Изменить стиль страницы

ТЕТРАДЬ № 6. СТРОИТЕЛЬНОЕ УЧИЛИЩЕ

28 августа 1963 г. Мои колебания закончены. Я поступила в строительное училище. Это на окраине города. Новый корпус — учебный, рядом корпуса общежитий. Через два года получу специальность, стану вольной птицей. Тяжело прощаться со школой-интернатом. Там остались лучшие годы жизни. Привыкая, милая Ксюша, приспосабливайся к условиям самостоятельности. Тебе пятнадцать лет! Была у тебя дума учиться в средней школе, но Мастер посоветовал получить ремесло. Одна радость — в строительное училище поступила Гуля Булатова! Опять будем вместе!

В 12 часов дня в клубе распределяли девочек по группам. В зале собралось нас немало. Рядом со мной детдомовские, все еще признают меня за командира. Булатова сама решила приехать из поселка, потому что я здесь. Красавица, выше меня ростом, нос прямой, тонкий, губы жаркие и полные, лицо чистое, волосы подстрижены под мальчишку. Нас разделяли расстояние и моя дружба с Валериком. Как мила Гуленька в четырнадцать лет! Теперь нет рядом Валерика, будем дружить с Булатовой.

4 сентября. Наше училище переименовано в ПТУ.

Уроки тянутся мучительно долго. Скучно. Усваиваю все без каких-либо усилий. Голова пуста. Жду вечера с танцами.

В клубе, в большом зале, поет радиола. Кресла расставлены возле стены. Не сразу включаюсь в танцевальный ритуал. Сначала сажусь в уголок и наблюдаю. Вот выходит незнакомый парень маленького роста, в коротком пиджаке, с сигаретой в зубах. Брюки узкие, ноги кривые, ботинки стоптанные, лицо какое-то равнодушное, но он выходит всегда первым и тащит за собой кого придется из девушек. Один раз ему удалось выволочь на середину зала огромную Любу Найденову, другой раз Аню Царьградскую, красавицу из красавиц. С ним никто не желает танцевать, но он, наверное, учится, с каким-то непонятным упорством стремится первым вытащить девушку в круг.

За ним пускается в танец высокого роста щеголь, глядит девушке в лицо, о чем-то с ней беседует, умело водит ее. Щеголь выбирает таких, кто умеет танцевать, демонстрирует свое танцевальное мастерство. С холодным вниманием наблюдаю танцующих. После отъезда Подкидышева в душе полный вакуум. Часам к десяти некоторые из парней уже хмельные. Где-то выпивают. Начинается кривляние: передразнивают один другого, дурачатся на танцах. Мне больше нравятся танцы на открытом воздухе, но туда приходят ребята из других мест, наши их почему-то не любят. Слышала — уже была драка. Никакой общественной и комсомольской работы не видно. Стараюсь танцевать с Гулей Булатовой. Теперь мы с ней неразлучны. Я доверяюсь ей во всем.

8 сентября. Танцы на танцплощадке под радиолу. Большой радиорог трубит музыку на всю округу. Сегодня появился Валерка! Не могу описать свое душевное волнение. Увидела его случайно среди ребят возле дверей общежития, он искал, конечно же, меня! Бросилась к нему, как к родному.

«Откуда ты?»

«Из Свердловска».

«Не поступил в техникум?»

Выражение зазнайства не могло не выразиться на его умном лице. Оно сменилось любезностью, радостью встречи. Эх, мальчик мой, не забыл меня! Их группу послали в совхоз на уборку урожая, а Валерке не в чем ехать. Он отпросился в детдом, взять старое пальто. В его распоряжении трое суток. Пальто и какую-то обувь связал ремешком, спрятал под кустом у стены общежития. Танцевали с ним и беседовали. Гуля сидела на скамейке и ревниво наблюдала за нами. Вдруг встала и пошла к двери общежития. Я догнала ее: «Ты куда, Гулечка?» — «Никуда!»

Какая в ней гордость! Льется через край. Не оставлять же мне ради нее Валерика! Мы гуляли с ним до одиннадцати часов вечера. Целовал меня безумно… Затем, отыскав в кустах свои шмотки, помчался на автобусную остановку, чтобы поспеть к ночному поезду на Свердловск.

