«Дурочка, радуйся!»
Мы отыскали Кирилла глазами. Он стоял через четыре стола от нас, наблюдал за нами. Мы улыбнулись ему. Он не догадывается, что я отрываю его от себя и отдаю Любе.
23 ноября. Сижу за столом в читальном зале. Кирилл подошел и наклонился ко мне.
«Ну как, Комиссар? Поговорила с Любой?»
«О чем?»
«О чем? О дружбе, о чем еще!»
«А я думала… — неохотно зашептала я, — вы уже переглядывались, обо всем сами договорились. Надеюсь, мы с тобой останемся приятелями?»
«Обязательно». Он сразу отошел от меня.
После обеда шла по улице с Кириллом и Балдиным, тут дорожку нам пересекла Найденова. Толстая, но проворная. Я окликнула ее и позвала к Кириллу. Сама сразу же завернула за угол и там спряталась. Я третья лишняя. О чем беседовали они, не слышала. Через три минуты Люба подбежала ко мне, призналась, что Кирилл договаривался с ней о дружбе.
«Поздравляю!» — Я «обрадованно» пожала ей руку.
Это внешняя радость. Во мне пустота. На уроках в школе не могла сосредоточиться, только и думала об их дружбе. Кирилл потерян.
24 ноября. Спускаюсь по лестнице со второго этажа, вдруг кто-то обнял меня за плечи. Это был он, но рядом с ним — Найденова. Кивнула им и помчалась на улицу, побежала в школу. Когда вернулась с уроков, то Люба была в спальне, сидела на кровати очень красивая, волосы распущены по плечам. Я считала ее раньше уродиной. Ошибалась.
«Почему ты, Люба, не учишься в вечерней школе?»
«Это ты спрашиваешь от души или по комсомольскому поручению?» — лениво перебирала в шкатулке катушки ниток.
«У меня есть поручение, но я интересуюсь от души».
Люба засмеялась. Учиться в школе ей не хочется.
25 ноября. В спальню к нам вошла воспитательница Раиса Петровна, села на табурет, разглядывала нас.
«Ну, как дела, подруженьки?»
«Дела идут, контора пишет, кассир деньги выдает», — пропела Гуля.
«Поздравляю Ксеню с хорошим дружком», — проговорила воспитательница.
«С кем же?» — недоумеваю я.
«С Филиным».
«Вот уж ошибка! Он дружит с Найденовой!» — воскликнула я.
«Интересуется только тобой. Я беседовала в их комнате».
В это время щеки Гули порозовели. Она молчала. Что с ней? Неужто и ей тоже нравится Кирилл?
30 ноября. Завтра мальчишки группы 32 уезжают в командировку в Ялуторовск. Кирилл с ними. Как я это перенесу? Он только что был в нашей комнате. Мы были трое — Люба, Гуля и я.
«Люба, покажи дневник», — обратился он к Найденовой.
Она вся съежилась, глядела на него преданно.
«Не вздумай!» — крикнула я ей.
«А ты не вяжись!» — дерзко задрал красивую голову. Встал между мной и Найденовой.
«У нее нет никакого дневника», — сбавила я тон, и Гуля подтвердила мои слова, и сама Люба кивнула ему. Встретив коллективное сопротивление, ушел.
Досада у меня на него. Зачем так высокомерен со мной? Кириллушка, солнышко мое, неужели уедешь, не подарив мне ни единого доброго слова? С Найденовой у нас добрые отношения. Уговорила ее: она будет учиться в ШРМ.
1 декабря. На улице грязно. Грузовики стояли колесами в грязи. Мальчики взобрались в кузов, сели на доски. Кирилл был в третьем ряду от борта, махал через чью-то голову рукой Найденовой, но мне казалось, что глядел на меня.
Дома серые, тучи непроглядные, дорога грязная. В коридорах полутемно. В спальне тоскливо.
