— По делам своим ходит. Он у меня деловой, учится, фотографирует.

— Нас бы сфотографировал на память, а? Всех вместе! А то народных да заслуженных во всех газетах печатают, а рядовых трудяг артистов только на юбилей семидесятилетия!

Люба и Тоня рассмеялись.

— Сыграй лучше, Федя, — попросила Глаша. — А мы споем, а, девочки?

Мишка подхватил сумку и прошмыгнул в свою кладовку, зажег свет, закрыл дверь и накинул крючок…

За стеной, на кухне, слышалась гитара и негромкие голоса Тони, Любы и Аглаи Антоновны:

Потом гитара и голоса умолкли, и артистка Тоня со вздохом сказала:

— К сожалению, девочки, половину жизни мы уже прожили — что верно, то верно.

— Лучшую, — добавила Люба, — весенние годочки…

— И ни славы, ни денег… — язвительно добавил Федор Семенович.

— Да что вы, господи, вот дурехи какие! — послышался голос матери. — Зато у вас семьи есть, дети растут, согласие в доме, мужья непьющие — разве не счастье?

Мишка на эти слова только усмехнулся и стал вытаскивать из ванночки проявившиеся свадебные фотографии, бегло посмотрел на одну, вторую, с брезгливой гримасой бросил их в ванночку с закрепителем.

— А дело мы свое делаем честно, стараемся — чего еще надо? — продолжала Аглая Антоновна и после паузы добавила: — Тоня, прекрати плакать, чего ты, в самом деле…

Потом в коридоре послышались шаги и в дверь кладовки постучали. Мишка неохотно открыл. На пороге стоял подвыпивший Федор Семенович:

— Прошу простить великодушно, Михайло Владимирович, за нахальное вторжение. Не желаете присоединиться к обществу?

— Я занят, Федор Семенович, — довольно сухо ответил Мишка.

— Фотографии детишек из детского сада? — усмехнулся Федор Семенович.

— Не одобряете?

— Даже приветствую. Честно заработанные деньги у меня всегда вызывают уважение. Я, между прочим, когда заканчивал десятый класс, грузил ящики в овощном магазине.

— И хорошо платили?

— На кино хватало. И на танцплощадку, и на прочее…

— А сейчас хватает? — усмехнулся Мишка.

— И сейчас… Да я не об этом. Не откажите в просьбе, Михайло Владимирович, — запечатлеть нашу развеселую компанию. Будем весьма признательны.

— У меня пленка малочувствительная, не получится. Извините, Федор Семенович. — И Мишка закрыл дверь, накинул крючок.

— Гм… однако, не очень вежливо… — послышалось из-за двери.

Потом послышались шаги по коридору — Федор Семенович уходил.

Мишка вздохнул, усмехнулся и снова сел за стол, под свет красноватого фонаря…

— …Может, это не школьники сделали? — спрашивала директриса Татьяна Ивановна, озабоченно глядя на молоденького лейтенанта в милицейской форме. — Может, кто-то посторонний… зашел и взял?

— Да все может быть… — уклончиво ответил лейтенант и поправил ромбик высшего учебного заведения на груди. — А с другой стороны, вы же только-только эту кинокамеру в школу принесли, не так ли? — Он повернулся к Сергею Матвеевичу, сидевшему на стуле у стены, рядом с письменным столом директрисы.

— Да, за день до этого я принес камеру в школу, показал ее ребятам, — не сразу ответил Сергей Матвеевич.

— Кому показали? — тут же спросил милиционер.

— Членам фотостудии… Я уж не помню точно, кто там был.

— Откуда же постороннему знать, что в школе, в фотостудии, лежит кинокамера стоимостью в полторы тысячи рублей? — взглянул на директрису лейтенант. — Не-ет, Татьяна Ивановна, это, думается мне не посторонний… Это, кажется мне, ваш школьник совершил кражу, да к тому же, вполне вероятно, член вашей фотостудии… А почему дверь не была закрыта?

— Да меня к телефону позвали, в учительскую, — развел руками Сергей Матвеевич, — и я отлучился… ну буквально минут на десять-пятнадцать… А так всегда фотостудия закрыта, если там никого нет.

— Это ужасно… — покачала головой директриса Татьяна Ивановна.

