Она поджала губы, кивнула и, тихонько развернувшись лицом к окну, почти беззвучно заплакала. Какой бы ни была правда, она больше не хотела ее знать.

31(ДО) Гипнотизер  

– Лиа! Да стой ты! – он схватил ее за руку, она вырвалась. – Стой! Прошу тебя!

Лиа остановилась и развернулась так резко, что он налетел на нее и чуть не повалил с ног. Она почувствовала запах его тела смешанный с дорогим парфюмом. Рецепторы такая поганая вещь. Могут захлестнуть волной эмоций, к которым словно ворох воздушных шариков, привязаны воспоминания.

Лиа выставила руки перед собой, пытаясь не дать ему возможности приблизиться, и сделала шаг назад, но уже плавно, без агрессии. Словно дикий зверь он почувствовал слабину и усилил напор. Норт обхватил ладонями ее щеки. Она была такой маленькой в его руках, и они оба чувствовали его власть над нею.

– Уйди! Отстань от меня! Все конечно! – голос ее был хриплым, а крики были надрывными, потому что горло сдавило от подступающих слез.

– Тише, – прошептал он, как заклинатель. – Малышка, я люблю тебя.

– Отстань! – умоляла она. – Ты опять! Опять! А ведь ты обещал!

– Тиши, тише. Ты же знаешь, это не специально. Мы оба вчера перебрали, и я просил тебя присматривать за мной…

– Так это я виновата? – она вспыхнула, и он понял, что для таких явных манипуляций было еще рановато. Норт оступился и был рад, что он не сапер, ведь в делах сердечных всегда можно все переиграть.

Она стряхнула его руки со своего лица, и тогда он обнял ее, взял в охапку и прижал. Первые тридцать секунд Лиа колотилась в его руках как в клетке, затем стала затихать по мере того, как Норт шептал ей на ухо все, что она хотела услышать.

– Это не имеет значения. Ты же знаешь. Это ерунда. Я люблю тебя. Люблю, Лини, – шепот гипнотизера. – Ты это заешь. Люблю только тебя. Только ты моя женщина. Только ты. А остальное… все не имеет значения.

– Имеет, – едва слышно она попыталась оспорить.

– Тсс, – он провел рукой по волосам, – не имеет. Все это не имеет значения. Я люблю тебя, милая. Люблю.

Она опять начала плакать. Почти не слышно, но слезы градом лились по щекам.

– Я ухожу, Норт, я ухожу, слышишь? Отпусти меня, – умоляла она.

Он ослабил хватку, и от ужаса Лиа оцепенела.

«Сейчас он отпустит меня!» – и холодок одиночества кольнул сердце.

Он достал из заднего кармана платок, и она подумала, что он предложит ей вытереть слезы. Но Норт лишь что-то вытащил из него и бросил платок на пол.

– Давай убежим? Только ты и я. Ладно?

В руках у него поблескивало симпатичное небольшое колечко, вид которого приковал ее взгляд к себе.

– Уедем сейчас. Сбежим, ладно? От всего этого дерьма!

– Куда? – спросила она, забыв о том, что сама пыталась сбежать от него секундами ранее.

– Туда, где нас никто не найдет! Я уже договорился, – он подмигнул ей. – Будет наш тайный медовый месяц еще до свадьбы. А если понравится, то и после!

Норт опять обнял ее. Лиа прижалась и приподняла голову, чтобы взглянуть ему глаза.

– Ну, милая, ты в деле? Ты же со мной, правда?

– Ты обещаешь больше не…

– Ну, подумай сама, кроме нас там никого не будет. Да и кто еще нужен, а? Разве же я смогу? – он поцеловал ее в лоб. – Только ты и я. И даже если в землю врежется метеорит – все это будет не важно, ведь мы будем вместе! А остальное не имеет никакого значения.

Она уткнулась в его грудь лицом и закрыла глаза. В конце концов, он звезда, творческий самородок, любимчик нескольких сотен тысяч людей, а у таких всегда полно шероховатостей, непонятных причуд и тёмных разного размера грешков и пороков.

– Я люблю тебя, Лиа, – проникновенно сказал Норт и надел ей колечко на палец.

«Остальное не имеет значения».

32(ПОСЛЕ) Месть  

Когда Макс зашел в дом через незапертую дверь, вся его решимость и хладнокровие испарились. Возникло острое желание развернуться и уйти.

