Кот постоянно крутился рядом со мной, пытался завести разговор на тему «чем вы там вчера занимались и как оно?», но я, учитывая свои спутанные мысли, эту беседу не поддерживала.

Когда мы остановились на ночной отдых, Тим срезал с одного из деревьев какие-то плоды. Они напоминали сосульки — полупрозрачно-белесые, только не твёрдые. Показал мне, как их нужно есть — класть в рот и жевать. Ни чистить, ни удалять косточки, потому что их там и не было. Настроение поднялось: пусть плоды и безвкусные, зато это не сырое мясо жевать. А ещё радовало, что таких деревьев тут множество. Оставался лишь вопрос: почему ты мне, скотина, раньше не объяснил, что они съедобные? Я умирала почти весь день от голода, но боялась есть свои, тающие на глазах, сухпайки.

Когда перед сном мы все вместе сидели кружком, я думала, что всё бы сейчас отдала, чтобы только понять, какие мысли по поводу меня крутятся у Тима в голове. Он разговаривал с Кирванзесом о каких-то общих знакомых, об отце (это мне вкратце Войнс сообщал), но смотрел на меня. Очень внимательно, изучая с ног до головы. Когда мне надоело быть немым слушателем, задала вопрос:

— Тим, когда мы выйдем с этой половины, что меня там ждёт?

— Это ещё не скоро будет. — ответил кот, переведя слова Тима.

— И всё-таки?

— Он говорит, что ты можешь и не выйти отсюда, поэтому нет смысла говорить об этом.

— Что? Что значит не выйду отсюда? Он думает, я тут сдохну? Ни за что! Так ему и передай.

Когда Войнс перевёл инопланетянину мои слова, тот усмехнулся. Что-то ответил. Войнс перевёл:

— Тим говорит, что даже самые лучшие воины, как Кирванзес, часто оставались тут. Так что, он бы не расценивал твои шансы, как высокие.

— Кирв, а от чего конкретно ты умер?

— Его укусила какая-то ядовитая тварь.

— О, Боже. Пусть расскажет мне, как она выглядит и как узнать, что она поблизости.

Кирванзес рассказал, что хотел сорвать такие же плоды, как мы сегодня ели, и когда он выбрал дерево, с которого хотел срезать лакомство, оттуда спрыгнуло какое-то небольшое животное. Размером примерно с нашу крысу. Видимо, оно тоже любит эти сосульки и решило поспорить с мужчиной, кому они достанутся. Кирванзес проиграл.

— Смерть была быстрая? — решила уточнить я на всякий случай. Хотелось услышать положительный ответ, чтобы просто знать, что если вдруг и меня постигнет та же участь, то долго мучиться я не буду.

— Не совсем. Сначала тело перестало слушаться команд мозга, и он ещё несколько дней пролежал без движения, прежде чем душа покинула тело.

— Ужас!

— Но, по крайней мере, он говорит, что ему не было больно. Тело не только не могло двигаться, но ещё и ничего не чувствовало.

— Всё равно, не завидно. — я огляделась. Деревьев с сосульками, и правда, много. Но пока я не заметила на них никаких зверьков.

Секса сегодня не было. Тим улёгся, почему-то, отдельно от меня. Что, даже за сиси не подержишься? Очевидно, они ему надоели так же быстро, как детям надоедают игрушки.

Весь следующий день ничем не отличался от предыдущего, разве только горы становились всё ближе и ближе к нам. Вот они уже, кажется, совсем рядом, такие высокие, такие красивые и таинственные, но ум понимает, что до них ещё пилить и пилить. Тим достал и убил очередную подземную тварь и наполнил не только свою флягу, но и мою, а также одну бутылку, которую я не выбросила. Пусть остаётся на всякий случай, подумала я. Сегодня мы не нашли водоёма, поэтому пришлось пить эту мерзость.

