Необходимость же вызвать из Уч-Турфана командированного туда драгомана консульства Стефановича ввиду предстоящего отъезда секретаря консульства надв. сов. Роздольского, назначенного в Куанченцы, и отсутствие указаний из министерства, коим бы признавалась необходимой названная командировка, лишили меня, с одной стороны, возможности быть в курсе движения киргиз в Уч-Турфан, с другой стороны, с отъездом коллежского секретаря Стефановича китайские власти почувствовали себя свободнее в своих сношениях с бежавшими киргизами, позволяя им переходить китайскую границу под условием уплаты значительной суммы денег и большой дани натурой — скотом, лошадьми и проч… С целью выяснить размен движения киргиз и возможности их возвращения в русские пределы, я решил воспользоваться для этого услугами надежных туземцев, имеющихся в распоряжении консульства. Так, мною было послано несколько лиц на место стоянок к перевалу Кельбебук, Упаталкан и местность Чакмак. Посланным было поручено убедить киргиз добровольно возвратиться в Россию, где к ним, в случае их невинности, русские власти будут относиться по-прежнему. Насколько миссия подобных лиц оказалась в вышеназванных местностях удачной, достигнуто почти полного выдворения беглецов, настолько она оказалась безрезультатной в Уч-Турфанском районе. Это объясняется главным образом присутствием в этом пункте главарей мятежа, опасающихся возмездия для себя и запугивающих поэтому желающих возвратиться.

Присутствие в горах русских войск, стреляющих по воем, кто появится по дороге, лишает киргиз возможности направить уполномоченных к уездным властям с изъявлением своей покорности, к чему они обнаруживали неоднократные попытки.

Наплыв такой массы киргиз с большими стадами скота в такой небольшой оазис, как Уч-Турфан, вызвал свои последствия, и далеко неблагоприятные, как для самих киргиз, так и для местного населения. Уч-Турфан, обычно снабжающий хлебом Кашгар и другие города, начинает испытывать уже теперь недостаток в хлебе и корме для скота. В то время как хлеб поднялся в цене в 5–6 раз против прежнего, обратно понижение цен произошло на скот. При таком положении через 2–3 месяца в городе Уч-Турфане и соприкасающемся с ним районе неизбежны голод для населения и падеж скота. Доведенные до такой крайности, киргизы проявляют сговорчивость и желание возвратиться в пределы России, и даже те из них, которые теперь еще упорствуют.

Что же касается вопроса о розыске и отбития у киргиз захваченных ими во время мятежа русских женщин и детей, то я не могу не указать на своевременность и рациональность мер в этом отношении, принятых командированным мною в Уч-Турфан драгоманом консульства колл. секр. Стефановичем. Названный драгоман консульства, получив сведения об имеющихся среди киргиз русских женщинах и детях, организовал из русскоподданных сартов партию в 12 человек, которые под видом торговцев свободно разъезжали среди киргиз, разыскивая среди них русских женщин и детей. Помимо этого посылаемые мною туземцы к киргизам с целью убедить их возвратиться в Россию имели всегда специальное поручение разведать об уведенных киргизами русских женщинах и детях. Благодаря вышеупомянутым мерам, мне удалось до настоящего времени освободить свыше 60 женщин и детей, часть коих в 30 человек прибыла уже в Кашгар, остальные же находятся в Уч-Турфане; для препровождения их в пределы России и поимки главарей мятежа командирован, по моей просьбе, в Уч-Турфан Семиреченским военным губернатором войсковой старшина Бычков с 60 казаками, имеющими на-днях Прибыть в Уч-Турфан.

Донося о вышеизложенном, я не могу Не обратить внимания императорской миссии, что для успешной ликвидации вопроса о бегстве мятежных киргиз, их обратном выдворении в пределы России и о захвате главарей мятежа необходимо командировать в Уч-Турфанский и Аксуйский районы одного из чинов консульства, так как отдаленность помянутых городов от Кашгара лишает меня возможности быть в курсе намерений и мероприятий китайских властей в отношении к беглецам, чтобы своевременно, с своей стороны, принять те или иные меры, дабы не дать китайцам проводить свои планы, ее соответствующие в этом вопросе нашим интересам. Так, по имеющимся в моем распоряжении сведениям местные китайские власти благожелательно относятся к мысли о принятии бежавших киргиз в китайское подданство и о предоставлении им земель под пастбища в Аксуйском и Кучарском районах.

В заключение считаю долгом присовокупить, что по полученным мною сведениям китайские власти, в лице аксуйского даотая, отнеслись весьма сочувственно к некоторым из наших мятежников, главным образом, дунганам, и направили их на постоянное жительство в местность Лоб-Нор, где им будут бесплатно предоставлены земельные участки. Сведения эти проверяются через аксакалов вверенного мне консульства.

Генеральный консул (подпись не разборчива)

^{Настоящая копия взята из дел ЦАУ Узб. АССР, фонд КТГГ, 1916 г., арх. № 43/4. По архивным материалам ЦАУ Кирг. АССР, фонд № А А-57/138 за 1916 г., стр. 30–38.}

(Начало 1917 г.)

Господину российскому императорскольу генеральному консулу в Кашгаре

драгомана консульства коллеж, секр. Стефановича.