2 декабря. Найденова ходит со мной в школу. На уроке Мишка Балдин передал записку от Филина Гуле Булатовой. Она переслала ее через Найденову мне. Читаю: «Привет, Гуля! Не забывай меня, Киря». Зачем он это сочинил? Жаль, что мы записку не скрыли от Найденовой. Расстроится и перестанет ходить на учебу. Не понимаю Филина… Чужая душа потемки. Как ее узнаешь? «Лишь в человеке встретиться могло Священное с порочным». Прав Лермонтов? Прав Подкидышев? Нет! Совесть — что это такое? Стыд! Позор! Разве Кирилл этого не боится? Почему же он осмелился…
3 декабря. Сегодня были в клубе на спектакле. Там я познакомилась с Ниной Бабиной. Высокая, выше Найденовой, стройная и спокойная девушка. Сама подала мне руку: «Будем друзьями до выпуска». Гуляли с ней по улице. Очень начитанная. Рассудительная.
«Хочешь, познакомлю тебя с девочками-первогодками?» — спрашиваю.
«Кроме тебя, никого мне не нужно, — сказала она. — Друзей не может быть очень много…»
Когда Нина стала читать стихи, я вздрогнула: она почему-то напомнила мне Валерика… Я маленькая, сперва робею перед высокими девушками, но с Ниной мы нашли общий язык.
«Ты училась в ШРМ?»
«Училась, но бросила, — призналась она. — Тяжело — в училище и в школе. Время отнимает».
«Да, тяжело не на уроках, а из-за времени… Обедать некогда, — согласилась я. — Но я не брошу».
Вошли в общежитие.
«Гуля с тобой хочет потолковать», — вдруг вспомнила Нина.
«Ты ее знаешь?»
«Мы с ней познакомились сегодня утром. Она без тебя жить не может. А ты даже рисовать стенгазету ее не позвала…»
Это для меня гром среди ясного неба. Оставила Нину в коридоре и помчалась к себе в спальню. Гули там не оказалось. Я ждала ее.
Успокоилась, взяла книгу. Когда Булатова явилась, сделала вид, что не замечаю ее. Она стоит и молчит.
«Садись, чего ты?» — равнодушно заметила ей.
Хотелось обнять ее, обласкать, но язык мой присох. Уже догадывалась: она жаждет дружить с Кириллом! Записка, которую ей передал Балдин, в нее вселила надежду. Как мне ее утешить? Что мне делать? Уверять ее, что он имеет на нее виды? Или рассказать ей, что он дружит с Найденовой? Она все видела сама. Своих чувств я никому не открою!
«Вот что, Гуленька, — начала я деловито, — зря ты от общественных дел удалилась. Помогла бы девочкам карикатуры рисовать…»
«Ты же меня не позвала…»
«Не видишь, я кручусь! — сказала я. — Взяла бы да сама пришла в красный уголок! Неужели обязательно приглашение?!»
4 декабря 1963 г. Мне уже шестнадцать лет! Взрослая!
В шестнадцать лет Лекуврер уже играла на сцене первые роли, а я только ученица восьмого класса и будущий штукатур. Девочки поздравили меня с избранием в комитет комсомола, с днем рождения, с веселой стенгазетой. Нужно готовить новогодний вечер. Случайно увидела члена комитета ВЛКСМ Сашу Половникова. Он где-то узнал о моем дне рождения и произнес официально: «Поздравляю. Ну а как с бал-маскарадом? Ты отвечаешь вместе с завклубом…»
Девочки были деликатны целый день. Вечером Гуля предложила:
«Ксеня, купим вина, у меня есть деньги!»
«Эту дрянь не возьму в рот никогда в жизни», — рассердилась я.
«Возьмешь, комсорг, — вмешалась Аня Царьградская. — Что ты с нами разговариваешь в комнате как на собрании…»
«Никогда выпивать не буду, клянусь!» — сказала я.
«А на свадьбе?» — подловила меня Гуля.
«Тем более. Я, может быть, и замуж не пойду».