Спать Тим улёгся снова подальше от меня, а я... Нет, один раз я себя уже предложила, больше навязываться не буду. Ночью проснулась от какого-то шума. Вскочив, увидела, что Тим пытается оторвать от себя какого-то зверька, вцепившегося ему в плечо. Кинулась на помощь, так как от Войнса и Кирванзеса только шум, но никакой реальной пользы в данном случае ожидать не приходилось. Кирванзес сказал, что это именно такое существо, которое укусило его, а значит, Тиму конец. Ну, нет! Если он погибнет, то мои дни тоже сочтены, это я прекрасно понимала. Потому, как только мы оторвали от него эту гадость, я немедленно принялась отсасывать яд. Старалась долго и качественно, сплёвывая на землю. Через пять-десять минут мне уже казалось, что я стала вампиром и высасываю из Тима не только яд, но и кровь. Но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Сон как рукой сняло от этого приключения, а вскоре и вовсе начался рассвет. Если б я раньше видела, как тут встаёт солнце, не пропустила бы ни одного дня. На востоке небо окрасилось в зелёно-розовые цвета, и эта удивительная расцветка захватывала всё больший и больший кусок неба. Само солнце выглядело ярко-красным до тех пор, пока полностью не вышло из-за горизонта. Затем постепенно оно начало белеть, а цвета рассвета сменились на обычное голубое небо. Я сама сорвала для себя сосульки на завтрак, Кирв и кот сидели возле спящего Тима. Кстати, а чего это он так долго спит? Он же жаворонок.

Подошла к нему и расстроилась. Видимо, я недостаточно старалась ночью — на лице мужчины бусинками выступил пот, он, словно в бреду, что-то шептал, но, подумала я, раз может шевелиться, значит, основную часть яда мы таки из него удалили. Склонилась над ним, смахнула пот. Потормошила:

— Тим! Тим, ты как?

Он приоткрыл глаза, но я побоялась делать какие-либо выводы по его взгляду, так как что вообще можно понять по этим чёрным отражениям Космоса?

— Ты можешь сесть?

Я попыталась приподнять его, он мне старался помочь. Общими усилиями посадили его к камню спиной, чтобы опирался и не падал.

— Кирв говорит, ты молодец. Благодаря тебе у парня есть шанс. Теперь всё будет зависеть от того, насколько его организм справится с той частью яда, что успела всосаться в кровь.

Понятно, что выдвигаться мы не можем. Придётся пока остаться тут и ждать, когда Тиму полегчает. Я очень надеюсь, что он выкарабкается. И не только потому, что он мне нравится. Во мне снова громче всего говорил обычный инстинкт самосохранения.

Целый день я была самой лучшей нянькой на свете: поила его по глоточку, оттирала с лица пот, заставила, не смотря на все протесты, съесть несколько сосулек и даже рассказывала сказки. Про репку, про курочку Рябу и колобка, про Машу и трёх медведей. Я рассказывала, Войнс переводил. Кирванзес смеялся, а Тим лишь изредка удостаивал ту или иную сказку лёгкой ухмылки. Он весь день молчал, не произнёс ни слова. Видно было, что ему очень плохо. Я же делала вид, что всё хорошо, а внутри боролась с отчаянием. Когда наступила ночь, я аккуратно положила Тима на землю, а ему под голову сунула свой рюкзак, из которого предварительно вытащила всё, что было внутри. Сама хотела улечься в нескольких шагах от него, но, когда начала вставать, чтобы отойти, мужчина удержал меня за руку. Он потянул меня к себе и, обняв за голову той же рукой, усилием заставил устроиться у него на плече. Я не стала возражать, — если ему так хочется... В выздоровлении важны не только витамины, но и всякие приятные мелочи.

Утро преподнесло неожиданный сюрприз: когда я открыла глаза, то увидела, что Тим стоит на ногах. Пусть шатаясь и держась одной рукой за большой камень, но зато стоит. Фух, выдохнула, идёт на поправку. Я вскочила и кинулась к нему. Спонтанно поцеловала в щёку, а потом полезла на дерево за сосульками.

Когда мы позавтракали, Тим сказал, что не хочет сидеть на одном месте и лучше медленно, но продвигаться вперёд. Поскольку идти ему было тяжело, хоть он и храбрился, я подставила ему своё плечо, и так мы ковыляли потихоньку вперёд, часто останавливаясь на отдых. Поддерживая тело Тима, я периодически чувствовала, как его начинает бить то ли дрожь, то ли озноб. Трогала его лоб, тот был горячим, но нормально это для него или нет, я не знала. Спали снова в обнимку. Перед сном не разговаривали, так как я очень устала и вырубилась сразу, как только приняла горизонтальное положение.

***

Ашмернот чувствовал себя ужасно: в теле болела, казалось, каждая клеточка, общее состояние сознания тоже нельзя было назвать нормальным, скорее это было похоже на полусон-полубред. Он не захотел отпустить от себя женщину и теперь прижимал её за плечи к своей груди и вслушивался в размеренное дыхание спящего тела. Неожиданно для самого себя осознал, что это здорово — лежать вот так зная, что к тебе прижимается кто-то, и пусть по телу волнами проходила боль, когда женщина во сне шевелилась и задевала его тело, но всё равно было приятно. Приятно было в голове.