Встреча
Шутка.
Шубка.
Взгляд мерцающий.
Монастырские ворота.
Синий,
Желтый,
Белый,
Тающий
Снег осеннего прилета.
И ряды стволов томительных,
Веток,
выглядящих голо, —
Словно сонмы существительных
В ожидании глагола.
Андроников монастырь
Кричали галки, как хотелось
Им над соборами кричать,
А мне те сумерки хотелось
Рукой для Машеньки поймать.
Не умерли, не умерли
Одной любви благодаря
Те сумерки, те сумерки
Андроникова монастыря.
Ни росписи царей неслышимых,
Ни подписи кистей возвышенных.
Не умерли, не умерли
Твоей любви благодаря
Те сумерки, те сумерки,
Когда шел снег, в ветвях паря
Над желтизной календаря
Андроникова монастыря,
Когда остановились мы
И поняли, что это — мы
В рублевском свете фонаря.
Не умерли, не умерли
Одной любви благодаря
Те сумерки, те сумерки
Андроникова монастыря.
Все в памяти: и белый ангел,
И снег, и Михаил Архангел —
Все в нашей памяти до слова,
Тобой не сказанного. Снова.
А так летел наискосок
Снег на иконный твой висок
Под небом, где иконостас
Не упасал, мадонна, Вас…
А за стеной, хоть в лужах пыли,
Хоть и в снегу, и лужах плыли,
Молчали все автомобили,
Как будто отдан был приказ.
А это были, это были
Часы дозволенных сигналов.
Был гололед…
Лишь стаи галок
Приветствовали нас.
Пусть небосвод был невысок,
Дышал я там в родной висок,
Я там дышал в родной висок
Окрестностям благодаря.
Мы осмотрели все картины,
Карнизы даже и куртины,
Снежинку каждую и лист,
Из нас был каждый чист.
Не умерли, не умерли
Одной любви благодаря
Снежинки в свете фонаря.
Да будем благодарны склонам,
Февральским снегом занесенным,
Бойницам неперекошённым
В рублевском свете фонаря.
Вот так летучими бы мышами
Там побывать, легко паря,
Где столько душ,
никем не слышимых,
Витают, жизнь благодаря.
В рублевском. Свете. Фонаря.
Нас привезли с тобою сюда
Не ангелы, а поезда.
А может быть, а может быть,
И ангелы и поезда.
Ведь только здесь себя постичь
Мы, Машенька, смогли под клич
Тех галок, что нам были звоном…
Не умерли, не умерли,
Как подобает всем влюбленным,
Ни сумерки, ни эта птичь,
Где на венчальный наш кирпич,
Андрониковский наш кирпич,
Шел с торжествующим поклоном
На москворецкий наш кирпич,
На обручальный наш кирпич,
На красный тающий кирпич
Снег, охраняемый законом.
Телефон
— С утра такой дождливый день.
Все крыши точно набекрень,
А все деревья так стоят,
Как будто это листопад.
Все оттого, что нет тебя.
— Да, Машенька.
— Вчера котенка я спасла.
Он вылетел из-за угла
И сразу, маленький, упал,
Чуть под колеса не попал.
Все оттого, что нет тебя.
— Да, Машенька.
— А, знаешь, в проходном дворе
Щенок заплакал в конуре
О том, что выпал из гнезда
Птенец, не знающий куда…
Ты, как всегда, недоглядел.
— Да, Машенька.
— С утра дождливый день такой.
Все оттого, что ты плохой,
Что мы не виделись с тобой
Не знаю век уже какой,
Что забываю я тебя…
— Нет, Машенька.
Дом с мезонином
Прощайте, Машенька, прощайте.
Пришла ушедшая пора…
Меня, как Дом, не замечайте,
Ведь дождик льет как из ведра.
Я буду рад, слегка отъехав,
Что Дом, не зная почему,
Стоит задумчивый, как Чехов,
И
улыбается
всему.
Здесь были мы других не хуже.
Нам было по семнадцать лет.
И тополиный пух на лужи
Летел, как бабочки, на свет.
И вишни, близкие к удару,
Шумели в лад, вбежав во двор,
Как исполняя под гитару
Сквозной мотив из «Трех сестер».
…Машинка, как сороконожка,
Все, что угодно, перешьет…
А Дом полечится немножко
И Автора переживет.
Прощайте, Машенька, прощайте!
Живите с веком наравне.
Но никому не обещайте,
Что обещали только мне.