— Терис. Полукровка, рост пять футов, ранена.

 Длинное лицо Роз побледнело, и яркие пятна румян на ее острых скулах вспыхнули огнем. Она нервно сглотнула, пряча замешательство и страх за выражением наигранного спокойствия.

 — Я вас отведу. — Она указала на лестницу, жестом предлагая пройти вперед и выдавая за гостеприимство страх поворачиваться спиной к чужаку.

 Спикер принял приглашение, исподволь прикинув, что в случае чего перережет ей горло прежде, чем она всадит нож ему в спину. Паранойя крепчала, заставляя видеть в куртизанке купленную Братством пешку вроде тех, что всегда ошивались в придорожных тавернах, щедро снабжая убийц информацией. Если на него натравят и их, то Черной Руке не придется слишком торопиться...

 — Она пришла ночью. — Хрипловатый голос Роз вторил скрипу лестницы и половиц пустых коридоров, лабиринтами уводящих в старую часть здания. — Я не видела ее больше года. Не знаю, чем она занимается и кто ее так. Это… не мое дело. Я просто помогла. Все же я ее знаю лет десять, вместе были в приюте...

 Роз оправдывалась, огораживаясь от любых претензий и заранее соглашаясь с любыми его намерениями. Она друг Терис, если он пришел с миром, и она не шевельнется, если он прирежет полукровку у нее на глазах.

 — Что с ней? — Вопрос прозвучал за десяток шагов до двери, к которой вела куртизанка. Страх брал свое, заставляя цепляться за слабую надежду, что на деле все не так плохо, как он себе представляет.

 — Руку сломали точно. — Роз приоткрыла покосившуюся дверь и сделала широкий шаг в сторону, освобождая путь. — А вы…не за ней?

 — За ней. Но не убивать.

 — Слава Маре… — Куртизанка выдохнула с облегчением и даже улыбнулась нервной дрожащей улыбкой. — Я побоялась, что она снова во что-то влезла.

 Влезла. Причем так, как никогда до этого. От местных головорезов и наемником можно было бежать, можно было надеяться, что их сгубит скуума, или стража надолго закроет за решеткой. С Черной Рукой так не выйдет. Они будут здесь скоро, и уже завтра придется бежать к Анвилу.

 Роз исчезла, когда скрипнула дверь. В сумрак комнаты пробивался тусклый свет из мутного оконца, позволяя различить нагромождение разбитой мебели, ящиков и светлое пятно в углу.

 Полукровка вскинула голову на звук шагов, на худом лице блеснули неестественно большие глаза. Она дернулась, но не встала, закашлявшись и прижав ко рту рукав заляпанной бурыми пятнами рубашки.

 Живая.

 Облегченный вздох битым стеклом застрял в горле, когда она отняла руку от лица, и на пальцах остались капли крови.

 — Что болит? — Голос сорвался на хрип, взгляд заволокло мутью наступающего страха.

 Криво забинтованная рука неподвижно лежала поверх тонкого одеяла, и это было меньшим, о чем стоило беспокоиться. Полукровка дышала часто и с трудом, морщась от боли, и кровавая пена в уголке посиневших губ не говорила ни о чем хорошем.

 Глупый вопрос. Слишком много книг прочитано и трупов вскрыто, чтобы питать хоть какой-то оптимизм.

 Она попыталась ответить, но с хрипом закашлялась.

 "Анголим". — Спикер прочитал по окровавленным искусанным губам и поморщился.

 Все же успела понять, кого убила. Поняла и испугалась, и сейчас еще пыталась что-то сказать, цеплялась пальцами здоровой руки за рукав робы и смотрела с ужасом в почти стеклянных глазах. Может быть, даже ждала, что ее добьют.

 Молча разрезая обмотанную поверх рубашки скатерть, Лашанс на мгновение прислушался к себе. Смерть Анголима не вызывала ничего кроме осознания, что это последний гвоздь в крышке их с Терис гроба. Матье сделал то, что хотел, и пока его план работал как надо. Корнелий, Альга, все убежище, теперь Терис... Даже он сам стал невольной марионеткой в руках ублюдка, и это не позволяло ставить Терис в вину случившееся.

 — Скамп с ним. Я знаю, что тебе дали контракт. Матье все слишком хорошо спланировал... Да, Матье, теперь уже точно. Потом расскажу. — Спикер постарался сохранить спокойное выражение лица. Черный кровоподтек на выпирающих ребрах, ссадины и следы старых шрамов.

