«Это ты так заговорила, что тебя избрали комсоргом группы и в комитет ВЛКСМ, — вмешалась Найденова. — Выйдешь замуж, придут в дом друзья, и ты их даже не угостишь?»

«Шампанским, — смирилась я. — Но давайте лучше о бал-маскараде потолкуем. Кто хочет участвовать? Маски нужно готовить…»

«Ты, Ксеня, такая правильная, что даже тошно», — фыркнула Царьградская и предложила сброситься по рублю.

Гурьбой сходили в магазин, накупили конфет, печенья, сушек, взяли банку слив, вафли, притащили в комнату, принесли кипятку. Получился настоящий пир. Пели песни весь вечер. А между ними обсуждали, кто какую маску слепит. Все активно обещали быть «котами», «мушкетерами», «балеринами», смеялись, воображая, как Дедом Морозом будет маленький кривоногий парень, а Снегурочкой огромная Найденова. Впервые узнала, что такое настоящая дружба: вся душа моя очистилась от сомнений. Есть верные подруги. И мы на новогоднем празднике покажем себя!

7 декабря. Утром женщина-почтальон вытащила из сумки кипу писем. Я была в столовой, выхожу — возле стола останавливаюсь и натыкаюсь на конверт со знакомым почерком. Кириллушка из Ялуторовска прислал мне весточку. Как была в одном платье, так и выскочила за двери, на мороз, торопливо разорвала конверт. В знакомом почерке столько добра, ласки! У нас ложные отношения, мы обманываем друг друга.

Вечером, на уроке математики, написала ему: «Извини, Кирюшенька, меня за слабость. Себя не узнаю, когда разговариваю с тобой. Дерзила, но всегда думала о тебе ласково». Похвалилась, что готовимся к новогоднему балу.

Снег сыплется золотыми хлопьями с неба, от уличных огней сияет крыльями жар-птицы. Я богата дружбой с Кириллом, и во мне так много сил для всех! Смешно вспоминать, что когда-то целовалась с Валериком.

8 декабря. Илья Борисович не сидел за столом, а прохаживался по классу — высокий, подтянутый, красивый своей курчавой шевелюрой. Закладывая руки за спину, приблизился к доске, затем задумчиво глянул в окно. Следила за ним, вместо того чтобы писать контрольную. Сидела у второго окна, загораживалась от света лампочки, и мне было видно вечернее небо со звездами.

Какая-то неведомая сила вливалась в нашу комнату. Я догадалась: у меня в портфеле второе письмо от Кирилла. Вытащив его, стала перечитывать. Он благодарит меня за откровенность, верит в нашу дружбу. «Я приеду в субботу, — пишет он, — прошу фотку. Буду беречь. С Найденовой не ссорься, подружись, а то я буду обижаться».

«Комиссарова, вы чем так увлеклись?» — окликнул меня Илья Борисович. Вздрогнула и спрятала письмо за пояс юбки.

12 декабря. Булатова сказала мне после обеда, что из Ялуторовска вернулся Филин. Кирюша — в училище! Не пошла его искать, но не уходила из общежития, ждала. А Гуля уехала в поселок, у нее заболела сестра, ее положили в больницу. Найденова тоже куда-то исчезла. Я сидела за столом, читала книгу. Вдруг дверь скрипнула. Кирилл! Я даже не встала, только сердце мое заколотилось сильнее. Увидел меня, протянул руку.

«А где Люба?»

«Куда-то вышла».

«Я не спал ночь, ехал, думал о ней», — произнес он с досадой.

«Врешь ведь, — подумала, — ведь ты ради меня уехал раньше других». Но ответила ему любезно:

«Она скоро вернется».

«Нет, я ее ждать не стану, пойду в клуб».

Потоптался у дверей, но все-таки сел на табурет. Придвинулся ко мне, но все поглядывал на дверь, опасаясь, что нас увидят вместе.

«Боишься?» — дерзко усмехнулась я.

«Пускай», — обнял меня уверенно рукой за плечо.

Отстранилась от него, села на кровать. Тут вошла Найденова. Оба они просияли, протянули друг другу руки. Поговорили о том, что я избрана комсоргом группы, и ушли из комнаты.

15 декабря. Учеба и личные переживания мешают моей общественной работе. До бал-маскарада остались считанные дни, а никто из девочек не сделал еще себе костюмов. Обошла всех. С Любой Найденовой отношения испортились из-за Кирилла. На танцах она сидела в кресле надувшись.

