Изменить стиль страницы

После сражения мы вернулись в общежитие. Весь вечер были вместе с Подкидышевым. Приятно с ним. Зачем я ему нужна? Маленькая, некрасивая. Он среднего роста, с большими голубыми глазами, румяным лицом. Восхитителен. И выполняет все мои просьбы. Аня Царьградская не раз проходила мимо нас, чтобы обратить на себя внимание.

Где Аня взяла туфли на высоком каблуке?

Я все тайны доверяю Любе Найденовой. Мы с ней в спальне обсудили: за ней бегает Юрка Мартемьянов, а за Аней — Алибеков, а за мной еще и Балдин…

30 января. Во время самоподготовки учила стихотворение в коридоре. Валерка подкрался сзади, закрыл мне глаза ладонями.

«Не мешай».

Села на подоконник. Он не отходил.

«Героя нашего времени» читал?» — спросила я его.

«А что? Не читал».

«Ты похож на Печорина».

Он пожал плечами, сел на подоконник, болтал ногами.

«Кто такой Печорин?»

Расхохоталась ему в лицо. Он не обиделся.

«Ты «Спартака» читала?»

Я не читала. Он сказал:

«Мы квиты». Отошел от подоконника. Был немножко обижен.

«Между прочим, за тобой бегают Балдин и Алибеков», — упрекнул он меня.

«За тобой Царьградская», — ответила я.

Вечером вышли на улицу. Валерка напал на меня, повалил в сугроб. Я высвободилась, встала.

«Зачем не катаешь в снегу других девчонок?»

Убежала от него в толпу. Он за мной, но схватил за плечи Нину П. Повернул к себе лицом, думал, я, да ошибся. Огляделся и заметил меня, бросил в сугроб, встал надо мной, как гладиатор над поверженным противником. Любовалась его позой, высоко поднятой головой. Тут Балдин насыпал мне на лицо снега, бросил за шиворот. Валерка подал мне руку и стряхивал с меня снег варежкой. Мы шагали с ним от окопов рядом.

«У меня снег на лопатках тает», — призналась я.

Он поколотил меня по спине. Сели в сугроб друг против друга. Горели огни в окнах, над головами пролетал ветер.

По улице, за воротами, вели под руки какого-то пьяного парня, он бормотал что-то бессвязное, шапка с него упала.

«Будешь таким?» — спросила я Валерку.

«Плохо ты меня знаешь. Скажи лучше, зачем ты танцевала с директором?»

«А ну тебя!» Я встала и пошла в общежитие.

Валерик извинялся. Мы вспоминали наш детдом, директора Софрона Петровича…

31 января. Уроков почти не было. Балдин принес откуда-то журнал с женщинами в купальниках, у купальников большие вырезы на груди, титечки выпирают, позы у женщин развязные. Балдин хохотал как дурак. Я его строго отчитала.

Шли по коридору. Возле кабинета врача стояли две знакомые фигуры. Это Валерка и Абдрахман.

«Что с вами?»

«Простудились», — скривился Валерка.

Вечером Валерка вывел свою армию во двор. Алибеков остался в комнате. Увидев меня, Валерка крикнул:

«Руки вверх! Ты моя пленница, не отпущу!»

Во дворе появилась Галина Викторовна:

«Ксюшенька, ты комсорг класса, организуй патруль. Ребята увлекаются игрой, выбегают со двора на улицу, могут попасть под машину».

Я пообещала ей, но забыла, увлеклась беготней. А потом вспомнила, хотела сама наблюдать за игрой от ворот, и тут во двор вышла Галина Викторовна, увидела кого-то из ребят на улице.

«Комиссарова, кто дежурный?»

«Никого», — призналась я.

Ох как мне стыдно. Она бранила меня за патруль, за то, что мы долго резвимся. Мальчишкам приходящим приказала:

«Идите домой, в интернате не показывайтесь!»

Все из-за меня. Из окон спальни я видела, как мальчишки еще толпились на улице, не хотели уходить. Стыдно, стыдно… Сама не знаю, почему я забыла поставить патруль.

2 февраля. У Любы Найденовой горе. Ее друг Юрка Мартемьянов уехал в Свердловск с родителями, она хотела бы писать ему, но не знает адреса. Посоветовалась со мной. Чем ей помочь? Может, спросить в учительской адрес Мартемьянова?

Шел урок зоологии. Вдруг кто-то свистнул в окошко. Догадалась — Валерка! Он заметил, что гляжу на него, взобрался на гору снега, закричал:

«Комиссарова, выходи!»

