— И как ты себя чувствуешь? — спрашивает у Вайолет Графиня Розы. Но Вайолет просто смотрит на беременную девушку. Может быть, Люсьен в самом деле рассказал ей, что происходит с суррогатами. Может, она знает, что эта девушка умрет.

Кажется, внезапно она осознает, что все на нее смотрят, и оглядывается на Мать.

— Графиня спросила, как ты себя чувствуешь, — строго говорит Мать.

— Я в порядке, моя госпожа, — говорит она, ни к кому, в частности, не обращаясь. Беременная суррогат поднимает взгляд на звук ее голоса.

В ее взгляд возвращается едва заметный намек на жизнь. Ни один из суррогатов Графини долго не продержался, и мне интересно, сколько времени осталось у этой девушки.

Я поглощаю еду — филе, запеченное в тесте, любимое блюдо Матери — но понимаю, что постоянно поглядываю на беременного суррогата, даже больше, чем на Вайолет. Кажется, будто она то возвращается в настоящее, то пропадает куда-то… еще. Что Графиня с ней сделала? До меня доходили слухи, конечно, но это, кажется, уже слишком. Как мы можем обедать, пока здесь за столом сидит умирающая девушка?

Внезапно беременный суррогат начинает ловить ртом воздух. Она хватается за скатерть, и из того места, где она держится за нее, начинают исходить прожилки иссиня-черного цвета. Карнелиан вскрикивает, а Дядя Берил падает со стула.

— Позовите доктора! — кричит Графиня Розы. К этому моменту мы все повскакивали с наших мест, а затем ковер сходит с ума, превращаясь в ярко-зеленый, и я отшатываюсь от него, словно боясь, что цвет может мне навредить при прикосновении.

Я вижу Вайолет, присевшую возле беременного суррогата, и задумываюсь, не знает ли она как прекратить то, что бы ни делала эта девушка.

Затем девушку рвет фонтаном крови.

Графиня Камня хватает Вайолет за шею и поднимает.

— Убирайся от нее, — рычит она. Все перестают двигаться.

— Она… она больна, — заикается Вайолет. Кровь льется теперь и из носа девушки, делая пятно на платье. Ее взгляд снова становится пустым.

Графиня Камня отбрасывает Вайолет в сторону, словно тряпичную куклу. Она спотыкается, и я инстинктивно делаю движение, чтобы поймать ее, но потом останавливаю себя; краем глаза я замечаю, что у компаньона тот же порыв.

— Эбони! — кричит Мать. — Не смей притрагиваться к моему суррогату.

Ковер стал полностью зеленым, но окрасился лишь он — мои ботинки все такие же черные и блестящие. Мать смотрит на Графиню с неприкрытой ненавистью.

— Убирайся. Вон.

Графиня кривит губы. — Как пожелаешь, Перл.

Она хватает своего суррогата за руку и тащит из столовой.

— Что же, — говорит Мать. — Думаю, этот ленч подошел к концу. — Стол в беспорядке. Повсюду кровь, еда, вино и странные цвета. Она поворачивается к Отцу. — Дорогой, почему бы тебе не проводить джентльменов в курильню. Гарнет, ты к ним присоединишься?

Она, должно быть, шутит. Я хоть когда-то присоединялся к Отцу в курильне? Там отвратительно.

— Спасибо, Мама, но я лучше выколю себе глаза, — говорю я.

Ее лицо застывает. — Тогда найди для себя что-нибудь полезное. Желательно без участия какой-нибудь кухарки.

Как будто я смог бы спутаться со служанкой. Отец уже выпроваживает из комнаты Дядю Берила и Графа Розы.

Я кланяюсь. — Как пожелаешь, Мама.

— Ты в порядке? — спрашивает она Вайолет. Про меня уже забыли.

— Да, моя госпожа, — говорит Вайолет. Но она явно не в порядке. Что-то связанное с тем другим суррогатом ее расстраивает. И не только кровь, как я полагаю.

Она приказывает ей сходить на прогулку в сад и затем уходит вместе с другими дамами и суррогатом. В комнате остались лишь я, Вайолет, Карнелиан и ее компаньон.

Я прокашливаюсь. — Ну, я пойду, найду кухарку. Увидимся за ужином.

Мне нужно вернуться в свою комнату. Мне нужно поговорить с Люсьеном.

Что это были за цвета? Этот беременный суррогат сделала скатерть синей? Я знал, что они могут рожать детей, но я не догадывался, что они могут делать что-то подобное. Все суррогаты это умеют или только некоторые? Чего еще я не знаю?

