И мы начали работать, Смена была, конечно, совершенно обычной, такой же, как и всегда, только я нет-нет да и видела Игоря или вспоминала Петрашевского, и как он сказал: «Вам, милый вы мой, выпала счастливая звезда…» Только вот не могла понять, почему он добавил: «Старайтесь во всем и всегда быть достойным ее!» Это уж не Игорю, а мне, наоборот, надо стараться быть достойной его!

Но еще чаще, если уж до конца откровенно, мне вспоминалось, что Игорь так и не поцеловал меня…

Мои мужчины как-то странно молчали, удивленно поглядывая на меня, а потом стали улыбаться. Только Леша все был по-новому угрюмо-молчаливым, временами мне даже становилось жалко его. В обед, помню, я сказала:

— Вы не беспокойтесь, хоть я и как в наваждении сейчас, но по работе не ошибусь!

— По работе-то ты не ошибешься… — сказал Валера.

— В жизни, Анка, посложнее ситуации, к сожалению, встречаются, чем в нашей работе, — вздохнул Пат.

Леша молчал, конечно, а Степан Терентьевич проговорил наконец:

— Не должна наша Анка ошибиться, повзрослела она уже. Красивый, конечно, Игорь, слов нет… И воспитанный, и умный, и работящий… То есть на первый взгляд совершенно безупречен. И почему-то мне кажется, главное, что хоть и в наваждении наша Анка, и сам он тоже, но не позволит себе Игорь ничего… необдуманного, просто такой уж он человек.

— Дисциплинированный, — сказал Пат.

— И все-таки себе на уме он, — добавил Валерий.

— Хорошо, что нас всех ты ему показала, — чуть ли не угрожающе прогудел Леша.

— Вот-вот! — подтвердил Степан Терентьевич.

Только когда мы вышли с завода после смены и я увидела «Волгу» Игоря на том же месте, что и днем, и самого его за рулем, я поняла, как же сильно ждала этого! Сначала кинулась к Игорю, но тут же спохватилась, заставила себя остановиться, обернулась растерянно… Они молчали, глядя на меня, только Валерий улыбался да Пат кривил свой нос…

— Да-а-а… — протянул Степан Терентьевич и все-таки чуть улыбнулся: — Ну, беги-беги.

— До завтра! — еле успела я крикнуть им и, как на финишной стометровке, снова кинулась к Игорю.

— Добрый вечер… — он улыбался, открыв мне переднюю дверцу.

— Добрый вечер… — я снова, будто впервые увидела Игоря, поразилась его красоте, и от счастья у меня опять на миг замерло сердце, а голову будто заполнил жаркий туман. — Вот спасибо, что не обманул, что приехал! — Я села рядом с ним, резко захлопнула дверцу.

И вот здесь мы с ним на какую-то коротенькую секундочку точно потеряли самообладание. То есть я только чувствовала, как все ближе и ближе придвигаюсь к Игорю, будто даже помимо своей воли, будто не хозяйка я уже себе… И опять глаза у меня начали прикрываться… И он не отстранялся от меня, тоже придвигался мне навстречу, точно в спину его кто толкал. Для меня уже ничего сейчас в целом мире не существовало, кроме нас двоих, но лицо Игоря неожиданно снова окаменело, глаза остановились, а потом он и чуть отодвинулся от меня — тоже будто помимо собственной воли — и уже поспешно стал смотреть перед собой; чуть не рывком включил двигатель, послал машину вперед… Но даже и здесь он тотчас справился с собой, притормозил, поехал осторожно: ведь вся улица была заполнена идущими со смены.

Не знаю, сколько мы так ехали, я все не могла поглядеть на Игоря, от стыда даже не могла поднять голову. Но от обиды и ощущения собственной виноватости начинала злиться все сильнее и сильнее. Мне казалось, что Игорь унизил меня: я к нему потянулась откровенно и со всей душой, а он в ответ?

— Дружная у вас бригада, ничего не скажешь! — услышала я вдруг не то одобрительный, не то ироничный голос Игоря.

Опомнилась и поняла, что мы уже стоим; увидела черный и мокрый асфальт, в его лужах маслянисто отсвечивали ночные фонари. Сначала думала, что это мы уже около моего дома, но неожиданно разглядела толстые мокрые колонны, потом задрала голову и поняла наконец-то, что мы перед Исаакиевеким собором… Успела подумать, что далеко же мы, значит, отъехали от завода, потом будто заново расслышала слова Игоря, спросила:

— А что здесь плохого, что дружная у нас бригада?

