А ён жа ж мяне не чуе! Кажа: во у мяне две канистры. Як маскали прыдуць, хату спалю. А я яму: а ты сразу пали и садись на галавешки!

Ужо у той майдан, гдзе оранжавыя и галубыя, абдурыли их. Бабка тады казала: цеперся будуць пенсию большую плациць. Ета ж, кажа, Юля, яна народу як унучка. Раз пенсию дали. А потым сидяць и плачуць. Ешчо меньшую стали даваць. Потому што меньше можно купиць. Баба кажа: ета што ж рабиць? А я и напомнил, што яна раней казала. И кажу: «Што рабиць? Вы, баба, пажылый чалавек. А то б я вам сказал, што сасаць…»

Подумав, Толик сообщил с некоторым снисхождением, что косы они там в Репках делать не умеют. Квадратные у них косы. Толик на месте сделал себе дивайс и накосил своей круглой больше, чем дед с дядькой вдвоёх. Хотя у деда такая лапа, что банку трёхлитровую (вот такую, как твоя) с огурцами он просто так держит, не за горлышко, а в обхват. Бульбу сажать репковцы тоже не умеют. Хотя Толик уже научил. А вот насчёт свиней их учить не надо. Ета у них очань хорошо поставлено.

В разговор вмешался Хромой и поведал, каким образом, по его мнению, следует свежевать кабана. Эмоциональный Толик не согласился с его методой в корне. Он возмутился не на шутку дилетантизму рассказчика и чуть не освежевал Хромого. Завязалась оживлённая матерная дискуссия. Я решил остановить её, чтобы победила дружба. «Зря вы, братцы, спорите», — сказал я. — «Лучше думайте, как правильно сориентировать свои кровати по феншую». — «По хвешую?» — переспросил Толик. — «Ну да. Смотри, сколько мы здесь валяемся! А вот передвинули бы правильно кровати — глядишь, и уже завтра были бы здоровы». Толик хохотал, как бешеный. «Хвешуй, хвешуй», — повторял он.

Развеселившись, Толик рассказал тоже смешную историю. Поехали он, Петроченко и Лёха-шофёр на зимнюю рыбалку. Втроёх. Заночевали. В ночи пошёл Петроченко до ветру и вдруг как закричит: что это, что это! Побежали к нему Толик с Лёхой, который шофёр, фамилию Толик забыл, а он стоит, спустив штаны, и за голую задницу схватился. Больно, больно, — кричит. Стали разбираться, и выяснилось, что подтёрся несчастный по ошибке газетой, в которую завёрнуты рыболовные крючки. Хорошо, рядом рыбачил ветеринар какой-то, он их повыдёргивал.

Толика расстреляли на рассвете. Ни Бегемота, ни Хромого не было ещё тогда в нашей кают-компании. Когда эти двое появились, он уже приходил в себя, воскрешённый. Расстрелом в Отеле называется процедура остановки и перезапуска сердца. Бывает, что сердце и не запускается.

Иду я утром с очередных замеров, поспешаю на завтрак, а на каталке сидит грузный и грустный Толик. Оживился, увидев сокамерника, и говорит: расстреливать будут, только что подписал согласие. А за Толиком, с ложками и кружками наперевес, маршируют в столовую старики с нашей палаты: Брукс, Лысый, Полупердун и так далее. Ни одна сволочь человека не приободрила, от дурных мыслей не отвлекла, слова не сказала, а просто равнодушно потащились жрать и всё.

Впрочем, впоследствии я был свидетелем и другого казуса. Сидели в соседской геронтопалате деды, играли в карты. Из нашей палаты там тусовались два геронта — Херагумба и Сопля. Во время игры одному из представителей принимающей стороны стало плохо. Он прилёг. Остальные играют. Позвал медсестёр. Те носятся по комнате, топочут, водичку вливают, капельницу ставят. Старики же играют, внимания не обращают. Выбывший дед стенает так, что в коридоре слышно. Играют. Медсёстры выволокли кое-как старика к себе в сестринскую, колют всякое, кислородом откачивают. А коллеги его как играли, так играют, никто и не подошёл справиться хотя бы, не загнулся ли товарищ малахольный.

Через некоторое время возвращается оттуда повеселевший Херагумба. Банчишку, видимо, сорвал. Лёня, горячий и прямодушный дядька, что у окна лежал, не выдержал и говорит ему:

— Ну вы и ммморды! Своего же игрока подыхать бросили.