Какой же он стал хулиганистый. Пропускает уроки. Учительница постучала пальцем по стеклу, но Валерку не увидела, он спрятался за стену.

Вечером встретились с ним у телевизора.

«Зря ты с уроков убегаешь».

Он отыскал в темноте мою руку и стиснул ее. Так мы просидели, пока шла программа. Показывали тюменских геологов, но я ничего не запомнила.

«Почему ты не был на зоологии?»

Он пожал плечами. Сказала ему, что будет комсомольское собрание, о его поведении заговорят. Что же мне-то делать? Не могу его защищать. Все знают или догадываются о нашей дружбе.

«Как мне собранье-то вести?»

Он молча дожал мне руку. Подумал и сказал:

«Больше тебя не подведу».

3 февраля. Воскресенье. После ужина села к телевизору, но Балдин не давал смотреть передачу. К нему подоспел Абдрахман, и оба меня толкали. Пришел Валерка. Раздвинул их и сел рядом, взял мою руку. Я отдернула.

«Хочешь послушать Лермонтова?»

И стал негромко декламировать. Читал долго. Мне запомнились фразы: «С детских лет он таскался из одного пансиона в другой и наконец увенчал свои странствия вступлением в университет согласно воле своей премудрой маменьки». «Печорин с товарищами являлся также на всех гуляньях. Держась под руки, они прохаживались между вереницами карет…» «Приближалось для Печорина время экзамена: он в продолжение года почти не ходил на лекции и намеревался теперь пожертвовать несколько ночей науке и одним прыжком догнать товарищей…»

«Я этого не помню», — сказала я.

«Это из «Княгини Лиговской», — самодовольно произнес Валерка.

Балдин захлопал в ладоши, заорал. Абдрахман удивлялся, зачем Валерка истязает себя зубрежкой. А он похвалился, что может выучить наизусть всего «Героя нашего времени».

«Не память, а магнитофонная лента!» — восхищался Мишка.

Валерик сжал мою руку, пальцы теплые, ласковые. «Милый», — подумала я, но выдернула руку. Было радостно, что он хвастается передо мной. Захочет — станет отличником. Будет разговор на собрании о Валерике, я так и скажу всем.

3 апреля. Помирилась с Валеркой. После комсомольского собрания, где я его покритиковала, все в классе думали, что мы с ним рассорились. Но мы поссорились по другой причине. Он выучил наизусть стихотворение М. Ю. Лермонтова «1831-го июня 11 дня». Цитировал его и издевался надо мною. «Я к состоянью этому привык, Но ясно выразить его б не мог Ни ангельский, ни демонский язык: Они таких не ведают тревог, В одном все чисто, а в другом все зло. Лишь в человеке встретиться могло Священное с порочным. Все его Мученья происходят от того».

«Это неправда, — убеждала я Валерика. — Мученья происходят от того, что мы живем не по совести».

Посмеиваясь, Валерка читал:

«Так жизнь скучна, когда боренья нет. В минувшее проникнув, различить В ней мало дел мы можем, в цвете лет Она души не будет веселить. Мне нужно действовать, я каждый день Бессмертным сделать бы желал, как тень Великого героя, и понять Я не могу, что значит отдыхать».

«Вот и действуй! Учись хорошо», — говорила я ему.

«Жажда бытия Во мне сильней страданий роковых, Хотя я презираю жизнь других…»

«Ты можешь своими словами отвечать? Своей головой думать?»

Вот когда он обиделся на меня! А теперь мы помирились с ним.

Все-таки я люблю его, люблю, люблю, люблю…

13 апреля. У меня несчастье. Запишу все по порядку. Над сугробами больше нет буранов, бормочет вода, стекающая с крыши, грачи кричат на березах, ручьи искорежили дорогу… Завхоз Луков, высокий, сутулый старик, приволок во двор два больших скворечника. Три дня стругал бревно, приколачивал к нему перекладину, получилось что-то похожее на корабельную мачту. Учащиеся подолгу толпились возле этой мачты, ожидая, когда завхоз приколотит домики для скворцов к мачте и станет поднимать «птичий поселок» в небо. Эти домики для скворцов почему-то напомнили мне о доме Гули Булатовой, о семье. Размечталась о детдоме и несколько раз разговаривали с Найденовой о замужестве. У меня возникло нетерпение: скорее бы завхоз поднял свою мачту для скворцов. И я загадала: если он поставит мачту завтра, то я выйду замуж за Подкидышева. Сегодня случилась беда. Во двор вышел учитель зоологии, мы высыпали за ним.