Изменить стиль страницы

— Если бы ты был настоящий друг, — строго сказала Сабина, — ты бы не позволил ему бежать.

— Вот именно, — подхватила Галкина. — Мы обдумали все, обсудили, начинаем борьбу с его отцом, и теперь, пожалуйста, — сюрприз, все кверху ногами!

— Ты обязан был задержать Сережу, — повторила Сабина. — С его стороны это малодушие, глупый шаг.

— Думаете, я не говорил ему, да? — с обидой сказал Димка. — Еще как уговаривал! А он свое: «Не хочу больше с этим пропойцей и мучителем жить! Сбегу из города. Все равно теперь вся школа будет знать!» Я его целый час уговаривал. Если бы не я, Серега, может, и в самом деле удрал бы куда-нибудь в Сибирь или на Кубу. А так…

Димка вдруг замолчал, не договорив чего-то самого главного.

— Что — а так? — разом спросили Сабина и Валя.

Он исподлобья взглянул на застывшие в ожидании лица девочек и тяжко, безнадежно вздохнул, словно бы говоря этим вздохом: разве от вас что утаишь!

— А так на чердаке прячется. Дома ни одного дня не захотел больше оставаться. Вот и упросил я его переждать несколько дней на чердаке. А я за это время должен продать самокат, добыть компас, рюкзак, еще там что потребуется. Потом уж окончательно решим, куда ему подаваться.

— И ты бы стал все это делать? — расширив и без того большие глаза, спросила Сабина.

— Откуда я знаю, — теребя лохматую ручку портфеля, сказал Димка и добавил: — Надо же как-то помогать. Сказал, что ни домой, ни в школу теперь не вернется.

Какое-то время все трое молчали. Не замечали ни людей, шагавших рядом по тротуару, ни их разноголосого говора, ни машин.

Галкина первая нарушила молчание:

— Но ты ему говорил, что наше звено решило дать бой его отцу?

— Конечно, говорил.

— И он что?

— Ничего. Будто не слышит. Твердит свое: «Убегу, убегу. Мне теперь все равно». Уже и прощальное письмо написал: не ищите, не ждите. Больше, мол, так не могу. Не хотел отец быть человеком, так теперь пусть забудет, что у него есть сын. А мать просит не плакать, когда-нибудь заберет ее… Видите, разве ему теперь до нас?

— Просто не верится… — прошептала Сабина.

— Он и сейчас на чердаке? — спросила Валя Галкина, невольно оглядывая мрачно выделявшуюся на полутемном небе крышу ближайшего четырехэтажного дома.

— Где же ему еще быть! — мрачно ответил Димка. — Вчера потихоньку принес ему на чердак старое одеяло, резиновый круг вместо подушки, две бутылки воды. Утром купил батон, кефиру, а из дому мисочку супа отнес и картошки. Сейчас, — Димка озабоченно вздохнул, — снова пойду кормить. И еще надо разыскать, чем укрыться. Под одним байковым одеялом холодно. Говорит, продрог ночью. Если бы матрац был. А то настелили газет…

— Это невозможно! — Сабина взволнованно перебросила из руки в руку портфель. — Он же там простудится! Валя, надо что-то придумать. Ты понимаешь…

— Обожди! — воскликнула звеньевая. — Кажется, придумала! Наши близнецы, Мишка и Лешка! Недавно я видела, как санитары ругали Мишку за грязные руки. А он сказал: «Вот почистите три дня подряд картошку, тогда посмотрю, какие у вас будут руки!» Оказывается, у них мать и отец сейчас в экспедиции. Они же геологи. А Мишка и Лешка сами хозяйствуют. Вдруг их родители еще не приехали. Вот было бы здорово!

— А что, это идея! — оживленно сказал Димка, но тут же спохватился: — Только как я ему скажу? Ведь обещал молчать.

— Дима, — с укором проговорила Сабина, — ты опять больше о себе заботишься. Пойми: мы тоже переживаем за Сережу и должны сделать так, чтобы ему было хорошо.

— Да я что! — виновато сказал Димка. — Я поговорю с ним.

— Итак, — распорядилась Галкина, — мы с Сабиной сейчас идем к близнецам — все разузнаем, а ты положи в почтовый ящик Шубиных конверт со статьей из журнала. Твоя квартира двенадцатая?.. Ну, ожидай. Мы скоро вернемся…

Глава 8. Мечта о далеком острове

Одиннадцать бестолковых i_010.png

Очень хотелось есть. Бутылка из-под кефира уже давно была пуста, хлеб съеден, даже воды не осталось. Еще бы, разве это обед — холодную картошку кефиром запил. И все. А супу так и не пришлось попробовать — споткнулся обо что-то во тьме и полетела кастрюлька. Хорошо хоть не на одеяло вылил.

