Побежал.

Рэн ускорился, направляясь вглубь пещеры за Койотом. Устав от погони за зайцем, он переместился, возникнув перед братом.

Оглядываясь на преследователя, Койот врезался в грудь Рэна.

Тот взирал на него безжалостно. Анукувэйя упал на землю и стал отползать с перекошенным лицом одержимого персонажа из фильма ужасов.

«Вставай и сразись со мной как мужчина, каким ты себя называл...»

– Я никогда не пойму, как отец мог быть столь слеп в отношении твоей истинной сущности.

Наконец, обретя немного мужества, Койот встал и с вызовом поднял подбородок.

– Что собираешься сделать? Убить меня?

Рэн вытащил из сапога кованный нож и глянул на него. Одна из немногих вещей, которые ему удалось сохранить со своей человеческой жизни... одна из немногих, что у него была. Простой и изящный, на одной стороне лезвия выгравирован ворон, а на второй – колибри. Небольшая причуда, которой он поддался однажды ночью, когда не смог уснуть. Слишком много горьких воспоминаний зачастую лишали его покоя.

Но он всегда питал огромное пристрастие к оружию.

Еще с малолетства одной из изучаемых им наук стала металлургия. Рэн смотрел, как кузнецы выплавляют различные составы, и запоминал, чтобы потом повторить без свидетелей.

К своему двадцатилетию он самостоятельно делал все свое оружие. Лук, стрелы, боевую дубину и ножи. И благодаря «шуточкам» Койота научился спать с оружием на тот случай, если их тронут или испортят, чтобы ему сразу же становилось об этом известно.

Нет ничего хуже, доверить свою жизнь оружию, которое будет повреждено или сломано во время боя.

И у Рэна есть шрамы, доказывающие это. До бессмертия его единственной гордостью было оружие. В отличие от людей оно не издевалось над ним. Не бросало, а защищало, как никто прежде.

Эти ощущения до сих пор не изменились.

На самом деле его домашний гараж оборудован под кузницу. Он мог летать и перемещаться, поэтому не ездил на машинах. Зачем попусту занимать огромное пространство, если он мог использовать это место для единственной вещи, приносящей ему удовольствие.

– Ответь хоть что-то, – зарычал Койот.

– Прости, я на секунду задумался.

– Ты сбрендил?

Рэн рассмеялся.

– Учитывая наши гены? Наверняка. – Вздохнув, Рэн прищурился, глядя на брата. – Ответь мне... помнишь, на мое девятнадцатилетние я сделал в подарок тебе и отцу одинаковые наборы ножей?

– Да? И что?

– Помнишь, что ты сделал?

– Нет. Я даже не помню, что с ними в итоге произошло.

«Конечно, нет. С чего бы?»

– А я помню. – Очень отчетливо, хотя отдал бы многое, чтобы стереть эти воспоминания. – Я сделал тебе первому подарок, и ты меня убедил, что отец не примет подарок от меня. Раскритикует за качество. Поэтому я позволил тебе отдать ножи, а сам наблюдал со стороны. Он подумал, что их сделал ты и обнял тебя за подарок.

– Отец не очень хорошо поступил.

– Нет, Анукувэйя, это ты всегда поступал плохо. Ты темная лошадка. Коварное существо из мрака, которое делает вид, что принадлежит свету. Блестит и переливается, только полый внутри. Ни капли преданности. Когда мы были людьми, я этого в тебе не замечал, потому что любил своего брата. Не хотел видеть и признавать. И даже когда Бизон рассказал нашему отцу, что это я сделал ножи, лучше которых ему не доводилось видеть. Впервые в жизни отец посмотрел на меня без презрения. Но ты не смог этого пережить. Ревность разъедала тебе душу. Ты не захотел подарить мне даже двух минут его уважения и любви. Вместо этого ты с помощью термоудара испортил лезвие и показал его отцу, который поблагодарил тебя, что ты уберег его от смерти из-за моей некомпетентности. В ярости отец метнул в меня бракованный нож, пока я в одиночестве ел ужин на кухне.

Рэн распахнул рубашку, чтобы Койот смог увидеть шрам на плече, куда попал нож, пока он сидел, не ведая о гневе отца. Их отец швырнул нож столь сильно, что сбил Рэна с табурета на пол. Ошеломленный, он в ужасе смотрел, как отец в гневе кривит губы, осыпая его проклятиями.