«Не сердись, потанцуй с Кириллом», — сказала я.

«Я это сделаю и без комсомольского поручения!» — фыркнула она.

22 декабря. Воскресенье. Из Ялуторовска вернулась вся группа ребят. Выходит, Кирилл ради меня стремился в Тюмень, в училище. Было пять вечера. Сходила к ребятам — уговаривала делать маски для вечера. Смеются — не хотят. Вернулась в спальню. Найденова сидела на кровати и что-то вязала.

«Ну ты же хотела быть… Дедом Морозом?» — говорю ей.

«Я не клоун!»

Тут влетела Аня и крикнула:

«Иди, тебя ждет Киря!»

«Третий лишний, он не нужен», — произнесла я с напускным равнодушием.

Аня убежала. Моя любовь к Кириллу стала бедой. Она ссорит меня с Любой. Мешает мне заниматься делом. Становлюсь беспомощной. Выглянула в окошко: внизу, задрав голову вверх, меня звали Кирилл и девочки. Люба подозрительно наблюдала за мною. Опять влетела Аня:

«Ксюша, ну что ты? Он ждет тебя!»

Я обратилась к Найденовой:

«Люба, он зовет тебя. Иди к нему».

Царьградская торопила меня, но я твердо решила разрубить этот узел: либо Кирилл дружит с Любой, либо со мной — должна быть ясность. Найденова тоже осталась сидеть на кровати. Кирилл сам в комнату к нам не поднялся. Пусть сделает выбор.

ТЕТРАДЬ № 8. ПТУ

26 декабря 1963 г. Началась производственная практика. Утром облачились в комбинезоны, поехали на завод. Штукатурили цех. С нами работали пять девушек второго курса. Мы были вместе с Ниной Бабиной, а Гуля с Олей Макаровой. Нине я нравлюсь смекалкой, энергией, а она мне спокойным видом. Высокая, ноги стройные, глаза большие, голубые, волосы русые. Подстрижены так же, как у меня, — коротко.

После работы зашли в клуб, сыграли в бильярд. Я позвала ее в спальню. Пора готовиться к бал-маскараду. Нина помогла кроить мне костюм д’Артаньяна. Она принесла откуда-то длинный стержень: «Твоя шпага». Аня Царьградская к балу клеит себе маску.

Поздно вечером, уже в кровати, перечитала письмо от Подкидышева. Обещает приехать на Новый год в детдом, зайдет ко мне. Видеться с ним не хочется. Отвечать на письмо не буду.

28 декабря. Работа и уроки в вечерней школе текут. Провела короткое комсомольское собрание группы о подготовке к бал-маскараду. Сегодня Нина ушла в больницу, а я думала: «Тоскливо без тебя, Ниночка! Хочу дружить с тобой до самой смерти, ты мне самый близкий сейчас человек, ты та, которую я так давно искала. Робею перед тобой». Комсомольцев своей группы не боюсь, а Нину — боюсь…

Чтобы походить на рыцаря, мне нужны сапоги на высоком каблуке. Такая маленькая, без каблуков, никто не поверит, что я д’Артаньян.

Уговорила сделать маску Мишку Балдина.

29 декабря. В комнате у нас столпотворение. Обрезки материи, бумаг, клей, краски, конский волос, ножницы, все это разбросано на подоконнике, на столе, тумбочках и на полу. Писать дневник некогда. Нужно еще ребят уговорить… Они пассивны. А ночью снился сон, будто Кирилл дружит с Аней Царьградской. Видела их во сне гуляющими по улице вдвоем. Плакала, плакала. Пробудились — вся в слезах. Ну и глупая же я! Мне не хватает воли… Я слишком быстро на все реагирую. Вот Нина — спокойная.

30 декабря. Работали в цехе — штукатурили стену. Слышу, кто-то стучит мастерком по раме окна, голос Любы Найденовой:

«Эй, Комиссар, выходи на улицу!»

«Что случилось?»

«Выходи, тебе говорят!»

В ее интонации никакой тревоги, разве что насмешка. Выскакиваю, а там в стареньком пальто и в шапке-треухе Валерка! Найденова со стороны наблюдала за нами, улыбается.

«Ты откуда?»

«Из Свердловска».

«Куда?»

«В детдом».

Колебалась минуту, нехорошо отпускать его, все-таки старый дружок.