— Ну, человек сто, Саламбек! — горячился Залимхан. — Это только жителей села. Про наших парней я и не говорю. Рубка там была страшная! Сначала их артиллерия работала, часа четыре, не меньше, потом мотострелки в село вошли. Ну, ополченцам куда деваться? В лес. А он возле Самашек негустой такой, насквозь все видно, не спрячешься, я там как-то был. И лесок этот с двух сторон простреливался. Представляешь? Короче, кто по этому «коридору» кинулся, в основном полегли. Молодых много, боевиков. Потом войска чисткой занялись. Сам знаешь, Саламбек, что это такое. Где дом из огнемета сожгут, где гранату в погреб с людьми… Примерно половина домов в селе разрушена…

— У меня же родственники там! — Саламбек скрипнул зубами. — Двоюродный брат с семьей, родители жены… Ничего, ничего! Мы им напомним о Самашках! Напомним!

— В Бамуте русские хорошо получили, — продолжал Залимхан. — Когда вошли в село, наши их с бронетехникой, с танками в самый центр пропустили, не стреляли, а потом давай молотить. Славно ребята поработали. Сгоревшие танки до сих пор на улицах Бамута стоят.

— Ты там был в эти дни, Залимхан?

— Нет, — покачал тот головой. — Шамиль не пустил. Сказал, там есть кому сражаться, у тебя будет другое задание. Поедешь по городам, проведаешь наших людей, передашь кое-какие инструкции…

— Да, конечно. — Саламбек подумал, что Басаев решил правильно. Такой боец, как Залимхан, пригодится для других, более важных целей: сообразительный, образованный (пусть он и успел закончить только три курса своего института), хитрый. Прирожденный разведчик. Доверять ему можно, проверен в боях за Грозный, проверен и контрразведкой самого Султана Гелисханова, начальника Департамента безопасности. Молодежь — будущее Чечни, ее надежда и опора. Впереди — затяжная партизанская война, потребуются не только руки, умеющие держать «Калашников» и безжалостно расправляться с русскими, но и головы, стремящиеся думать. Их надо беречь, в том числе, конечно, и Залимхана, тут Басаев прав. Понятно уже, что рано или поздно российские войска, оправившиеся после первого шока потерь и бесславного, позорного поражения в новогоднюю ночь на улицах Грозного, близ дворца Дудаева и железнодорожного вокзала, будут теперь стремиться взять реванш, и они его возьмут — военная машина России могущественна и сильна, для победы над защитниками Чечни потребуется лишь время, жизни, кровь. И, безусловно, через пару месяцев русские прижмут чеченцев к горам. Потому пора уже думать о базах, о запасах продовольствия и боеприпасов, нужно готовиться к войне в горах, к диверсионным и террористическим актам, переходить на нелегальное положение, маскироваться и прятаться. Что поделаешь! Кочевую, напряженную жизнь ведет и сам Джохар, мечется по родной своей Чечне, как загнанный волк, больше одной ночи нигде не ночует. Места его пребывания мало кому известны, охрана, состоящая в основном из родственников, никому никакой информации не дает — где будет завтра президент Дудаев и что будет делать, известно лишь нескольким приближенным. Но связь с Джохаром надежная, он прекрасно знает, что происходит, где идут бои, сколько убитых и раненых с обеих сторон, где и как содержатся пленные российской армии, кто из его боевиков попал в плен. Знает и о настроениях в чеченских подразделениях. Конечно, тот первоначальный воинственный дух, который владел почти всеми чеченцами мужского пола, от мальчишек до стариков, несколько поугас. Многие после боев в Грозном и его окрестностях в январе-феврале побросали автоматы, смущенно стали говорить о мире, о надоевшей и бессмысленной, братоубийственной войне, но основное ядро, штаб Дудаева, наемники и «отпетые», а главное, истинные патриоты Чечни, — все они будут биться за свободу до конца. Свобода или смерть! Другого не дано.

— Неделю назад… да, дней восемь, если точно, — стал рассказывать Залимхан, — Джохар встречался с Шамилем Басаевым и с полевыми командирами. Были на встрече Масхадов, Гелисханов… В Ведено. О чем они говорили, я не знаю, разговор шел за закрытыми дверями. Но потом меня позвал Басаев, сказал, чтобы я ехал к тебе, Саламбек. Потом приедут еще люди, человек двадцать, по одному, по двое. Ваша группа пока будет заниматься разведкой, подготовкой террористических актов. Для русских, для властей вы легально должны сейчас заниматься бизнесом, иметь надежную «крышу».

