Бенедикт не изменился в лице, однако что-то ощутимо кольнуло его в грудь.

— Поясни.

— Не буду тешить тебя ложными надеждами, Колер, времени у этого юноши осталось мало. Я вряд ли могу что-то для него сделать. Болезнь, похоже, сильнее, чем он.

— Ну, так исправь это, — нахмурился Бенедикт, и голос его зазвучал ниже. Руки так и норовили сжаться в кулаки.

— Что я, по-твоему, здесь могу исправить? Вернуть его из Царства Смерти? Это я могу, но тебе ведь этого не надо. Ты просишь меня сотворить чудо, которое невозможно сотворить. Даже магии подвластно не все. Если я попробую вшить в него другие, более сильные легкие, это не сработает на живом человеке. В этом случае человек должен умереть, а только потом воскреснуть.

Из комнаты позади Ланкарта, вторя полному бессильной злобы вдоху Колера, послышался сухой надсадный кашель. Бенедикт прислушался и понял, что все это время слышал какой-то тихий мерный шум в том помещении, но лишь теперь сумел понять, что это доносилось хриплое, свистящее дыхание, которое явно давалось больному с большим трудом — каждый вдох приходилось вырывать с боем у хищной болезни легких.

— Просто иди к нему, — вновь посоветовал некромант, похоже, прочтя все по выражению лица своего гостя. — Мы со жрецом… Цироном, если я не ошибся в имени, подождем тебя здесь.

Бенедикт, тяжело вздохнув, медленно прошагал мимо отступившего с пути Ланкарта в комнату, где на узкой кровати лежал Киллиан Харт. Он выглядел страшно бледным, заметно похудел и, казалось, даже уменьшился в росте. Пребывая где-то между сном и реальностью, ученик лежал с полуоткрытым ртом, пытаясь дышать, и звук его дыхания был откровенно жутким. Бенедикт помнил, с какой решимостью этот юноша боролся со спарэгой в лесу, как говорил о долге на тренировке в Кроне, как выходил на помост в Олсаде. Колер видел, как ученик мучается от ночных кошмаров, как стыдится собственных слабостей, как падает во время тренировочных сражений… но никогда прежде он не выглядел таким хрупким и беззащитным.

— Киллиан… — шепотом произнес Бенедикт.

— Он почти не дышит, — сочувственно произнесла Мелита, сидевшая в другом углу комнаты. — Я постоянно нахожусь подле него на случай, если… я понимаю, что он чувствует, потому что сама умерла от этой болезни.

Колер сжал губы в тонкую линию и предпочел не отвечать. Вместо того он приблизился к кровати ученика и скорбно посмотрел на него. Молодой человек будто почувствовал, что к нему пришли. Веки его задрожали, и через несколько секунд глаза открылись. Взгляд был мутным и рассеянным.

— Бенедикт? — в голосе, больше походящем на хриплый полушепот, послышалась вопросительная интонация.

— Держись, боец, — качнул головой Колер, осторожно присаживаясь на край кровати ученика. — Ты сильнее этой заразы, я тебя знаю.

— Успешно прошло… во Фрэнлине?

— Да, — повел плечами Бенедикт. — Да, все прошло хорошо. Теперь остается только ждать Ланкарта. Пока ты не встанешь на ноги, буду иногда вести тренировочные бои с Ренардом, чтобы держать себя в форме. Не думай только, что после перерыва я буду обучать тебя с нуля, — на лице его мелькнула слабая улыбка, и Киллиан постарался улыбнуться в ответ.

— Я и не собирался ждать… послаблений.

Последнее слово он договорил едва слышно, вновь с трудом втянув в себя воздух с жутким хрипом. По виску его стекла крупная капля пота.

«Проклятье!» — подумал Бенедикт, сжимая кулаки. — «И где же эти боги, когда они так нужны? Я не постоял бы за ценой, если бы мог что-то исправить…»

— Ладно, жрец Харт, тебе надо отдыхать. И не думай геройствовать, а то к кровати привяжу. Хоть раз в жизни будь послушным учеником, договорились?

В ответ — лишь слабый кивок. Глаза Киллиана закрылись, и он, похоже, моментально провалился в сон.

За спиной Бенедикта бесшумно возникла Мелита.

