— Владимир Иванович, простите, а кто вон там, справа? — перебила генерала рыжая дама с телевидения.

— В черной шапочке? — уточнил он.

— Да.

— Это «чеченский» снайпер. Он и еще два других стремятся снять охрану вагона, проложить путь для основных боевиков. Снайперы очень опасны и эффективны в бою. От них в значительной степени зависит, смогут ли взрывники прорваться к вагону. И потому обнаружение снайперов и их уничтожение — для нас вопрос номер один. Но сейчас эти снайперы будут уничтожены нашими. Смотрите внимательно, как это произойдет.

Спецназовец в камуфляже со снайперской винтовкой незаметно подкрался к одному из бетонных блоков, залег за ним, прицелился, и «чечен», услышав выстрел, тут же взмахнул руками, выронил винтовку с оптическим прицелом и картинно, как на съемках в кино, повалился на землю. Журналисты засмеялись — очень уж была видна игра, — но дело свое делали исправно: щелкали затворы фотокамер, жужжала в руках одного бородача старенькая кинокамера, еще два репортера суетились с видеокамерами.

Упал с крыши склада и второй снайпер, падение его было эффектным и явно заранее отрепетированным, с мерами предосторожности — на земле были разостланы маты.

— Отлично! — сказал бородатый оператор. — Упал не хуже, чем профессиональный каскадер. Убедительно. Кадр — пальчики оближешь, для «Мосфильма» сгодился бы.

Оператор нацелил объектив камеры на величественную панораму атомной станции: парящие градирни, полосатые высокие трубы, мощные производственные корпуса, бетонный забор с рядами колючей проволоки, тяжелые железные ворота, выпускающие в этот момент какую-то машину. Крепость! Какой там чеченец террорист может проскочить за эту ограду — мышь не прошмыгнет!

— Владимир Иванович, простите, а почему ваши учения проводятся с условным противником «чечены»? — спросила корреспондент телевидения.

— Ну, вы правильно сказали — условный противник, — улыбнулся генерал. — Мы, разумеется, могли бы назвать противника и моджахедами, и, скажем, марсианами, но будем смотреть жизни в лицо. Джохар Дудаев не раз делал в печати заявления о том, что будет мстить России, наносить удары по атомным станциям. Конечно, от этих людей всего можно ожидать. Тем более сейчас, когда Грозный пал, практически он в наших руках, чеченцев это бесит, воевать теперь им приходится за каждый райцентр — Шали, Гудермес… за каждое село. Что у них осталось? Всякие Ачхой-Юрты да Бамуты с Самашками, да горы… Дикий народ, они понимают только язык силы. Хотя и упрямы. Я был в Чечне, знаю. Так вот, отчаявшись и озлобившись, чеченцы теперь будут готовы на все, они еще преподнесут нам «сюрпризы», лично я в этом не сомневаюсь. Потому правительство и наше министерство приняли решение: усилить охрану таких объектов, как атомные станции, вообще все, что связано с атомной энергетикой, принять соответствующие меры по их охране. Чеченцы должны знать: если они сунутся, допустим, на вашу атомную станцию, их ждет пуля… Вот, смотрите, господа, сейчас «чечены», разозленные потерей своих снайперов, бросятся в атаку на охрану склада и вагона с «ядерными отходами». Выхода у них нет, придется жертвовать боевиками. Их командир принял соответствующее решение.

«Чечены» в самом деле бросились вперед с воинственными воплями, стреляя из автоматов и гранатометов. Шума и дыма от взрывпакетов и холостых очередей было хоть отбавляй. Телеоператоры остались весьма довольны — настоящая война, режиссерам ничего не придется монтировать.

Мужественные и решительные спецназовцы, разумеется, не подкачали: короткий смелый бросок, стремительная схватка, переходящая в рукопашную, точные, разящие удары шнурованными высокими ботинками и прикладами автоматов, классные приемы каратэ — от «чеченов» только пух полетел!

Весь этот спектакль должен был убедить: и куда лезут эти камикадзе, зачем? Спецназ, вообще государство российское — стена, причем неприступная. Ни тараном ее не взять, ни хитростью, никак. Даже пытаться не стоит.

Об этом же Владимир Иванович сказал и в своем комментарии, когда учение успешно завершилось, и Люся Вобликова несколько разочарованно вздохнула:

— Так просто?! И быстро… Я и записать ничего не успела.