— Ситуация… — подтвердил лейтенант. — Что ж, будем расследовать. Вы мне списочек членов вашей фотостудии не дадите, пожалуйста?

— Да, да, конечно, — поспешно закивал Сергей Матвеевич.

— …Тот, кто это сделал, — не только бесчестный человек. Я не буду говорить, что эта кинокамера принадлежала всем нам, — подрагивающим от негодования голосом говорил Сергей Матвеевич, ״-— и этот подлый поступок пятном ложится на всех членов нашей фотостудии… В общем, летопись нашей школы мы теперь снимать не будем.

Ребят в фотостудию набилось много, и все подавленно молчали. А за столом сидели директриса Татьяна Ивановна, учителя — Вера Николаевна, Яков Павлович и другие. У самого края примостился лейтенант милиции. Он до сих пор внимательно перечитывал список учеников — членов фотостудии, изредка поглядывал на подавленно молчавших ребят…

— Может быть, у того, кто это сделал, все же хватит мужества признаться? Тогда пусть придет ко мне в кабинет. Несмотря на то, что тут по долгу службы сидит наш участковый, товарищ лейтенант Гуськов Сергей Анатольевич, я обещаю, что разговор останется между нами. — Татьяна Ивановна даже с некоторым вызовом посмотрела на лейтенанта и повторила: — Да, да, между нами…

— …Принимайте товар, друзья-приятели! — Димка-жестянщик уверенно похлопал по крылу машины. — Фирма качество гарантирует.

Аня, Генка и Мишка осмотрели машину, которую Димка предварительно выгнал из гаража. От былых повреждений не осталось и следа.

— Ой, спасибо вам огромное, — прочувствованно сказала Аня. — А вы обратно на стоянку ее не отгоните?

— Другу больше не доверяете? — усмехнулся Димка. — Добро, отгоню. На старое место поставлю.

Он запер просторный гараж (длинный ряд таких гаражей тянулся через пустырь), сел в машину, пригласил ребят:

— Прошу, друзья-приятели!

…Он пригнал «Жигули» на автостоянку во дворе дома, где жила Аня, отдал ключи и был таков. Сказал на прощание:

— Если что — всегда к услугам.

— Где деньги на ремонт достал? — спросил Мишка, когда они пошли со стоянки.

— Отец дал… — после паузы ответил Генка.

— Отец? — недоверчиво переспросил Мишка.

— А что тут такого? — ответил Генка, но при этом отвел взгляд в сторону.

— Генка, ты настоящий мужчина! Дай я тебя поцелую! — Аня обняла его и расцеловала в щеки.

— Скорей уж, настоящий мужчина его папаша, — с иронией проговорил Мишка.

— Ох, Мишка, тебе обязательно гадость сказать нужно, — обиделась Аня.

— Почему — гадость? — вступился за приятеля Генка. — Отец у меня действительно настоящий мужик.

— И ты во всем берешь с него пример. — Мишка был по-прежнему ироничен.

— Ты со своей матери берешь пример, а я с отца, — парировал Генка.

Мишка нахмурился, лицо сделалось жестким:

— Хотел бы я посмотреть, каким настоящим мужчиной был твой отец, если б у него не оказалось денег на ремонт машины. И что тогда сделал бы ты, настоящий мужчина, — последние слова Мишка процедил презрительно.

— Генка! Мишка! Перестаньте сейчас же! — попыталась остановить разгоравшуюся ссору Аня.

— Интересно, кем ты стать хочешь? — насмешливо спросил Генка. — Доктором наук, как мой отец? Или гримером в театре, как твоя мамаша?

— Я побольше, чем доктор наук, стану, — вскинул голову Мишка. — А вот ты… Ты будешь всю жизнь… никем. Даже если папаша заплатит за институт и ты его закончишь!

— Ты-ы… завистливая морда! — задохнулся от возмущения Генка и рванул Мишку за отвороты пальто. — Ты всегда был завистником! Ты же от этой зависти всех нас ненавидишь, га-ад!

Он раза два встряхнул Мишку с силой, и ремешок, на котором висел фотоаппарат, соскользнул у Мишки с плеча. Поймать аппарат он не успел, и тот ударился об асфальт.