Ноги, которых Терис не чувствовала, еще сохранили способность шевелиться, принимая на себя вес тела. Она пыталась идти, цепляясь за плечо бывшего Спикера обеими руками и изо всех сил убеждая себя, что уже чувствует, как к ногам возвращается жизнь. Вот сейчас пройдет паралич, она сможет ослабить хватку, они пойдут быстрее. Только еще пара шагов в наступающем со всех сторон сумраке. Слишком густая темнота для вечных сумерек алейдских руин, но лучше думать, что это нехватка освещения, а не ее зрение гаснет вместе с ощущением собственного тела.
Она шевельнула пальцами руки, пытаясь удобнее ухватиться за плечо имперца, но те едва шевельнулись, и рука соскользнула вниз, повиснув плетью. Полукровка стиснула зубы, с усилием удерживаясь от того, чтобы безвольно упасть на пол. Не подводил пока только слух, наполненный звуком шаркающих шагов и хриплым и тяжелым дыханием бывшего Спикера.
- Ранили?.. - Давно просившийся вопрос прозвучал, когда он прислонился к стене в каком-то из тупиковых ответвлений и ослабил хватку, позволяя ей сползти на пол.
- Нет. Сейчас... пойдем дальше. - Рука вновь сжала ее плечо и потянула вверх. Уже слабее, чем в прошлый раз. Терис наугад нащупала держащие ее пальцы. Чувства ее подводили, и она не знала, мокрая ли она от крови или нет. Где-то наверху раздалась усмешка. Слишком невеселая, чтобы обнадежить.
- Я не смогу. - Полукровка хотела качнуть головой, но не смогла. Слепота наступала, а вместе с ней перестало слушаться и все тело. Даже выступившие слезы не щипали глаза, а только едва различимым ползли вниз по щекам. - Даже ползти... я...
Она все еще слышала. Слышала, как за стенами раздается скрежет и кто-то идет. Слышала, как Люсьен Лашанс вздохнул и опустился на пол напротив нее. И как будто бы даже коснулся щеки, которой она почти не чувствовала.
Хотелось что-то сказать. Что-то важное и нужное, что она никогда не умела формулировать и выражать. И о чем не думала, воспринимая как само собой разумеющееся. Может, стоило во всем разобраться, пока у них были недели пути, сейчас казавшиеся невообразимо длинными и наполненными только пожравшим все другие эмоции страхом. Но сейчас уже не было времени. И возможности. Расползающийся по телу паралич оставлял только способность дышать и слышать.
- Успокойся. - Охрипший голос звучал ровно, с непривычным едва ли не ласковым выражением. - Все обойдется. Это просто временный паралич. Он пройдет. Ты останешься здесь, пока я с ними разбираюсь. Их мало. Закончу - и вернусь за тобой.
Терис глубоко вдохнула, стараясь погасить подступивший к горлу всхлип и слепо глядя туда, где должны были быть глаза имперца. Она хотела сказать, что их не мало, что она слышит шаги, но не могла. И, наверное, Лашанс и сам все прекрасно знал.
- Вот и хорошо. Сейчас выпьешь то, что я тебе дам. Не бойся. Я тебя заберу. - Раздался шорох ткани и звук открываемого флакона. - Обещаю.
Гаснущие чувства уловили слабый вкус вина и крови, льющейся в горло. Тепло разлилось по телу, и на долю секунды она ощутила, что Спикер обнимает ее, прижавшись щекой к лбу.
Это было последним, что она успело почувствовать прежде чем сердце остановилось.
Эпилог
Первой пришла боль. Тягучая, медленная, льющаяся по телу в стороны от сердца, сделавшего тяжелый удар. Резануло болью легкие, и вдох перешел в кашель. Мышцы, разрываясь на части, согнули тело, позволяя сжаться в комок и жадно глотать холодный воздух.
В голове гудело. От боли, слабости и отголосков чего-то пережитого и оставшегося позади, потерявшего смысл и форму.
Пальцы медленно согнулись и сжали толстую теплую ткань, судорожным движением натянули ее на плечи, сметая пыль. Кровь бежала по телу, согревая и возвращая к жизни.
Отдышаться и медленно сесть. Через судороги распрямить онемевшие конечности и осмотреться прозревшими глазами. Серость камня и тусклый голубой свет. Черный плащ на плечах и бурое пятно на полу.
