— Ну, а ты, Касьян, жимани! — подзадорил Костю шутник и весельчак Дима Губкин из шестнадцатой квартиры. — Покажи этим хлюпикам настоящую работу!

Показывать Косте особенно было нечего, но все же, ухватившись за перекладину, он по всем правилам, держа ноги стрункой и оттянув носки, подтянулся девять раз.

— Понятно?! — выпятив губы, комически тряхнул Дима головой. — Что значит интернат!

Польщенный такой оценкой, Костя небрежно повел плечом.

— Это что! У нас один парень солнце крутит…

— Эге! Заливай больше! — презрительно сморщился Васька-Брехун. Сам Васька врал на каждом шагу, поэтому и другим ни в чем не верил. — Если хочешь знать, — важно сказал он, — солнце только мастера спорта могут делать!

— Не веришь, так приходи к нам в интернат — посмотришь! — обиделся Костя. — Сам Григорий Алексеевич занимается с ним. Отдельно.

Васька фыркнул:

— Сам Григорий Алексеевич! Чемпион мира!

— Чемпион не чемпион, а третье место на республиканских соревнованиях по гимнастике занял! — с достоинством отпарировал Костя. — Наш физрук. Потапов фамилия. Не слышал? Мастер спорта, не как-нибудь!

Косте захотелось рассказать ребятам еще что-нибудь об интернате. Например, о мастерской, где стоят четыре токарных, строгальный и два фрезерных станка, но в эту минуту подбежала Светлана — сестра Димы. Она подбежала на секундочку — только взять у брата ключи. Пока Дима вытаскивал из кармана ключи, Костя смотрел на Светлану. И другие ребята смотрели на нее. Светлана была самой красивой девочкой во дворе. Это уже все ребята давно признали, и многие из них, глядя на ее большие, карие глаза и толстую косу, перекинутую через плечо, тайно вздыхали про себя.

«А у нашей Тоньки глаза даже красивей», — почему-то подумал Костя…

Вечером большая и шумная семья Чуриковых собралась за столом. Пили чай. Наверное потому, что домой на субботу и воскресенье пришел старший сын, на столе нарядно белела чистая накрахмаленная скатерть, в вазочках искрилось варенье сразу двух сортов — черничное и вишневое, а на круглом блюдце, дразня желтым кремом и шоколадными листочками, красовался торт.

Костя был в центре внимания. Румяный и веселый, он сидел рядом с матерью и рассказывал об интернате. И почему-то забылись неприятные разговоры с воспитательницей, выговор на линейке. Он вспоминал всякие забавные истории — как в спальню залетел воробей, как его друг Митюха поспорил с ребятами и весь урок просидел с яблоком во рту…

— Так, выходит, что тебе уже нравится в интернате? — спросил отец.

— Ничего, — ответил Костя. — Жить можно.

— Ну, а рано вставать? Ты прошлый раз жаловался.

Костя пожал плечами.

— Привыкаю. Вообще-то, вставать неохота. А зато как встанешь, умоешься да сделаешь зарядку — красота! Нам Григорий Алексеевич говорил, что зарядка — это основа основ. Если всегда делать зарядку, то здоровый будешь и никакие болезни не страшны. И проживешь долго. Может, до ста лет. А то и больше.

— А до двести можно? — спросила Галка.

— Кто его знает… — с сомнением сказал Костя и неожиданно подмигнул сестренке: — Давай попробуем?

— И я хочу! — пропищала Аленка.

Все весело рассмеялись, а Костя взял с буфета будильник, завел его и поставил беленькую стрелку на цифру «7».

— Подъем в семь ноль-ноль, — сказал он и посмотрел на Вовку и Галку. — Согласны?

— Подумаешь! — хмыкнул Вовка. — Пап, помнишь, мы на рыбалку в пять часов вставали?

— А ты? — спросил Костя сестренку.

— И двести лет проживу? — хитро улыбнулась она.

— Гарантирую! — щедро пообещал Костя.

— И я хочу! — снова запищала Аленка.

— Тогда слушайте и выполняйте! — распорядился Костя. — Сейчас — мыться и по кроватям! Предупреждаю: кто не захочет вставать — за уши буду тянуть!