Я лезу рукой в карман и понимаю — у меня нет с собой аркана. И я не брал его с собой на вчерашний бал. Или брал? Я его потерял?

Я начинаю искать во всех ящиках, тумбочках, коробках для запонок. Я не могу его нигде найти.

— Нет, — шепчу я. — Нет, нет, нет…

Я проверяю одежду, в которой был на балу, и нахожу нечто внутри кармана пиджака. Небольшой шарик, завернутый в бумагу. Я разворачиваю его, и он падает мне в руку, гладкий и черный. На бумаге девичьим почерком с завитушками, который, скорее всего, принадлежит Люсьену, написано: От Ратников. Используй это, и тебя не заметят. Только в случае необходимости.

Я изучаю шарик, но хоть убейте, я не могу понять, что он должен делать, и когда он попал в мой пиджак. Я все равно кладу его в карман и продолжаю поиски аркана.

Спустя два часа, я плюхаюсь на диван. Как я мог его потерять? Конечно, Люсьен был немного надоедливым, но он доверил мне это удивительное устройство. Я напрягаю мозг, пытаясь вспомнить, где я видел его последний раз. Я говорю Джорджу, что хочу поужинать в комнате, и выпроваживаю его. Он удрученно осматривает, в каком состоянии находятся мои покои, учитывая то, что он все это будет убирать.

Как только он уходит, я вспоминаю. Вчерашним утром я разговаривал с Люсьеном перед балом. И положил аркан на прикроватную тумбочку. Я еще раз ее проверяю, чтобы убедиться, но его там нет.

Когда приходит Джордж с моей едой, я решаю, что у меня нет другого выбора, как спросить его.

— Джордж, ты случайно не видел камертон на моей тумбочке вчера?

— Да, видел, сэр. Он выглядел так, будто нуждается в полировке, поэтому я отправил его с некоторыми другими вашими вещами.

— Где он? — требую я, вставая.

— Он внизу, сэр, с остальным серебром.

— Принеси его мне. Сейчас же.

— Да, сэр, — говорит он с поклоном, а затем уходит. Я не могу есть, пока у меня нет его в руках, но к счастью мне не приходится долго ждать. В течение нескольких минут Джордж возвращается и отдает мне аркан.

— Спасибо, — говорю я, мое облегчение чуть ли не осязаемо. — На этом все на сегодня, Джордж.

— Мне прийти забрать вашу…

— На этом все на сегодня, — решительно говорю я снова. Джордж кивает и испаряется.

Я долго всматриваюсь в аркан, ожидая, чтобы он загудел. Гудел ли он, когда его полировали внизу? Но Люсьен сказал, что, скорее всего, не сможет со мной снова поговорить. Может, я могу попробовать с ним связаться?

Я стучу арканом по металлическому подносу и говорю, — Люсьен.

Ничего не происходит. Я пробую другие варианты, стуча им по разным предметам в комнате, прежде чем сдаюсь.

Ночь вступает в полные права, но я не могу уснуть. Я лежу на диване полностью одетый, прислушиваясь к тишине дворца, думая, приняла ли Вайолет сыворотку. Куда Люсьен ее отправит? И как?

Полагаю, что никогда не узнаю. Моя роль в этом небольшом плане исполнена. Интересно, позволит ли он мне оставить аркан. Я вроде как привязался к нему.

Затем я слышу крик. Я резко сажусь и подбегаю к двери комнаты. Снова доносится крик, громче и ближе на этот раз. Я очень тихо открываю дверь и крадусь по главному залу.

— ЭШ! — Голос Вайолет четкий и отчаянный, и она называет его имя снова и снова. Я мельком вижу двух Ратников, которые тащат ее к комнате, а затем, минуту спустя, доносится слабое эхо закрывшейся двери.

Я спешу в свою комнату, сердце бешено колотится.

Эш, сказала она. Это имя компаньона. И она кричала так, будто… будто он умирал или что-то вроде…

О нет. Я вспоминаю порыв компаньона помочь ей, как Вайолет на него посматривала, неприкрытую ненависть Карнелиан. Вайолет и компаньон. Компаньон и Вайолет. Они были… вместе? Все это время?

Поначалу я просто ошеломлен мыслью, как я мог каким-то образом это упустить, когда мне поручили смотреть за ней. Затем мне приходит новая мысль, куда мрачнее.

Если что-то пойдет не так, доставь ее в морг. Вот что сказал мне Люсьен.