— Жар не удается снять, — прошептала она. — Точнее, удается, но совсем ненадолго. И хорошо, если у него получается провалиться в глубокий сон без сновидений. А если начинаются кошмары, может случиться страшный приступ удушья. Ланкарт говорит, его организм так реагирует на сильные нервные потрясения. Сейчас такие приступы опасны вдвойне.

Колер вспомнил, как в Олсаде после казни лицо Киллиана и впрямь приобрело нездоровый оттенок, а дыхание при этом стало коротким и редким. Пришлось поработать, чтобы вывести его из этого состояния…

— Он выдержит, — тихо ответил Бенедикт, почти умоляюще глядя на молодого человека. — Он сильнее, чем кажется.

— Остается только надеяться, — развела руками Мелита.

— Позовите меня, если он вдруг… если что-то случится.

Колер поднялся и, не дожидаясь ответа женщины, направился к двери. Смотреть на Киллиана в таком состоянии, не имея никакой возможности что-то сделать, было выше его сил.

Первые три дня плавания погода не благоприятствовала выступлениям: небо затянули тяжелые кучевые облака, то и дело прорывавшиеся короткими, но сильными дождями, ветер гудел в трюме и вальяжно носился по палубе, а волны с опасной игривостью подбрасывали судно.

Корабль, именуемый «Золотым Лучом» набрал на свой борт довольно много богатых путников, ставящих своей целью посещение Малагории, в частности знаменитого гратского цирка, о котором ходили легенды по всей Арреде. Эти самые пассажиры в первые три дня редко выходили из кают, не желая испытывать на себе суровую непогоду, поэтому капитан Заграт Кхан, взявший двух странных циркачей в плавание в обмен на то, что те будут развлекать скучающую публику, пока что на представлениях не настаивал: его основной задачей было проследить за тем, чтобы судно прошло через этот небольшой шторм без приключений.

Однако к одиннадцатому дню Мезона распогодилось, и теперь стоило поскорее дать представление, иначе капитан по праву мог отправить обманщиков за борт на корм рыбам.

Мальстен и сам понимал, что обещание, данное при посадке на «Золотой Луч» надо выполнить. Все те дни, пока судно шло через шторм, данталли старался набросать для себя примерный план того, что будет показывать пассажирам. Вопреки явным желаниям Заграта Кхана, кукольник хотел как можно меньше вмешивать в эти представления Аэлин, однако осознавал, что ей, как заявленной циркачке, также придется отрабатывать свое место на корабле, поэтому пришлось подготовить номер своей спутнице. Такой, чтобы ни у кого из пассажиров или матросов на исходе третьей недели плавания не возникло желания познакомиться с леди Дэвери поближе.

— Народу будет довольно много, — голос Аэлин, прозвучавший почти над ухом, выхватил Мальстена из раздумий. — Ты действительно рассчитываешь всех их уверить, что ты мастер иллюзий?

Он рассеянно кивнул.

— Ничего другого не остается. Это зрелищно, это притягательно и… это все, что я смогу сделать с помощью нитей здесь, в открытом море. Поэтому да, Аэлин, именно это я и собрался сделать. Честно говоря, выбор у меня невелик.

— А расплата? — тихим обеспокоенным шепотом спросила она. — Даже после работы только с моим сознанием она была сильна. А здесь… из богатеев наберется человек тридцать. Да и матросы захотят посмотреть. Скрываться нам будет негде, придется пережидать все в каюте.

Мальстен не ответил, вновь провалившись в собственные раздумья по поводу предстоящего выступления. Куда больше его волновало то, сможет ли он эту толпу завлечь: сколько себя помнил, он не обладал особенным талантом выступать перед толпой, к этому больше тяготел Бэстифар. Хотя, если припомнить годы Войны Королевств и речи перед Кровавой Сотней, то…

— Мальстен? — окликнула Аэлин, так и не услышав от спутника ответ.

— А?

— Самое время нашел витать в облаках, — нахмурилась она. — Ты подумал о расплате? Что с ней будем делать?

Воспоминания вновь потянули кукольника в дэ’Вер, где ему после каждого сражения приходилось прятаться в своей палатке и пережидать страшную боль, приходившую…