– То оружие было прекрасным. Оно пронзило мою плоть, сухожилия и мускулы как масло, а острие врезалось в кость. Но одно ты должен помнить. Прошло больше года, прежде чем рука смогла заново нормально функционировать.

Хотя, если честно, Рэн до сих пор не все мог ею делать.

Рэн поднял нож, чтобы Койот смог его рассмотреть.

– Это оружие одно из лучших, которыми я когда-либо владел. Одиннадцать тысячелетий, а лезвие крепко, как и прежде.

– Зачем ты его сохранил, больной ублюдок?

Внутри вскипела ярость, подкатывая к горлу и едва не душа Рэна, но он не обращал на нее внимания. Это не гнев. Речь шла о расплате за жизнь, полную страданий, причинённых ему Койотом.

– Я хотел, чтобы наш отец гордился, а ты был счастлив. Я добавил в сплав лезвия ожерелье моей матери. Стоимость подарка не столь важна. Главное, чтобы оно шло от сердца и несло эмоциональный заряд от дарящего. Для меня не было ничего дороже ее ожерелья… кроме тебя и отца. Поэтому я сберег этот нож как напоминание о смирении, а еще о том, что нельзя никому доверять свою жизнь. Не забывать о позиции, которую я отвел для окружающих, так чтобы никто больше не нанес мне удар, пока я потерял бдительность.

Подкрадываясь к нему ближе, Койот закатил глаза.

– Я скучаю по славным временам, когда ты заикался. Тогда ты не молол всякой вздор.

– После сегодняшнего вечера тебе больше никогда не нужно будет терпеть мое присутствие. Больше ты не будешь отбирать мое, вредить или угрожать тем, кого я люблю.

Койот усмехнулся, встав перед Рэном.

– Ты не можешь меня убить. Я твой брат.

Рэн притянул Койота в братские объятия, а почувствовав, что тот расслабился, пронзил сердце ножом.

– Только по отцу, – прошептал он Койоту на ухо, удерживая его в руках. – А китува учитывают родословную лишь по материнской линии... Он мне не брат. И я ничего ему не должен.

Именно это сказал Койот жрецу, когда тот спросил, как он желает похоронить брата.

Более того, Койот добавил:

– Он не настоящий китува и умер бесчестно. Мне все равно, что вы сделаете с его телом, но не оскорбляйте наших мертвых, хороня с ними рядом непонятно кого.

Вместо похорон, достойных сына вождя, тело Рэна скинули в мусорную яму. И Койот больше никогда не вспоминал о нем, пока Артемида не воскресила Рэна.

Хватая ртом воздух, Койот потянулся, пытаясь задушить брата, но умер.

Рэн оттолкнул его от себя, позволив Койоту упасть на пол и еще пару секунд корчиться в предсмертных судорогах. А потом сделал то же, что Койот по отношению к нему столетия назад... Перешагнул через тело и отправился по своим делам.

По крайней мере, попытался. Но, сделав три шага, Рэн почувствовал, как ожерелье нагрелось, обжигая кожу.

«Проклятье…»

Когда Койот попытался задушить его, их смешанная кровь коснулась каменного демона.

«Теперь Гризли вырвется на свободу. И овладеет мной. Навечно».

Желудок скрутило в трубочку, Рэн побежал туда, где оставил Кабесу драться с Чаку и застал друга, стоящего посреди комнаты.

Рэн замер.

– Где Чаку?

– Маленькая puta побежала домой к мамочке. Клянусь… однажды я выпью кровь из его сердца и съем напоследок... – Он махнул на пятно крови на рубашке Рэна. – Et tu[59]?

– Койот больше не воет. Ублюдок замолчал навсегда.

Поняв все, Кабеса кивнул.

– Мне жаль, и в тоже время я рад за тебя.

У Рэна вырвался смешок.

– Да, этим все сказано, согласись?

– Это точно, брат.

Рэн с минуту наслаждался последним словом. Койот лишь тогда называл его братом, когда хотел им манипулировать. Но те, кто сейчас называли его так, подразумевали под словом именно братство и не были связанным с ним кровным родством.

Он будет скучать по ним, когда станет служить Гризли.

Не желая об этом думать, Рэн протянул Кабесе руку.