И еще было холодно. Днем-то ничего, терпимо. Солнце немного нагревало крышу, а вот к вечеру без одеяла пропал бы.

Серега лежал у дымоходной трубы, грустно смотрел в фиолетовый, словно залитый чернилами, прямоугольничек чердачного окна с тремя бледными, чуть мерцавшими звездочками.

Нет, долго здесь не высидишь. Да и какой толк сидеть? Зачем он сдался на Димкины уговоры? Чего ждать? Что изменится? Разве только синяк пройдет. Так то не беда. Можно было бы и с синяком отправиться в путь. Плохо вот, денег маловато — четыре рубля. Конечно, если бы Димке удалось продать самокат, то ждать имеет смысл. С десятью рублями можно запросто две недели прожить. А до Одессы как-нибудь доехал бы зайцем. А там, если повезет, пробрался бы на пароход, спрятался бы где-нибудь в трюме, и порядок — здравствуй, Куба! Вот где жизнь! Почти круглый год солнце, жара! Красавицы пальмы, сахарный тростник, теплое синее море!

Вообще-то тут много неясного. Очень много. Где будет жить? Что будет делать? Учиться или работать? Не посадят ли его снова на пароход, чтобы отправить обратно? Но почему-то верилось, что все обойдется, все будет хорошо. Потом он вырастет, станет взрослым, сильным и вернется в Советский Союз. Тогда уж отец пальцем не посмеет его тронуть. А мама-то как обрадуется! Он привезет ей всяких подарков. И ребятам привезет. Хотя к тому времени они уже будут не ребята. Но это даже интересней — встретиться после стольких лет разлуки. Борька, наверно, станет ученым. Димка — каким-нибудь инженером. Валя Зайцева — артисткой. А может, получится так, что кто-то из ребят приедет на Кубу — туда же много ездит наших людей — и они встретятся. Он подойдет сзади и — хлоп по плечу: «Здорово, Профессор!» Или: «Привет, Валюха!»

Серега даже заулыбался, представляя эту возможную радостную встречу. Но в следующую секунду улыбка на его лице погасла — где-то внизу, на лестнице, хлопнула дверь. Серега приподнялся на локте, замер… Но нет, ни близких шагов не слышно, ни дребезжания железной лестницы, ведущей на чердак.

Почему, однако, не идет Димка? Давно бы пора. Уже часа два прошло, как закончились в школе уроки.

До чего же есть хочется! Корочка хотя бы какая завалялась. Серега сглотнул слюну, облизнулся. Нет, распускаться нельзя. И он тут же приказал себе не думать о еде. Серега был сильный человек, с выдержкой и волей, и умел приказывать себе. Да и что здесь такого — поголодал пяток часов! Недавно Елена Аркадьевна рассказывала, как несколько лет тому назад четверо наших советских моряков блуждали по океану на оторвавшейся в шторм барже целых сорок девять дней. Кожу от сапог ели, клей, исхудали, как скелеты, а духом все-таки не падали. Потому, наверно, и в живых остались. Да, главное, не падать духом. Не унывать! Впереди — солнечная Куба!

Конечно, как ни хороша Куба, он с удовольствием продолжал бы жить здесь, никуда бы не уезжал. Но что поделаешь, если приходится покидать дом, мать, друзей, школу. Он не виноват. Просто теперь у него нет другого выхода. Нет…

Неожиданно чуткое ухо Сереги уловило чьи-то осторожные шаги. Димка?.. Или не он?.. Похоже, шаги не одного человека… Серега сжался под одеялом. Беда, если это не Димка. Что как увидят его? Вполне могут. Они наверняка с фонариком. Но кто они? Что им нужно здесь вечером? Может, милиция? Или у кого-то замкнул провод телеантенны? А почему не видно света?.. Точно, не один. Шепчутся… Шаги сюда… Бежать? Или не заметят?..

— Серега, — явственно донеслось до его ушей. — Это я — Димка. Не бойся.

Серега ощутил, как упругими толчками бьется сердце. Испуг прошел, однако он не подавал голоса. Выжидал. Что за ерундовина — кто это еще с ним?

— Где ты, Серега? — Голос Димки дрожал. Наверно, ему самому было страшно.