам, комсомольцам и молодым коммунистам, сплачивала нас в борьбе за правое дело.

Воспоминания, воспоминания… Много их у чекиста-ветерана. И много писем. Ему пишут бывшие сослуживцы по гражданской и Великой Отечественной войнам, пограничники, рабочие, колхозники, студенты, красные следопыты. Белые, розовые, синие конверты стопками лежат на его письменном столе.

«Пример жизненного пути таких беззаветных коммунистов, как вы, как Ян Берзин, Николай Кузнецов, Дмитрий Медведев, и ваших соратников, — пишет бывший полковой разведчик майор в отставке А. Петров из Одесской области, — настолько впечатляет и восхищает, что вряд ли найдется даже самый равнодушный человек, который невольно не задумался бы над тем, чем отмечена его жизнь, что сделал он для своей Родины?! Как мало мы еще знаем о бескорыстных рыцарях революции, о тех, кто устанавливал власть Советов и отстаивал ее в боях с врагами! Я рассказал о вашей жизни студентам и будущим воинам. Мы долго не могли разойтись. Вспоминая войну, я заметил в беседе, что нам, бывшим фронтовикам, было легче, мы постоянно чувствовали в бою локоть товарища. А разведчики, воины незримого фронта? Как часто они оставались один на один с врагом, опираясь лишь на свой разум и железную волю».

Строки из письма уральских рабочих И. Махонько и А. Ступницкого:

«Почти 60 лет в рядах большевистской партии, полвека в советской разведке. Баррикады Октября, схватки с белогвардейскими разведками и контрразведками, лазутчиками Антанты, разведслужбами Канариса и Гиммлера — это же подвиг, который не должен быть предан забвению!»

Они просят ветерана написать книгу воспоминаний, персонажи которой служили бы примером для молодежи, подобно героям книг «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия», «Старая крепость»…

Письма эти не случайны. Это дань человеку, одному из когорты большевиков-ленинцев, составивших цвет и гордость российского пролетариата, посвятивших себя великому историческому делу, во имя которого боролась и борется Коммунистическая партия.

— Ушли безвозвратно годы, — говорил Артур Карлович, — но в моей памяти, словно на киноленте, проходит вся моя беспокойная жизнь. Мелькают села, города, страны, огненные фронты сражений, куда уносила меня боевая молодость. В моей памяти до конца дней сохранятся имена первых наставников — латвийских партизан и командиров Кремлевских курсов, тех, кто учил меня искусству классовой борьбы, дал винтовку, чтобы сражаться за власть Советов, привил любовь и преданность Советской отчизне.

Именно она, эта любовь, вдохновляла Артура Спрогиса, вселяла силы в самые критические минуты его жизни, как в открытом бою, так и в глухих вражеских тылах, в опаснейших и рискованных схватках незримого фронта, когда он видел над собой занесенный меч врага и располагал секундами для принятия решения.

Юноше,
обдумывающему житье,
решающему —
сделать бы жизнь с кого,
скажу
не задумываясь:
— Делай ее
с товарища
Дзержинского…

Да, он стремился делать жизнь с товарища Дзержинского, с его соратников — Яна Карловича Берзина, Якова Христофоровича Петерса, со своих учителей из Высшей пограничной школы и военной академии, которые воспитали из рабочего паренька борца революции, коммуниста-интернационалиста, образованного командира, выдающегося офицера советской разведки.

— Я свято храню в памяти имена тех, — продолжал он, — кто сражался рядом со мной на фронтах гражданской и Великой Отечественной войн, на рубежах Родины и под южным небом Испании, на незримых фронтах под Москвой, в Белоруссии, Прибалтике, и сложил головы на алтарь Отечества. Немного осталось моих боевых товарищей, которых сохранила изменчивая военная судьба.

Но по мере сил своих мы всегда среди молодежи, среди тех, кто, может быть, захочет посвятить себя тернистому, но благородному и бескорыстному пути военных разведчиков и чекистов, воинов молчаливого подвига.

После окончания Великой Отечественной войны Артур Карлович еще много лет оставался на ответственной военной, партийной и преподавательской работе. И никогда не оставался в одиночестве. Он часто бывал на предприятиях, стройках, в вузах и воинских частях, там, где мог рассказать слушателям о самых главных событиях века как их участник, творец и живой свидетель.

В последний раз мы свиделись с Артуром Карловичем Спрогисом в больничной палате. Он умер, когда ему исполнилось 75 лет.

ТОВАРИЩ Т.

Как-то летом я встретил товарища Т. — под таким именем его знали в партизанских отрядах. В тот день Москва прощалась с маршалом Георгием Константиновичем Жуковым. Похороны легендарного полководца собрали небывалое количество народа. По сединам и фронтовым наградам можно было узнать тех, кто прошел путь от стен Москвы до Берлина, сражался с врагом на суше, на море и в воздухе, в лесных партизанских чащобах и глубоком вражеском тылу.

Мы молча шли за траурным орудийным лафетом, за почетным воинским эскортом, мысленно переносясь к тем суровым и эпическим дням, когда страна наша, отражая вероломный удар, с болью теряла города и села, оставляла на поле брани миллионы своих сыновей, выстояла в смертельной схватке, перешла в контрнаступление и добила фашизм в его собственном логове. Все было, всего не перескажешь. И горечь неудач. И радость побед. И встречи. И расставания.