«Возьми себя в руки», – приказал он себе, пытаясь унять дрожь и успокоить грохочущее в груди сердце. Он стоял так около минуты, прислушиваясь, мерно дыша. В доме было спокойно и темно, из звуков – только монотонная болтовня телевизора.

Стоя в прихожей, Макс разглядывал столовую и думал о чем угодно, кроме как о том, зачем пришел сегодня сюда. Он отметил прочный на вид круглый стол, расположенный в центре комнаты, как гармонируют с ним деревянные стулья с резными спинками, оценил шторки, на которые раньше не обратил бы никакого внимания, насладился приятным сочетанием обоев и мебели.

Тихое, но в нынешних обстоятельствах почти оглушающее, «мяу» раздалось откуда-то снизу. Макс опустил взгляд. О его ноги потерлась кошка. Ему захотелось погладить ее, но это было так абсурдно, что ему почти даже стало за себя стыдно.

«Я пришел воздать по заслугам твоей хозяйке, – мысленно обратился он к кошке. – Когда-то этой дряни уже удалось избежать наказания. Все случилось из-за нее, и ей придется заплатить за это!»

Не будь ее на том мосту, все могло кончиться мирно. Вероятно, мальчишек бы обругали, и их матерей тоже, потолкали и пошпыняли, и, возможно, даже слегка поколотили. Но никто бы не умер в тот день, и никто не получил бы пожизненный приговор в виде инвалидной коляски.

Макс попытался отогнать кошку, но та опять об него потерлась. Он вздохнул и нехотя наклонился, чтобы погладить пушистую приставаку. Будь он без перчаток, сразу почувствовал бы, что шкура животного была мокрой. Кое-где она присохла и слиплась в комки, поэтому Макс ощутил что-то неладное лишь на третьем поглаживании.

«В чем ты извалялась? – с брезгливостью подумал гость и вытер о бедро руку. Не то чтобы он испытал отвращение, но вляпаться в мокрое, липкое неизвестно что – было противно, пусть даже рука была в перчатке. – Бедняжка, хозяйка совсем о тебе не заботится, да?»

Желание исполнить то, зачем пришел – вернулось. Он аккуратно отодвинул кошку ногой и медленно вошел в столовую, та освещалась лишь светом фонаря за окном и мерцанием телевизора в гостиной.

«Сидит и пялится в ящик, вместо того, чтобы поухаживать за животным», – вот теперь он испытал полноценное отвращение, только не к кошке, а к ее хозяйке. Аккуратно, почти на цыпочках Макс пересек столовую и, спрятавшись за дверным косяком, заглянул в комнату. У противоположной стены, словно на пьедестале, на комоде стоял телевизор. Вдоль стены слева располагался сложенный диван, на котором кто-то лежал. Заметив на журнальном столике лекарства, Макс понял, что девушка больна. Вероятно, наглотавшись таблеток, она заснула. При простуде такое бывает. Макс стушевался. Происходящее не вписывалось ни в один из проработанных им сценариев. Он рисовал себе совсем другие картины этой встречи. Представлял и крики, и ругань, и тихие надменные диалоги, в стиле фильмов про мафию. Но вот чего он представить себе не мог, так это ее тощее ослабленное болезнью спящее тело.

Снизу опять раздалось «мяу».

«Ну что ты от меня хочешь?» – хотел спросить он, но, кажется и так начал уже понимать. Миска в углу столовой была пуста, а хозяйка – больна. Макс стоял, прислонившись к дверному проему и раздумывая, что же делать дальше. Имей он наклонности маньяка, возможно, ему приглянулась бы такая ситуация. Жертва почти беспомощна, все козыри у него. Но он шел сюда совсем не за этим.

Его начали мучить сомнения и вопросы. Действительно ли он хотел воплотить месть, которую в таких красках и с упоением рисовал ему Кишан? Смог бы он нажать на курок за ошибку, совершенную девушкой еще в молодости? Или было бы достаточно разговора, в котором бы ее трясло от слез и раскаяния? Возымели бы эффект клятвы, что не было ни дня, когда бы она не сожалела о содеянном?

Девушка в комнате зашевелилась.

«Пора», – мелькнуло в голове, и Макс вошел в комнату с пистолетом наготове.

– Здравствуй. Прости, что без приглашения, но... – тут он прервался, давно заготовленные и отрепетированные слова, будто канули в бездну. Реальная встреча продолжала преподносить сюрпризы и нещадно разнилась с воображаемой.