Вернулась в комнату. Гуля еще не спала. Включаю свет. Она закрыла глаза от освещения ладонями. Подсаживаюсь к ней, спрашиваю, почему обиделась.

«Ты оставила меня одну на скамейке».

«Валерик уехал, больше я тебя не покину».

Помирились.

15 сентября. В комнате нас шесть девочек, на двоих одна тумбочка. Сегодня посетила воспитательница Раиса Петровна, молодая, опрятная женщина, еще комсомолка. Как беременная, живот толстоват. Знакомилась по-простецки: «Зовите меня товарищ Чижикова».

«Ой, я хочу походить на вас, товарищ Чижикова!» — сразу воскликнула Булатова.

«Спасибо. Старайтесь быть лучше меня!» — ответила Раиса Петровна.

«Разве лучше бывают?» Гуля говорила вежливо, но не без лукавства: ее вопросов можно было опасаться, вдруг обидит.

«Есть выдающиеся женщины, великие педагоги, ученые…»

«А вы обыкновенная? Почему же нас воспитываете?»

Девочки, которые были в комнате, зашикали на Булатову. Но «товарищ Чижикова» рассмеялась, села на табурет.

«У меня больше опыта, чем у вас. Могу вам дать полезные советы, предостеречь».

Булатова то общительна, то занозиста, то бывает замкнута. Чуть погодя мы остались в комнате трое: я, Гуля, Раиса Петровна. Гуля открылась, что намерена стать хирургом. Я вгорячах произнесла: «Клянусь, буду актрисой!» И рассказала об Андриенне Лекуврер.

18 сентября. Весь день штукатурили новый цех в АТХ. Каждым движением давали пользу Родине. Отчизна получила от меня первые рубли, которые истратила на мое воспитание. Очень я устала. Руки болят с непривычки, но радуюсь, что не зря живу на белом свете.

19 сентября. Два примечательных события. Шли с Гулей по улице, возле одного деревянного дома мужчина в телогрейке и резиновых сапогах сидел на скамейке и бросил бумажный рубль по ветру. Его сынишка лет пяти побежал следом за улетающей бумажкой, но споткнулся и упал в лужу. Отец кричал: «Лови, а то ветром унесет!» Мальчик снова кинулся, но почему-то опять споткнулся. Я поймала рубль, отдала мальчику, а отцу сделала замечание. «Иди, дура!» — нахамил он мне.

Гуля успокаивала меня, а мне горько за сына злого обормота.

Вечером на столике в фойе меня ждало письмо от Подкидышева, из совхоза Свердловской области. «Здравствуй, милая Ксения! Я скучаю без тебя… Работаем на картошке. Успел получить перед отъездом из Свердловска паспорт. Ты правильно сделала, что не пошла учиться на маляра».

Эх, Валерка! Если бы стала маляром, ты бы написал: «Правильно, что не штукатур!»

21 сентября. За полночь. Все спят, а я сижу в кровати, держу на коленях дневник и плачу. С Булатовой рассорилась. Даже мы и не ссорились, но не разговариваем. Когда шли с работы, Булатову возле общежития нагнала Люба Найденова и спросила:

«Ты дружишь с Ксеней?»

«Да, хотя она еще дружит с Подкидышевым».

«Давай будем дружить», — предложила Люба.

«Можно. Комиссарова бегала за Валеркой, провожала его на автобус, они целовались».

Их разговор слышала Царьградская, она мне все рассказала. Когда я, уже кипящая от гнева, вошла в комнату, Гуля взглянула на меня молча, глаза ее были такие, что заставили меня вздрогнуть. Мы обе молчали. И тут слезы полились у меня из глаз, я не могла их сдержать. Булатова сзади закрыла мне лицо своим платком, чтобы скрыть мое малодушие. Хотелось выплеснуть ей свое возмущение и презрение, но язык мой не слушался. Между нами все кончено. Глаза мои уже не плачут, но душа рыдает. Это трагический день в моей жизни, каких еще не бывало никогда. Бесчестье и предательство.

Гуля с Любой мне подружки,
Но кукуют, как кукушки,
Обо мне повсюду врут,
Из ехидства накукуют
И по злобе напоют.

3 октября. Была в лесу.

Лес, за нежное свиданье
Я тебя благодарю, —
Зеленеешь к Первомаю,
Золотеешь к Октябрю.