А Херагумба браво так отвечает:

— Нам слабаки ни к чему!

— Блядь, — только и сказал Лёня и отвернулся к своему окну.

Так вот, сел я тогда на лавочку рядом с Толиком в кресле, поговорил немножко, понапутствовал, да и повезли его. Расстреляли. На сутки оставили в реанимации. «Что-то не так пошло», — с тайным злорадством дребезжали деды. — «Спокойно! Не дождётесь!» — отвечал я им. Так и не дождались. Вернулся Толик как новенький, и все мы, хорошие ребята, вернёмся как новенькие хоть и отсюда, ей-же-ей, лучше, чем были, и долго ещё будем радовать вас нравоучительными и познавательными историями.

Профессиональный пациент

Здесь я снова перескакиваю на время без стариков и Толика, время безраздельного царствования в палате Бегемота, Хромого и меня. Вернее, в закат этого царствования.

Роскошь, в которой пребывали три любителя комфорта, оказалась недолговечной. В четыре часа утра отворились двери в горницу, и на порог вкатился Профессиональный Пациент, желтоватый и одутловатый колобок в затемнённых очках. Процесс выбора им кровати был долгим, истеричным и плаксивым. «Чёрт знает что!» — громко восклицал он истеричным визгливым голоском, заскакивая то на одну, то на другую койку и терзая древние певучие пружины. — «За миллиарды долларов дворцов понастроили, а нормальных кроватей нет у них». Наконец лёг; как водится в таких случаях, на одно из самых неудачных мест. Юная медсестричка принесла капельницу.

— Она на глюкозе?! — завопил Профессиональный Пациент. — Вы что, убить меня хотите? У меня диабет!

— Там как раз раствор инсулина. Не беспокойтесь, доктор сказала…

— Да это чёрт знает что, а не доктор! Ведите её сюда!

— Она сейчас не может подойти. Сегодня больные вписываются.

— Что ж, завтра поговорим с этим вашим доктором! Серьёзно поговорим! Немедленно убирайте это!

Сестричка пожала плечами и ушла, унося капельницу.

— Вот так, ребята, они нас убивают, — подытожил Профессиональный Пациент совсем плаксиво, но по-прежнему очень громко. Ему никто не ответил.

Утро началось с продолжительной лекции Профессионального Пациента.

— Врачи — мафия, фармацевты — мафия, — валяясь на своей неудачной кровати, проповедовал он. — Ничего они толком не знают. Им бы только капусту рубить. В наш организм они лезут, как в часовой механизм с монтировкой…

Мне вспомнился реанимационный дед с суздальским ликом. Подумалось, что они с Профессиональным Пациентом были люди совершенно не похожие, но исповедовали одну и ту же идеологическую доктрину.

— Чего ж вы легли сюда в таком случае? — неожиданно злобно спросил Хромой.

— А-а, это другое дело. У меня пароксизм; время как раз для них — немножечко полазить с монтировкой. Но я их буду контролировать. Я им спуску давать не буду. Сейчас, слава богу, есть интернет; там выложено всё, даже докторские диссертации. Благодаря интернету я не то что их вижу, а вижу насквозь…

— А по-моему, вы ерунду какую-то несёте, — пробурчал Хромой. — Мусорка этот ваш интернет…

— Так это и дураку должно быть ясно, что надо уметь правильно выбирать информацию! Искать на правильных сайтах. У меня, скажем, благодаря интернету, образование как минимум фельдшера…

— Херня, — бросил Хромой.

— …Я знаю много вещей, которые не всем этим специалистам известны. Знаете ли вы, что организм каждые пять лет полностью обновляет свои клетки? И если вы будете всего лишь правильно питаться и нагружать его физически, сможете избавиться почти от любой болезни.

— Это вы так думаете. Ну и думайте, если вам так легче.

— Это факт! Другое дело, что нас залечивают…

В палату вошла доктор, и Профессиональный Пациент осёкся.

— Вам нужно будет сделать рентген, — сказала доктор. — Распишитесь вот здесь.

— Я, доктор, делал рентген год назад.

— Вот именно поэтому вы должны его сделать сейчас, — согласно нашим правилам.

Профессиональный Пациент пожал плечами, скривился, хмыкнул и нарочито размашисто поставил свою подпись под согласием на рентген.