Вот собака, кошка, петух и гусь подошли совсем близко. Кошка сразу заметила кончик волчьего хвоста, который нечаянно остался торчать из- под хвороста. Посмотрела она одним глазом, посмотрела другим, решила, что это мышь и — хоп! — кинулась на него. Волк испугался, завопил во всю глотку и помчался в лес.

При виде такой огромной мыши кошка перепугалась, вспрыгнула на ёлку, где медведь спрятался. И только тогда заметила там страшного зверя, когда вонзила ему в нос все десять когтей. Медведь заорал ещё громче волка, спрыгнул с верхушки ели, вывихнул себе шею и тоже удрал в лес.

А петух и гусь взлетели на крышу. Гусь голосил так, что на весь свет было слышно:

— Га-га, поймать бы врага! Поймать бы врага, га-га-га!

И лиса не усидела на месте, подумала, что эти двое пришли не иначе как за ней. Она света не взвидела, помчалась по гребню крыши и свалилась кубарем в крапиву. Обстрекала морду, даже расхворалась потом надолго от испуга. И нашла она своих друзей лишь на третий день в Вильяндимаа {3} у ручья Синиалликас, где они жажду утоляли.

— Вот это была потасовка, братцы! — заохала лиса и тоже сунула свой нос в холодную воду.

— Ох-хо-хо, что уж об этом толковать. И то ладно, что шкуру свою спасли! — сказал медведь.

А волк благоразумно промолчал — побоялся, что ещё его самого возьмут в переделку.

Так окончилось это хождение в суд и исполнение судебного решения. Все были рады, что не произошло чего-нибудь похуже, и никто больше не осмеливался подходить близко к деревне.

А старый Карья-Эку жил припеваючи до конца дней своих.

ВОЛК И ТЕТЕРЕВ

Волк грустно сидел под берёзой, тетерев сидел на верхушке берёзы и токовал так, что на весь лес отдавалось.

Когда тетерев прервал на миг своё пение, волк пожаловался:

— Видишь ли, дорогой сосед, я, бедный, с голоду подыхаю!

— Как так, почему ж ты подыхаешь с голоду? — спросил тетерев.

— Слишком знакома пастухам моя шуба. Как только покажусь где-нибудь, они принимаются вопить и натравливать на меня собак. С самой весны молодой баранинки не пробовал.

— Скверная история, очень скверная история, — согласился тетерев.

— Да, история скверная, это и я говорю, — вздохнул волк.

Тетерев потоковал ещё чуточку, подумал да и посоветовал:

— Разведи огонь, раздуй пламя, прыгни через пламя десять раз туда и обратно. Вот увидишь, что цвет шерсти переменится. Тогда пастухи больше тебя не узнают, хоть под носом у них разгуливай.

— Вот толковый совет! Сразу видно, что имеешь дело с настоящим другом! — обрадовался волк, разыскал укрытое от ветра местечко, развёл огонь и прыгнул через пламя десять раз туда и обратно.

Отпрыгав полностью, сколько было положено, пошёл он к роднику, посмотрел в воду на своё отражение. Посмотрел и видит: цвет шерсти, действительно, переменился.

Но с того дня дела у бедного дядюшки-волка пошли ещё хуже. Пастушата узнают его по сильному запаху, который идет от опалённой шубы.

— Ах ты, обманщик, ну, и надул же ты меня! — проклинал тетерева волк. И сейчас ещё он на него сердит.

ОХ-ОХ, ОХ-ОХ, БАРАНИЙ РОГ

Однажды, когда среди волчьего племени царил страшный голод, Лесной Отец разрешил самому тощему волку загрызть барана.

Волк тотчас побежал на пастбище, отозвал барана в сторонку и сказал:

— Теперь немного потерпи и не двигайся — я хочу тебя загрызть.

— Не смеешь! — ответил баран.

— Смею, братец, ты только стой смирно! — сказал волк.

— Кто тебе разрешил?

— Сам Лесной Отец разрешил!

— Да ведь я не из леса родом, мой дом в деревне.

— Ничего не значит! На съеденье ты предназначен — на съеденье ты и пойдешь!

Увидел баран, что нет никакого спасения, и принялся умолять волка жалобным голосом:

— Волчок, золотко, позволь мне пожить до осени. Видишь, я тощ и костляв, как жердь, какая тебе от такого жалкого корысть? Вот осенью другое дело: летом я постараюсь хорошенько откормиться, стану жирным и толстым.