Пустота в мыслях. Полная пустота, оставшаяся на месте, где должны быть эмоции и память.
Холодно. Холод пронимает до костей и гонит прочь.
Тело с трудом, качаясь и хватаясь за стену, поднялось на слабые ноги. Выдох. Голова кружилась, перед глазами снова все поплыло. Оставаться нельзя, надо идти. Идти наружу. Там... должно быть теплее. И кто-нибудь поможет.
Шаг за шагом, держась тонкой смуглой рукой за холодные стены коридора - вперед. Что-то вело туда. То ли интуиция, то ли цепочка мелких бурых пятен на полу. Или все сразу.
Наружу. К солнцу и теплу. Медленно по длинному коридору и вверх по лестнице.
Остановка, чтобы перевести дыхание. Слишком долгое время прошло без движения. Слишком...
Зияющая пустота внутри болела, дразня обрывками чего-то, что было памятью и стало чем-то вроде этих руин, полным призраков отжившего.
Она помнила темноту и страх. Страх и обещание. Есть кто-то, кто обещал...
Обещал вернуться и найти.
Улыбка вызвала боль в онемевшем лице, на треснувшей губе выступила кровь. Металлический привкус что-то напоминал. Кровь и вино. Тепло. Обещание. Потом все исчезло, стерев прошлое и оставив только смутные образы на грани ощущений.
Но это неважно. Есть кто-то близкий. И он вернется.
Рука ползла по стене, пальцами цепляя швы между камнями и как будто пытаясь на ощупь прочесть на этих камнях свое прошлое, прошлое этих стен и руин, которые видели и знали, что было до.
Но руины молчали, только кровавые капли вели вперед, мимо ответвлений коридора и слабо светящихся кристаллов в гладких стенах. Где-то пятна исчезали, где-то расползались в небольшие лужицы. Стена сохранила кровавый отпечаток ладони. Кто-то опирался о нее, прежде чем продолжить путь. Стоял долго, внизу расползлось большое темное и давно высохшее пятно.
Тревога кольнула, заставив прибавить шагу вопреки боли и слабости. Страх перед тем, что ждало впереди, гнал вперед, взывая к выжженным из памяти чувствам.
Коридор сузился, сделал крутой поворот и вывел к винтовой лестнице. Несколько кровавых следов уходили наверх, призывая за собой.
Несколько шагов и короткая передышка на ступенях. И снова вверх.
Каменная дверь поддалась легко, впуская в голубоватый сумрак слепящие лучи солнца и режущее глаза сияние снега и ручьев, бежавших между камней с горы. На щеку упала и покатилась за ворот ледяная капля талой воды, сорвавшаяся с заледенелой плиты. Дрожащая рука стерла ее, оставив на пальцах красноватые разводы. Прищуренные глаза окинули лес и дорогу, до слуха долетел радостный гомон далеких голосов.
На плохо гнущихся ногах она вышла на дорогу, разбитую колесами телег. Кое-где поблескивала на солнце тонкая корка намерзшего за ночь и раздавленного льда. В синеватой тени в подножия елей прятался от солнца снег, сбитый в ледяные комья. На обочинах зеленела тонкая трава с колокольцами желтоватых первых цветов.
Теплые лучи коснулись ресниц, согревая лицо. Худые трясущиеся пальцы убрали со лба пряди растрепанных волос и завели их за острое ухо. До слуха долетели голоса, и она обернулась, подчиняясь одной-единственной мысли: ее должны ждать.
Пестрая толпа шла неторопливо, громко и нестройно распевая песню о золотом драконе, Защитнице и побежденном враге. Что-то знакомое и чужое. Выпавшее из памяти вместе со всем остальным, кроме вкуса вина и обещания кого-то очень для нее важного.
По-праздничному одетые люди поравнялись с ней и окружили, оглушая множеством голосов. Кто-то с сочувствием покачал головой и сунул в руки флягу с крепкой медовухой, женщина с яркими лентами в волосах протянула еще теплую лепешку и стерла с щеки кровавый след. Смысл их слов доходил не сразу, как будто бы издалека, но это не имело значения: здесь не было того, кого искала она.
Толпа отступила, продолжив свой путь по дорожной грязи туда, где за лесом виднелись высокие башни и флаги города.
Она не помнила его названия.
Тропинка между деревьев казалась чище и вела на освещенную солнцем поляну, где уже не осталось снега. Только небольшой камень на поросшем мягкой зеленой травой холмике.