Докладная записка

о волнении среди киргиз Семиреченской области и о бегстве их в китайские пределы

По полученным мною сведениям, путем опроса отобранных от киргиз русских пленных, по показанию арестованных участников мятежа, по рассказам очевидцев мятежа русских и китайских подданных сартов, по справкам, полученным от пострадавших в той или иной мере от названного мятежа, по донесениям аксакалов в Уч-Турфане и Аксу и лиц, специально посланных в разные места на разведки, а также по сообщению духовных лиц из мусульман, пользующихся у киргиз большим влиянием и авторитетом, — картина волнений в Семиреченской области и причины, вызвавшие их, представляются в следующем виде.

В начале июля среди киргиз заметно было некоторое брожение и смущение, вызванное, повидимому, ожиданием призыва на тыловые работы во исполнение высочайшего повеления. Киргизы — чернорабочие, торговцы и другие, имеющие знакомство среди русских, неоднократно обращались к последним с вопросами о характере призыва, причем вопросы, предлагаемые ими, порой носили не только бессмысленный характер, но видно было, что смущение вызывалось и сеялось среди них злонамеренными лицами, чему способствовало крайнее невежество киргизской массы. Так, киргизы говорили, что они будут посланы на работы на фронте в места, находящиеся между русскими войсками и немецкими, причем в них будут стрелять как те, так и другие. Когда им указывали на вздорность подобных слухов и разъясняли истинные условия призыва, что они будут определены только на тыловые работы и что им будет выдана соответствующая заработная плата, то они не только не верили этому, а указывали на такие факты, как на то, что ими представлены были по требованию начальства юрты, войлоки, пайпаки (чулки), давались лошади по ремонту, но денег они или совсем не получали, или если получали, то далеко несоответственно со стоимостью взятых вещей, а также и вопреки ценам, заявленным властями на те или иные предметы, потребные для армии.

Объяснение этого кроется в родовой организации киргизского быта. Строгое и безответственное подчинение старшему в роде, имеющее за собой много положительных сторон, бесспорно было необходимым элементом в организации внутреннего управления киргиз, до тех пор, пока они жили самостоятельно, не входя в соприкосновение с административной организацией русского государства. С момента подчинения киргиз и включения их в отдельные административные единицы, какой являлась среди них волость, родовой киргизский быт начал обнаруживать и свои отрицательные стороны, отчего больше всего страдало само киргизское население. С разделением киргиз на волости, и с введением волостного управления, среди них начинается партийная борьба[76] из-за получения должностей старшины, судьи и пр. При таких обстоятельствах влияние старших в роде начало утрачиваться и переходить к богатым, имеющим возможность использовать свои материальные блага для получения места, или же к лицам, не чуждым физического воздействия на киргизскую массу, державшим ее в постоянном страхе, и кабале. Последнее является особенно характерным для киргизского быта, — уплата кибиточной подати и др. повинностей, как мирного времени, а также и вызванных войной, производилась волостными, которые брали с подчиненных им киргиз в 2–3 раза больше того, что с них требовалось, если даже надо было уплачивать деньги за взятые для нужд армии вещи, то волостные предпочитали оставлять их у себя. Управление киргизской массой уездной администрацией через подобного рода волостных, порой даже не бескорыстная поддержка их, усугубляют только тяжесть безысходного положения темной массы, лишенной возможности обратиться с жалобой на своих управителей. Когда отдельные лица советовали им обращаться к уездному начальнику или даже губернатору, то ответ получался слишком печальный — к губернатору нас не допустят, а уездный начальник — прогонит. При таком состоянии всей киргизской массы трудно было рассчитывать, чтобы мобилизация рабочих протекала без проявления нежелательных эксцессов. Богатые киргизы, занимающиеся торговлей или земледелием, как перешедшие на оседлое положение, были бесспорно против всяких волнений и склонны были удовлетворить требования призыва рабочих, так как помимо материального ущерба, который был неизбежен для них в случае мятежа, они, как более осведомленные, видели бессмысленность и гибельные последствия от неповиновения властям. Но этот класс лиц, как немногочисленный и малосорганизованный, хотя и пользовавшийся некоторым влиянием у киргизской массы, не в состоянии был противодействовать главарям, так называемым манапам, большинство коих и было, в силу указанных выше причин, волостными управителями. У последних было достаточно причин, чтобы противиться призыву киргиз. Господствуя почти неограниченно над киргизской темной массой, над ее имуществом и чуть ли ее жизнью (последнее не является преувеличением, так как бывали частые случаи убийства нежелательных манапам лиц, при чем сами они оставались в стороне), манапы усматривали в призыве киргиз на работы угрозу своему безответственному и неограниченному господству над ними. Главари это прекрасно сознавали, что власть их держится только благодаря невежеству и темноте киргиз, которые в общей своей массе, помимо гор и своего аула, ничего не видели, с призывом же на работы у этой же самой массы неизбежно, как результат более тесного общения с русским населением, могли зародиться хотя бы элементарные представления о праве, что в дальнейшем принесло бы и конец господству манапов. Последние могли предвидеть это, наблюдая проявления обнаружения противодействия в отношении к своим манапам со стороны киргиз, переведенных на оседлое положение, каковой перемене киргизского быта противодействовали, в силу вышеизложенных причин, опять-таки манапы. При таких условиях манапам предстояла дилемма отказаться от главенства и власти, которые перешли бы к другим лицам, их противникам, пожелавшим бы использовать такой благоприятный момент, как всеобщее брожение среди киргиз, вызванное призывом рабочих, или Же самим остаться во главе послушных им масс, имея к тому же в перспективе возможность грабежа и легкой наживы за счет мирного русского населения.