И волк согласился: на этот раз он оставит барану жизнь, а осенью вернётся и потребует свою долю.

Волк вновь отправился к Лесному Отцу, с грустью пожаловался:

— В брюхе пусто, хотел бы поесть.

— Разве с бараном ты уже покончил? — спросил Лесной Отец.

— Нет ещё… Баран остался поправляться и жир нагуливать, — ответил волк.

— Ну, тогда ступай и съешь свинью, — сказал Лесной Отец.

Волк, подпрыгнув от радости, тотчас побежал в поле, отозвал в сторонку одну из свиней, сказал:

— Теперь, хрюшка, потерпи и не двигайся — я тебя загрызу.

— Не смеешь! — воскликнула свинья.

— Смею, — хвастливо сказал волк. — Ты только постой смирно!

— А разрешение есть?

— Есть.

— Где ты получил его?

— От самого Лесного Отца получил.

— Разрешение Лесного Отца не в счёт, я не из леса родом, мой дом в деревне.

— Ничего не значит. На съеденье ты предназначена — на съеденье ты и пойдешь.

Увидала свинья, что нет больше никакого спасения, и начала жалобно просить:

— Волчок, золотко, позволь мне пожить ещё до осени. Видишь — я костлявая и тощая, как жердь, что за толк от такой жалкой? Вот осенью совсем другое дело: нагуляю я себе жирные бока, к тому же приведу к тебе заодно целый выводок крошечных круглых поросят.

Волк думал-думал да и согласился: на этот раз он оставит свинье жизнь, а к зиме вернётся и потребует свою долю.

Вот волк и отправился в третий раз к Лесному Отцу, глубоко вздохнул, с грустью пожаловался:

— В брюхе пусто, хотелось бы поесть.

— Разве ты уже покончил со свиньёй? — спросил Лесной Отец.

— Нет ещё… Свинья будет до ранней зимы жирные бока нагуливать, — ответил волк.

— Ну, тогда ступай и съешь лошадь, — сказал Лесной Отец.

Волк тотчас примчался во весь дух на выгон, бросил взгляд на самую большую лошадь, отозвал её в сторонку, сказал:

— Подожди, меринок… Постой, меринок… Не двигайся, меринок! Я тебя сейчас загрызу.

— Не смеешь, — ответил конь.

— Смею, — сказал волк хвастливо, — только стой, братец, смирно!

— Кто тебе разрешил меня съесть? — спросил конь.

— Лесной Отец разрешил.

— Это разрешение недействительно — у меня совсем другой хозяин.

— Ничего не значит. На съеденье ты предназначен — на съеденье ты и пойдёшь.

Увидал тогда и конь: спасения нет. Собрал он всю свою хитрость и сказал:

— Ты, конечно, можешь это сделать, но пользы никакой от меня не будет. Зимой сено кончилось, пришлось есть солому с крыши. Ещё и сейчас соломинки под кожей колются. К Мартынову дню дело было бы иное: подкормлюсь несколько месяцев клевером, поем овса…

Волк подумал-подумал, взвесил всё, согласился и на этот раз: он пока оставит мерину жизнь, а к Мартынову дню вернётся и потребует свою долю.

Так-то вот привела волка путь-дорожка опять к Лесному Отцу. Серый охал и вздыхал от голода и никак не решался приступить к делу.

Наконец Лесной Отец спросил у волка:

— Ну, лесная собака, какое дело тебя опять ко мне привело?

— Голод привёл, голод! — пожаловался волк.

— Что ж, разве с лошадью уже покончено? — спросил Лесной Отец.

— Нет ещё… Лошадь осталась сил набираться к Мартынову дню, — ответил волк.

Тут Лесной Отец рассердился, нахмурил брови, указал пальцем на дверь и сказал:

— Чего же тебе ещё, ступай и ешь грибы да ягоды, пока твоя скотина не разжиреет как следует.

Не помогли ни плач волка, ни вой — Лесной Отец остался твёрд в своём решении, пришлось уйти и питаться грибами да ягодами!

Как только наступила осень, волк первым делом затрусил к свинье. Свинья как раз в картошке рылась, по пятам за ней — поросячий выводок. Волк поклонился вежливо и сказал:

— Будьте здоровеньки… Всё лето, видишь ли, жил на грибах и ягодах, пришёл вот за тобой, чтоб снова мясца отведать.