— Да нет, что ты!.. — поспешно ответил он, и мы снова поехали.

Я все не могла поднять головы, злилась еще сильнее и была уже уверена: Игорь так поспешно согласился со мной не потому, что тоже считает — правильно это, бригада и должна быть такой вот дружной, а просто испугался он! Ведь недаром Леша сказал точно с угрозой: «Хорошо, что нас всех ты ему показала».

Когда мы остановились в следующий раз и я все-таки заставила себя чуть поднять голову, то сначала увидела, что идет проливной дождь; струи его непрерывным потоком, казалось, бежали по стеклу, и вовсю работали «дворники» машины… А потом и расслышала шум дождя, он оглушительно хлестал по машине сейчас, как же я раньше-то не слышала? Да, ведь работал двигатель… А вокруг не было горевших фонарей, и домов не было, только чернели деревья. В лесу мы, что ли? Но спросить почему-то не решалась, только ждала. И на Игоря поглядеть все не могла. И он молчал… Я не знаю, сколько я так ждала и терпела, но все-таки сорвалась:

— Ты сегодня к девяти утра ко мне приехал, чтобы мамочка подумала, в университет идешь?

Он помолчал, глухо наконец ответил:

— А как же тогда завтрак на нас всех, который она мне приготовила? — Даже пояснил: — Ну, в багажнике-то…

— Ага! — поняла я. — Маргарита Сергеевна просто не знала, что и меня ты вместе с «мотором» и Петрашевским прихватишь, да?

Он долго молчал, а я все не могла поглядеть на него… А потом он зажег фары, и я увидела, что мы стоим действительно между деревьями, а вдали — вода Финского залива… Игорь включил двигатель и стремительно выехал задом на шоссе, без своей обычной осторожности стремительно погнал машину.

— Укромное местечко ты выбрал! — все-таки сказала я; он молчал, а я подождала еще, подождала и спросила насмешливо: — И на этот раз, значит, не осмелился?..

Он все молчал, потом спросил глухо:

— Что — не осмелился?

— Да, что?..

Он все гнал машину так, что уже вибрировали корпус и стекла… Ну, и я вибрировала вместе с ними. Снова спросила:

— В багажнике, значит, пришлось тебе на ночь прятать цветы и конфеты?

Он молчал. Поглядеть на него я все не решалась. У меня уже было мстительное чувство: Игорь так неосмотрительно гонит в темноте машину, что мы сейчас можем влупиться во что-нибудь, расколотимся всмятку — вот и хорошо, и он вместе со мной, вот и хорошо…

— Знаешь, что твоя маменька прибегала ко мне вчера утром?

— Знаю!

— И как же ты осмелился после этого со мной встретиться?

Он разом, так, что я стукнулась лбом о переднее стекло, остановил машину, она даже крутанулась вокруг себя, встав задом наперед. Тут я повеселела, уже легко подняла голову и поглядела на Игоря. Он все сидел, вцепившись в руль, незряче глядел в темноту, и губы у него смешно дрожали…

— Что бы это значило? — спросила я; он молчал, только сильными своими пальцами судорожно перебирал баранку руля; тогда я сказала: — Такая вот неожиданная остановка, а?.. — Способен он, интересно, ударить меня или нет?.. — Уж не прикажете ли мне выходить?

— Да!

— Ай-яй-яй!.. — сказала я. — Такой интеллигентный и воспитанный с виду человек — и такое варварство!.. А позвольте узнать, где хоть мы обретаемся? — Странно: корпус машины был неподвижен, а я продолжала по-прежнему неудержимо вибрировать, но говорила одновременно с каким-то обреченным спокойствием.

— В районе Песочной…

— Сколько же до города-то, если не секрет?

— Километров двадцать пять…

— Это мне, значит, часов пять ходу. Да и дождь как из ведра, промокну я… А не знаете, электрички ночью ходят?

— Не знаю!

И вдруг мне сделалось так противно… И все вообще стало противно, и я сама, и он! Я только вздохнула:

— Ну, что ж, долг платежом красен! — открыла дверцу и вышла под дождь, захлопнула ее.

А Игорь рывком взял с места, умчался. И тогда я заплакала…