— Ну, насчет простоты я бы не сказал, — нахмурился генерал. — В реальной обстановке здесь много было бы смертей. Но главная задача выполнена, вы это видели. Это, думаю, и нужно отразить в ваших репортажах. Я, как профессионал, должен подчеркнуть, что действия и нападавших, и обороняющихся были грамотными. Чеченцы — противник, хорошо обученный, воюющий за идею. Это важно понять. Идея делает их очень опасными, они готовы на все. Тем не менее они и на учениях не прошли, не пройдут и в реальной обстановке. Боевики найдут достойный отпор, где бы они ни появились. Полагаю, эту главную мысль и нужно отразить в ваших репортажах. Как вы считаете, госпожа Вобликова?

Госпожа Вобликова была с генералом-спецназовцем согласна. Учения показали ей, как, впрочем, и другим журналистам, что чеченцы не пройдут, не видать им российских атомных станций как своих ушей. На страже интересов энергетиков и безопасности народа стоит ловкий и бесстрашный спецназ. Пусть народ живет и работает спокойно.

Столичный генерал говорил уверенно, складно и эмоционально, и провинциальные труженики пера и телекамеры охотно внимали ему, веря каждому слову, готовые уже сегодня, вернувшись в редакции, донести свои впечатления от учений до зрителя и читателя.

Внимала генералу и Люся Вобликова, сунув под самый нос Владимира Ивановича свой старенький диктофон. От диктофона пахло стойкими нежными духами, генерал чувствовал их, запах ему нравился, волновал. Конечно, точно так же пахнет, наверное, и обладательница этого диктофона с просвечивающей на солнце юбкой, красивой грудью, с полуоткрытым розовым ртом, в котором призывно блестят ровные белые зубы. «Ух ты, провинциалочка журналисточка, пампушечка кругленькая!» — взволнованно думал генерал, умело скрывая свою молодую здоровую страсть за казенными ответами окружившим его представителям прессы, — плотное кольцо журналистов нисколько ему не мешало. Он посылал «госпоже Вобликовой» совсем уже откровенные взгляды, и Люся правильно понимала их. И вроде бы случайно, по-прежнему с диктофоном в руке, коснулась пальцами его локтя, какое-то мгновение не отнимала руки. Владимир Иванович сделал вид, что ничего не заметил…

Потом он довез ее до Придонска в своей служебной военной машине. Люся сидела на заднем сиденье, оно было высокое, колени ее торчали перед самыми глазами Владимира Ивановича, когда он оборачивался, отвечая на ее вопросы. Говорили они все о том же: о террористах и надежной охране объектов государственной важности — атомных станций, ТЭЦ, железнодорожных мостов, электроподстанций и систем водопровода. Генерал владел нужной информацией, сыпал цифрами и фактами, интересными примерами, но добавлял при этом ласково: «Это не для печати, Люсенька. Даже в наше время. Только для вас. Чтобы вы лучше поняли проблемы».

— Но, Владимир Ива-а-анович! — Люся капризно надувала пухлые губы. — Такие интересные факты! Пальчики оближешь! Да если наша газета это напечатает… Сейчас же для журналистики нет запретных тем! Это при коммунистах я ничего путного не могла написать.

— Нет-нет, нельзя! — отвечал Владимир Иванович. Он, хотя и был демократом и тоже не любил коммунистов за их консерватизм и излишнюю секретность, все же не разрешил «госпоже Вобликовой» использовать понравившиеся ей «жареные» факты, которые, конечно же, украсили бы любой репортаж из жизни московского спецназа. Зато в порядке компенсации генерал незаметно для водителя на секунду-другую положил свою ладонь на коленку журналистки, и Люся сделала Владимиру Ивановичу круглые глаза, в которых было предупреждение: не здесь! Не сейчас! Водитель же!..

Но шофер-спецназовец занимался своим прямым делом, в могучих руках даже этот большой руль, который ставят на «уазиках», казался бубликом; но время от времени шофер поглядывал на Люсю в зеркало заднего вида, и от одного такого взгляда Вобликову охватило жаром — вот где настоящий мужик! Медведь! Но, конечно, до шофера она бы не опустилась, хотя вся — от макушки до пяток — была сплошной эрогенной зоной, вспыхивала неутоленной страстью при малейшем намеке, от каждого случайного взгляда. Двое таких мужчин в машине! Бог ты мой! Можно было бы и с обоими…