— Да, конечно, — согласился Саламбек. — «Крыша» — это старо как мир, но действует безотказно. Мы и торгуем — яблоками, что привезли с собой, перекупаем тут… Я два киоска уже присмотрел, собираюсь купить. Земляки наши тут есть, помогают понемногу. Так что ничего, приспосабливаемся.

Залимхан сказал, что по пути сюда он заезжал в Ростов и Краснодар, встречался там «со своими людьми». Они рассеялись в этих городах, «легли на дно», ждут команды, также занимаются разведкой наиболее уязвимых и болезненных для удара мест.

— Мы тоже этим занимаемся, да, — рассказывал Саламбек. — Сегодня Рустам и Аслан поехали на атомную станцию. Она в сорока километрах от города. Пусть походят там, посмотрят. Потолкуют с мастными коммерсантами об открытии торговой точки. Для прикрытия, конечно. Думаю, сейчас на это никто не обратит особого внимания — рынок. К тому же русские благодушно настроены, то, что Джохар говорил о мести, ими воспринимается с улыбкой. Они думают, что чеченцы просто пугают, ничего у них не получится. Что такое Чечня против всей России!

— Да, Шамиль мне тоже это говорил, — улыбнулся Залимхан. Он мало похож на чеченца: правильные черты лица европейского типа, в меру черен, скорее темно-рус, глаза темные, высок, строен — красивый российский юноша. Таких и среди русских немало. Наверное, поэтому он без всяких проблем выбрался из Чечни, проехал пол-России, чувствует себя уверенно и спокойно. Шамиль, конечно, знал, кого посылать. Одет Залимхан, как и многие его сверстники-юноши: в потертую кожаную куртку, в джинсы, белый воротник рубашки охватил его тонкую по-мальчишески шею. А уже был ранен, едва не попал в плен к генералу Рохлину, бежал из-под охраны. Опытный, бесстрашный боевик! Именно такие и должны быть в разведке.

— Шамиль сказал мне, что русские беспечны и мы ударим их там, где они не ждут. Мы им отомстим и за Самашки, и за Бамут… вообще за Чечню.

— Отомстим, конечно! — Саламбек, подумав о своих родственниках, снова изменился в лице, рысьи его глаза злобно сверкнули.

Залимхан покопался во внутреннем кармане куртки, нашел какую-то аккуратно сложенную бумажку, подал Саламбеку.

— Вот фамилии летчиков, которые бомбили Грозный. Часть их отсюда, из Придонской области. Полк расквартирован в Степянке. Сбитый летчик все рассказал…

Саламбек взял потертую на сгибах бумажку. Фамилии были русские, одна лишь напоминала татарскую или башкирскую — Шарипов.

— Это отдельный штурмовой авиаполк, — пояснил Залимхан. — Стоит сейчас в Моздоке, летают на «сухих», Су-25. Асы! Джохар говорил, что знает командующего армией, когда-то служили вместе. Поддержка летчиками наземных войск колоссальная. Бьют прицельно по нашим укрепленным точкам, вообще по скоплениям — бойцов, много наших парней погибло от их ракет. Они же разбили президентский дворец. Джохар сказал, что много бы дал за голову того летчика, что стрелял по дворцу, снайпер! Настоящий ас!

— Он в этом списке есть, как ты думаешь? — спросил Саламбек, глазами показав на бумажку с фамилиями.

— Откуда я знаю! — Залимхан пожал плечами. — Летчики по-прежнему в Моздоке, а здесь, в Степянке, их база, квартиры, жены, дети. Мне нужно поехать туда, Саламбек. Посмотреть, подумать, что можно сделать, поискать семьи этих асов-убийц. Конечно, военный городок охраняется, но и мы ведь с тобой люди военные, так?

— Так. — Саламбек вернул бумажку с фамилиями летчиков. Стал рассуждать: — Лучше всего поехать туда с каким-нибудь товаром, с теми же яблоками, что ли. Наймем машину, поедем. До Степянки девяносто километров на юг области. Уточним по карте. Можно тебе одному пока поехать в Степянку, устроиться на квартиру или в гостиницу, пожить, осмотреться… Тебе это удобнее, незаметнее будет.