Меня и Корал заставляют присутствовать на различных обедах, чаепитиях, ужинах, иногда с нашими матерями, а иногда без них. Узнать ее немного получше перед свадьбой, конечно, хорошо, но в то же время отвратительно, просто потому что она не такая интересная.
Мать договаривается с портным, чтобы тот пришел и начал работать над моим смокингом, на один из дней после обеда. Я, конечно же, сперва немного брожу по библиотеке, просто чтобы быть уверенным, что опоздаю. Пока я слоняюсь между рядов, наполненными скучными историями разных Курфюстин и Курфюстов, до меня доносится пара голосов — Карнелиан и другой девушки. Мой пульс учащается, и я подхожу ближе.
— Я ничего не задумала, — говорит другая девушка, и я знаю, что это, должно быть, Вайолет. Никогда не слышал, как она разговаривает, но что-то в этом голосе похоже на нее. — Мне просто… нравятся книги.
Я слышу, как Карнелиан фыркает. — Ну да, — говорит она. — Посмотрим.
Я не собираюсь дать ускользнуть возможности поговорить с девушкой, за которой я смотрел почти два месяца.
— Какие-то проблемы, дамы? — спрашиваю я. Они обе выглядят напуганными, когда я появляюсь из-за полок.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Карнелиан. — Я думала, у тебя примерка смокинга.
Мое лицо принимает одно из своих лучших удивленных выражений. — Правда? Полностью выскочило из головы. — Я осматриваю Вайолет сверху вниз. Она, кажется, нервничает, хотя любой был бы нервным, если Карнелиан загнала в угол. — Мучаешь суррогата, кузина? Сделай так, чтобы Мать тебя не поймала.
Странно теперь называть ее суррогатом, когда я знаю ее имя.
— Я ее не боюсь, — говорит Карнелиан, вздергивая подбородок.
— Нет, боишься, — говорю я. — Эй, а где этот компаньон, которого она тебе купила? Слышал, ты от него никогда не отходишь.
Ее лицо становится красным, и выглядит так, будто она может расплакаться. Она с презрением смотрит на Вайолет, словно Вайолет виновата в том, что компаньона нет рядом, затем разворачивается на каблуках и уносится прочь.
Так или иначе, мне удалось поговорить с Вайолет наедине. Я так горжусь собой, хоть это была и случайность. Интересно, знает ли она о своей судьбе, что она должна умереть, дав моей Матери то, что та хочет. Интересно, что она думает о Люсьене, если он тоже скармливает ей сведения лишь маленькими порциями.
Но я не могу сказать ничего из этого вслух.
— Она всегда была немного чувствительной, — говорю я, смотря вслед Карнелиан и пожимая плечами. — Ох, я Гарнет, кстати.
— Я знаю, — говорит она, и я вынужден рассмеяться.
— Конечно, ты знаешь. — Я отвешиваю ей один из самых своих вычурных поклонов. — Мне сопроводить тебя обратно в твою комнату?
— О, эм, не стоит, — говорит она. Выглядит так, будто она боится меня больше, чем Карнелиан.
— Я настаиваю, — говорю я, беря ее под локоть. И он совсем как у любой девушки. Отвратительно, что подобные вещи продолжают меня удивлять.
— Скажи мне, — говорю я, пока мы направляемся к выходу из библиотеки. — Кого ты ненавидишь больше? Моего отца или мать?
Более чем уверен, что у нее не было контакта с Отцом, но до смерти хочу знать, что она думает о Матери.
— Прошу прощения? — потрясенно говорит она.
— Я бы назвал свою мать, — говорю я. Ратник патрулирует залы и, когда я прохожу мимо, встает по стойке смирно, пуговицы на его пиджаке блестят. — Мой отец такой же скучный, как столб, поэтому на него по крайней мере легко не обращать внимания. Но мою мать игнорировать невозможно.
Вайолет не отвечает, и я обнаруживаю, что начинаю болтать о пустяках, говорить все, что приходит в голову, надеясь получить хоть какую-то реакцию, хоть какое-то осознание, что это за человек, и почему Люсьен так о ней заботится.
— Она стала еще хуже с тех пор, как Карнелиан сюда переехала. Бедный ребенок. Сначала умирает ее отец, потом мать совершает суицид. Скандально. Позор для Дома Озера.
— Мать Карнелиан убила себя? — пораженно говорит она.