 Все плохо, чего и следовало ожидать от встречи с Анголимом. Задето легкое. Судя по заботливо подставленного у изголовья тазу с кровавыми сгустками, разорвано еще что-то. Скорее всего, желудок. И дело не решится одними зельями, прихваченными из форта Вариэл.

 Счет в ее случае идет не на дни, на часы. Она не может встать, не сможет спуститься по лестнице и не переживет путь до ворот, даже если он потащит ее на себе.

 Судьба вновь смеялась, заставляя чувствовать собственное бессилие. Люсьен Лашанс умел поднимать мертвых, но не живых. Мог заставить десяток скелетов с оружием в руках встать на собственную защиту, но не мог исцелить и царапины.

 Терис сильно вздрогнула и захрипела, снова пытаясь что-то сказать.

 — Молчи. Встанешь на ноги и уберемся отсюда. — Онемевшие мускулы лица уже не передавали никаких эмоций. — Ты не виновата.

 Душитель устало прикрыла глаза веками с темными жилками, забинтованная рука безвольно замерла в его ладони.

 Ручная крыса лежала неподвижно в его руках, и неприятие ее смерти не позволило закопать ее. Он смотрел слишком долго и, когда зверек шевельнулся, не испытал почти никакого удивления. Он продолжал убеждать себя, что крыса просто болеет, даже когда с нее начала слезать кожа. Это же он говорил и бледному имперцу в потрепанной черной робе, но тот лишь похвалил его талант и посулил научить большему. Могила матери на окраине кладбища держала его слишком слабо, чтобы отказываться.

 Из оцепенения вывел тихий всхлип. Бесконечное отчаяние в желтых глазах сменилось обреченностью.

 — Потерпи, что-нибудь придумаем. — Прикосновение к ледяным пальцам здоровой руки далось с трудом: опасение заразить собственным страхом гнало его прочь. За дверь. Чтобы выдохнуть и подумать там. Как будто бы то, что он не будет видеть своего умирающего душителя, способно заставить найти выход.

 Хрип и еще один отчаянный взгляд, без слов передающий все. Страх. Чувство вины. Просьбу бросить и бежать, пока Черная Рука не пришла. Полукровка мотнула головой, сжимая дрожащие губы.

 — Не умрешь. Найду тебе лекаря, завтра будешь на ногах… — Он говорил спокойно, предчувствуя свою ложь. Лекаря не будет. И тогда останется один выход, самый рискованный. — Потерпи. Две минуты.

 Несколько шагов через туман собственного страха, скрип половиц и двери. За дверью — взгляд черных раскосых глаз Роз, то ли не уходившей далеко, то ли вернувшейся только что.

 — Ей целитель нужен. Маг. Срочно.

 Роз помолчала, глядя в глаза. Молчала, боясь дать ответ, даже сделала едва заметный шаг назад.

 — У нас таких нет. Тот, который в Гильдии, уехал.

 — В часовне?

 — Месяц как в канаве утонул. — Роз пожала плечами, но тут же поторопилась продолжить почти ободряюще, — Есть наша бабка...

 — Лекарь?

 — Повитуха. Еще она может от ребенка избавить, в основном удачно. Мне два раза у нее повезло.

 Безысходность была серой и пыльной, как коридор, и давила со всех сторон, заставляя принимать совершенно чудовищную реальность. Густая тень за спиной безмолвно напоминала о тающих в небытии минутах и о том, что у Терис их меньше, чем у него самого. Она не доживет до вечера, если не произойдет чуда и в городе не объявится целитель. Но чудес не бывает, и он не появится.

 — У повитухи инструменты есть? Скальпель, игла, нить... Хоть что-то.

 — А куда ей без них?

 — Неси все. И еще свечи, чистые бинты и горячую воду.

 ***

 Терис тонула в болоте. Оно было черным и густым, давило со всех сторон, выжимало остатки воздуха и не давало шевельнуться и открыть глаз. Мысли ползли лениво, сбиваясь и путаясь, проваливались в ту же черноту и становясь ее частью.

 Анголим. Статуя Счастливой Старухи. Роз все еще тащит ее по сырой улице и шаткому мосту. Может быть, она сорвалась вниз, и теперь тонет в канале среди густой тины, которая опутала ее и не дает шевельнуться и глубоко вдохнуть. Боль доходит издалека и прекращается, задавленная тяжестью окружающей ее густой субстанции, в которой не видно даже своих рук. Она попыталась плыть, но мать плотнее завернула ее в одеяло, напевая что-то, лишенное мелодии и слов, и на мгновение стало спокойнее. Она даже закрыла глаза, проваливаясь еще глубже.