Будильник затрещал ровно в семь. Не открывая глаз, Костя протянул руку и надавил кнопку — точно рот зажал будильнику. Стало тихо. Лишь слышалось сладкое посапывание ребятишек. Глаза упорно не хотели открываться. Костя чувствовал, что снова погружается в мягкую, приятную дрему… Минута, вторая… Засыпает… Засыпает? Костя испуганно открыл глаза. Вот бы здорово получилось! Наговорил, нахвастался, а сам бы уснул и провалялся неизвестно до какого времени! Костя взглянул на Вовкину кровать: уж не подсмеивается ли над ним братишка? Напрасные страхи — Вовка спал как убитый.

Костя сбросил с себя одеяло, подбежал к Вовке и затряс его.

— Эй, лежебока! Поднимайся!

На рыбалку Вовка готов был вскочить в любую рань, а вот делать зарядку и жить целых два века он почему-то не желал. Он мычал, стонал, зарывался лицом в подушку. Но Костя был неумолим.

Пока Костя воевал с братишкой, сестры уже встали.

Зарядка так зарядка! По всем правилам делать! Костя открыл форточку, проветрил комнату, а затем скомандовал:

— На зарядку — становись!

Когда отец заглянул к ним в комнату, то удивился и довольно прищелкнул языком:

— Ай да молодцы!

Он и во время завтрака все продолжал повторять:

— Вот молодцы-то! Аннушка, — обращаясь к жене, говорил он, — да посмотри, дети-то у нас какие! Великолепные же дети!

— Да, да, — счастливо улыбаясь, отвечала она.

От улыбок и похвал родителей Костину грудь распирала радость. А может, и оттого еще, что в окне голубело чистое небо. Этот воскресный свободный день обещал быть теплым, солнечным — замечательным днем!

После завтрака Костя собрал грязную посуду и сказал, обращаясь к Вовке и Галке:

— А теперь пошли мыть.

— Да зачем, Костенька? — пыталась остановить мама. — Я сама вымою посуду.

— Почему обязательно ты? Пусть привыкают к самообслуживанию.

— И я хочу! — сказала Аленка.

И опять все засмеялись: очень уж забавно у нее это получается.

— Ну обождите, хоть воды вам нагрею, — сдалась мама.

В интернате Косте уже дважды пришлось дежурить в столовой. Поэтому вымыть тарелки и чашки для него теперь не составляло никакого труда. Зато Вовку обучить этому оказалось делом нелегким. И чашку держит как-то неловко — того гляди кокнет, и мочалка в его руке слушается плохо. У маленькой Аленки и то лучше получалось.

В самый разгар работы дверь на кухню отворилась и на пороге показался Гарик. Лицо у него было заспанное, волосы торчали во все стороны. Он увидел Костю с тарелкой в руке, Вовку, который старательно мыл в тазу с водой вилки, и девочек — они вытирали полотенцем посуду. Гарик поморгал глазами, открыл рот и так с разинутым ртом стоял несколько секунд. Потом губы его растянулись в улыбке.

— Картина! Комбинат бытового обслуживания! А-га-га! Ну, старик, я вижу, ты даешь! Обломали тебя в интернате.

Костя положил тарелку на стол и, чуть побледнев, сказал:

— Ты куда идешь? Вон в то заведение? Так иди, иди. Посиди там.

Гарик зло сощурил глаза.

— А у тебя язычок! Старик, попридержи его. Очень советую.

— Хорошо, хорошо, — спокойно ответил Костя. — А ты иди, иди, пока не занято. Посиди. О древних греках что-нибудь вспомни.

Костя говорил спокойно. А в душе у него все кипело. Он долго потом ходил по комнате, брался за книжку и все время думал о Гарике. Ему хотелось поспорить с ним, поругаться. Он нарочно вышел на кухню и стал ждать — не покажется ли Гарик. Однако Гарик не показывался. Лишь через дверь Костя услышал его раздраженный голос: «Маман! А почему не почищены мои туфли?» Виктория Львовна что-то ответила, но Костя не расслышал.

Стоя у окна, он смотрел во двор. Там было красиво и нарядно. Солнце золотило редкие, оставшиеся на деревьях листья. А те, которые упали, тоже казались золотыми. Среди этого щедро разбросанного золота там и сям чистыми синими блюдцами светились лужи. Возле одной из них расхаживали два сытых голубя, пили воду.

Эта тихая мирная картина успокоила Костю, и он уже думал, что нечего ему поджидать Гарика. Зачем? Начихать на него — пусть себе живет, как хочет. Лучше пойти во двор. Вон и Дима уже вышел. В руке у него палка. Может быть, в чижика собрался играть? Сейчас сразимся!