Я киваю, пока мы взбираемся на второй этаж по одной из задних лестниц. — Она была странной женщиной, моя тетя. Странной и грустной. Мне так и не удалось узнать ее получше — моя мать презирала ее. Думаю, Карнелиан ненавидит ее и скучает по ней в одинаковой мере. Поэтому с ней очень неприятно находиться рядом.
Мне в голову приходит мысль, что с тех пор, как тетя Опал умерла, я ни разу не говорил о ней так много.
— Почему она ее ненавидит? — спрашивает Вайолет.
— Потому что мать оставила ее совсем одну, — говорю я. Мне становится жаль Карнелиан в свете этого разговора.
— Почему Герцогиня презирала вашу тетю?
Она серьезно? Моя тетя была в новостях задолго до того, как взяла веревку и обвязала ее вокруг шеи.
— Потому что она сбежала, — говорю я. — У вас в Болоте же есть газеты, да? Тетю Опал не жаловали в Доме Озера. Особенно после того, как она отвернулась от своего королевского происхождения и сбежала с каким-то газетчиком из Банка. — Я усмехаюсь, потому что поверить не могу, что Мать ведет себя так, будто я самый позорный член этой семьи. — Да уж, моей матери пришлось несладко. Сумасшедшая сестра, разорванная помолвка — с Курфюрстом, из всех людей — и… я. А, мы на месте.
Мы подошли к ее покоям, и я стучу в дверь. Аннабель открывает ее и выглядит очень удивленной при виде меня с ее подопечной.
— Аннабель, — кричу я, обвивая ее рукой, чтобы Вайолет видела, какие мы друзья и что я совсем не страшный. Аннабель краснеет и пытается сделать реверанс, но я мешаю. Если бы не Вайолет, она скорее всего ударила бы меня своей доской за то, что я такой неприличный.
— Я вернул суррогата в целости и сохранности, — говорю я, и она благодарно опускает голову. — Было очень приятно познакомиться с тобой, — говорю я Вайолет. — Официально. Уверен, что снова скоро тебя увижу. И постарайся не вставать на пути у Карнелиан, если получится, — добавляю я, подмигивая. — Думаю, у нее с тобой свои счеты.
Эти слова звучат правдивее в моих ушах, чем я думал. Хотя они и не общались так уж много, у меня есть сильное ощущение, что Карнелиан терпеть не может Вайолет. Но затем я пожимаю плечами и направляюсь на примерку своего смокинга, потому что, ну в самом деле, что такого Карнелиан может сделать?
Глава 10
— Время почти пришло, — говорит мне Люсьен утром перед Зимним Балом.
Я удивлен, не только потому, что он редко звонит мне по утрам, но потому что он обычно не выдает подобную информацию просто так.
— Она покинет нас завтра ночью, — продолжает он. — Причина, по которой я тебе это говорю, в том, что я, скорее всего, не смогу связаться с тобой, пока план не будет исполнен. Однако мне понадобится твоя помощь, если что-то пойдет не так, или я опоздаю. Последнее одолжение.
— Одолжение, — хмыкаю я. — Ну да.
— Справедливо. Ты сделаешь для меня одну последнюю вещь. Ты должен убедиться, что она попадет в морг Жемчужины.
— Извини, что? — спрашиваю я. — Доставить ее в морг? Зачем? Я думал, ты пытался ей помочь, а не убить.
Люсьен вздыхает так, будто я самый тупой человек в мире. — Не важно, зачем, — говорит он. — Все, что имеет значение — чтобы она туда добралась. Крыло прислуги. Вход никогда не заперт. Вниз по самому дальнему переулку по правой стороне.
Чувствую, что мне следовало бы это все записать.
— Как, по-твоему, я выведу суррогата из дома моей Матери и доставлю в морг?
— Никак, — резко говорит Люсьен. — Я надеюсь, что ее туда доставят служащие морга. Я говорю тебе об этом в целях предосторожности. В идеале тебе ее вообще никуда не придется доставлять.
— Служащие морга приходят только за мертвыми телами, — подчеркиваю я.
— Именно.
Я открываю рот, затем закрываю и опять открываю. — Не понял.
Пауза. Я осознаю — он обдумывает, что сказать и как много. Будто я не доказал до этого момента, что заслуживаю доверия.
— Я создал сыворотку, которая позволит ей выглядеть, будто она мертва, — говорит он быстрым и отрывистым тоном, словно делает подобные сыворотки каждый день.